Особенности русской души

Иван аккуратно поцеловал Гилберта в кончик носа, от чего альбинос проснулся и, увидев перед собой лицо возлюбленного, сразу же заулыбался, затем хорошо потянулся и сладко зевнул. Все это время русский тепло улыбался он слез с саней, затем помог пруссу. Пока Иван уводил в загон лошадей, Гилберт осматривал окрестности. Огромный двор перед поместьем, который был покрыт снегом, так же были расчищены каменные дорожки, одна из которых вела на задний двор. Перед дорогой были посажены пушистые ели, невысокие деревья, ветви которых покрывал иней и казалось, что маленькие голубые иголочки. Не успел Гилберт рассмотреть все, как Иван подошел и, взяв того за руку, повел к парадной двери. Они не спеша поднялись на веранду, мельком прусс увидел горшки с засохшими цветами, лавочки и кое какой садовый хлам. Россия достал из кармана старый железный ключ и подошел к большой резной двери из красного дерева, по слою лака, можно было определить ее примерный возраст. Оба парня молчали, будто семейная пара, прожившая вместе сотню лет, понимающая друг друга лишь от одних жестов. Иван загадочно взглянул, на Гилберта, и на его лице появилась тень хищной улыбки, альбинос сразу же понял, что это значит. И вот через какое-то мгновение русский прижимал прусса спиной к двери, их языки сплетались в жарком поцелуе, а возбужденные тела больше не в состоянии скрывать своих истинных чувств. - Ваня… не здесь же… - сквозь стон прошептал альбинос, в его штанах уже давно было тесно, а сердце в груди колотилась так бешено, что вот-вот сломает все ребра и вырвется из груди. Все тело содрогнулось, когда сильные руки Ивана аккуратно обняли его и прижали к широкой груди, сейчас можно было услышать, как бьется сердце России, прусс, конечно, слышал о том, что когда оно выпадает, русский становится жестокой, способной на все страной, но только не сейчас. Гилберт прекрасно знал, что это его все тот же любимый и дорогой Ванюша, тот, кто забрал его, хоть и силой, после Великой Отечественной, тот, кто дарил тепло и ласку, хоть и получал в ответ злобу и ненависть, тот, кто любил его все те прожитые вместе годы. И вот они снова вместе. Стоят и прижимаются друг к другу, Сейчас двоим больше всего на свете хотелось, чтобы время остановилось. Русский вновь впился в родные и желанные губы, его язык хозяйничал во рту Гилберта, от чего альбинос заводился лишь сильнее обычного. Иван быстро нащупал рукой ручку двери, и они вместе шагнули в темноту. Не отрываясь от губ Гилберта, Иван нащупал на стене выключатель, и огромный зал осветило десятки ламп. - Дом я покажу позже... – в порыве страсти шепнул русский и принялся снимать с прусса верхнюю одежду. - Плевать сейчас на дом, не тяни – проскулил Гилберт, затем потерся возбужденным членом о бедро Ивана. В эту минуту двоим окончательно снесло крышу, парни одновременно избавлялись от обуви и кое какой одежды. Полуголые они добрались до следующей комнаты, которая была чуть меньше зала. Ее освещал лишь огонь из камина, от чего тени на стенах танцевали, танцевали так же, как и бабочки в животе Гилберта. Все прикосновения к телу Ивана отдавались ноющей болью в животе прусса, ему казалось, что любимый очень похудел, проведя ладонями по холодной коже, нельзя было не почувствовать выступающих костей, даже когда-то выпирающий животик, что так нравился Гилберту исчез. - Ванечка… ах.. Ва..ня.. – русский не позволял пруссу мыслить, даже связать толком двух слов, он умело ласкал тело любимого, медленно опуская того на пол у камина, Гилберт спиной почувствовал что то теплое и пушистое, затем почувствовал как чужие руки задрали его ноги, как влажные губы целовали его живот, как к его бедру прижимался не маленький орган Ивана. Все это сводило Гилберта с ума, он потерял ход времени, мир сейчас казался таким огромным, хотелось смеяться и плакать, хотелось всего и сразу. Всю ночь прусс таял в руках русского, наполняя комнату ахами и вздохами, которые потом переходили в стоны и разносились эхом по всему поместью. Проснулся Гилберт, когда за окном начинало рассветать, в комнате было довольно холодно. Он аккуратно приподнялся на локтях и осмотрелся по сторонам, Огромная комната, напоминала столовую. В правой части стоял длинный стол из дерева, вокруг него такие же стулья с бархатной обивкой бордового цвета, затем взгляд скользнул на пол из красного дерева, только сейчас прусс заметил, что лежит на чем-то белом и пушистом, как оказалось, это было что-то вроде шкуры. - Ваня! – позвал Гилберт, но в ответ лишь громкое эхо, а потом тишина. Прусс тихо вздохнул и, укутавшись в зеленый плед, повернулся к камину. Сам он не уступал размаху дома, такой же большой, из мрамора и с каменной кладкой. Огонь был совсем слабым, Гилберту казалось, что он вот-вот потухнет и комната окончательно уйдет во мрак. Честно говоря, это немного пугало, быть одному, в таком огромном и холодном доме, Гилберт поджал к груди колени и прикрыл глаза, тихо теребя на груди небольшой серебряный крестик ручной работы, который так же подарил Иван. Гил носил, его не смотря на то, что давно уже не верил в бога, и каждый раз удивлялся вере русского, ему иногда казалось, что Ваня верит за двоих, каждый раз, как тащит его в очередной храм. Хоть в советское время Ивану и запретили посещать церковь, он делал это тихо, пока никто не