Пьяная моя любовь
24 июля 2015 г. в 00:22
Примечания:
Kaster - Пьяная моя любовь
таймлайн: 2014 год
«Ненавижу тебя».
Дрожащие пальцы еле попадают по клавишам, главное – не перепутать номер. Цифры Марко Ройс помнит так хорошо, будто они вытатуированы у него на руке вместе с датой рождения и собственным именем.
Клуб – спасение. Клуб – оазис в океане боли. Возможность изолироваться от реальности в маленьком алкогольном мире, веселом и порочном.
«Я убил бы тебя».
Какое-то время Марко даже было хорошо. Но градусы приносят не только расслабление. Градусы забирают все здравые мысли, и правда вылезает наружу. Всякая правда, без разбору.
Марко бы убил Роберта. За то, что уходит, и за то, что дает надежду, обрекая тем самым на разлуку. Попадись он сейчас на глаза…
«Чтоб твоя Бавария во вторую Бундеслигу скатилась!!!».
Детская озлобленность так в его стиле... Роберт молчит, зная, что Марко на вечеринке, и что такие нетрезвые сообщения – побочный её эффект. Откуда только берутся силы продолжать веселье, Ройс не знает, да и в общем-то знать не хочет.
«Ты для меня ничего не значишь