видит. Сам Гилберт не мог долго находиться в таких местах, на глаза накатывались слезы, он сам не знал почему. Так же альбинос восхищался тем, сколько религий находится на территориях русского, особенно запомнился случай с шаманами, тогда Иван повез его в Сибирь на один очень захватывающий обряд, тогда они, кажется, вызывали духов удачи или… в общем, тогда Гил увидел свое первое Северное сияние. От всех этих воспоминаний на лице прусса появилась мечтательная улыбка. Иван тихо вошел в поместье через дверь заднего двора, в руках он нес небольшую охапку дров. Одет он был совсем не по погоде, в одних лишь брюках, босой и без рубахи русский прошел по коридору, на стенах, которого висели картины с теми, кто когда-то им правил. Так же были и семейные портреты, затем их сменяли старые, потертые фотографии со странами, которые входили в союз, их бережно хранили дорогие рамки. Так же на стенах висели и цветные фото маленькие и большие, где он с друзьями, союзниками, новыми боссами и его подчиненными, здесь были все, без исключения, порой, прогулявшись по этому коридору, складывается впечатление, что это картинная галерея, выставка старых снимков или семейный альбом. Но на самом деле это была жизнь Ивана, где запечатлено все, от взлетов до падений, от счастливого смеха и до горьких слез, от дружбы к предательству. Россия никогда и не думал избавляться от всех этих воспоминаний, ведь он всегда знал, что без прошлого не будет и будущего. Он помнил все, свои ошибки, войны, как вставал на ноги и падал на колени. Выйдя из этих «воспоминаний», Иван вздохнул и закрыл дверь. Вспомнив о возлюбленном, русский мигом отправился в комнат, в которой они провели ночь. От всего этого на щеках появился легкий румянец, а в глазах заплясали огоньки радости. Войдя в комнату, он посмотрел на лежащего Гилберта, подумав, что тот спит, Иван подкинул в камин дров и аккуратно залез к альбиносу под плед. - Ты где был, идиот, холодно же! – завизжал прусс и резко сел на полу, он отнял у ошарашенного русского плед и укутался в него с головой. – Ты где был… - уже успокоившись, добавил Гилберт. – Я замерз, и одному было страшно… - перешел тот на шепот. - Прости, нужно было сходить за дровами, иначе ты бы окоченел здесь. – с нежностью в голосе сказал Россия и поудобнее разлегся на полу, смотря в это время на дрожащего Гилберта. - Тогда почему так долго? – альбинос все не унимался, будто подозревал Брагинского в измене. - Так на улице все – чуть смеясь, добавил русский и положил руки под голову, слегка поиграв мышцами. Гилберт очарованно смотрел на молочную кожу любимого, затем до него наконец то дошло. - Ты ходил на улицу в таком виде!? Ты что, дебил? Заболеть хочешь. – прусс не на шутку завелся и начал отчитывать русского, говорить о страшных болезнях и о том, как он будет переживать за больного. - Ну это ты уже загнул – мило улыбаясь сказал Иван и потащил на себя Гилберта. Альбинос упал на широкую грудь и тихо вздохнул, он гладил ладонями кожу, пытаясь согреть любимого, затем он принялся целовать шею и плечи. Стоны Ивана всегда были лучшей наградой, так как русский актив до мозга костей и подобных вещей от него не дождешься. - Ванечка, а что это за дом такой? - тихо шепнул на ушко Гилберт, покусывая мочку. - Теперь это наш дом – довольно протянул русский и посмотрел на удивленного альбиноса. - В смысле, наш? Ты, что дом купил? - Ну вообще то, это поместье, мое родовое, я на этой земле еще с самого малу. Раньше он принадлежал мне и сестрам, теперь все разбежались, а за этим местом присматривать некому, кроме меня – тихо и грустно вздохнул Иван. – Но теперь у меня есть ты, и мы будем здесь жить вместе – Иван со всей нежностью поцеловал возлюбленного в губы, но тут их идиллию прервал телефонный звонок. Гилберт аккуратно выбрался и тихо сказал: - Ответь, вдруг что-то важное. Иван нехотя поднялся с пола и ушел в коридор, на звуки мобильного, через минуту на весь дом раздавалось неразборчивое эхо, которое отдалялось с каждой минутой. Через пару минут зазвонил и телефон Гилберта, парень укутался в одеяло и пошел на звуки мелодии, так как совсем не помнил, как раздевался. - Людвиг? Прости, что не звонил, я хотел сказать, но время… и там, не волнуйся я сейчас с Ваней… - Гилберт всячески пытался оправдаться перед младшим братом, но радостный крик в трубке его сразу же перебил. - Гил, братец! Что ты сделал с Брагинским, он мне пригласительную открытку прислал, на две недели, представляешь… это мой шанс, Гил, поговори с ним, я должен любыми средствами восстановить торговлю… - Людвиг был на седьмом небе , Гилберт же немного расстроился тому, что они не смогут провести все праздники вдвоем. - Хорошо, я поговорю на счет тебя… - прусс отключил телефон и пошел на голос Ивана - Я сказал, что решу все сам, какого вы во все это лезли!? – русский ходил по комнате, нервно кусая губы. – И в дом свой никого не пущу! Плевал я на ваши контракты! У меня тоже есть личная жизнь! Я не для этого брал этот отпуск! – Через минуту спокойный голос на том конце провода перешел на ругательства и Россия тут же притих. – Хорошо… понял… Всего доброго. – Иван убрал телефон и, поджав губы, взглянул на Гилберта. - Вань, что-то случилось? – альбинос подошел к русскому и прижался к груди. - Да.. –Иван процедил сквозь зубы – К нам едут участники большой восьмерки…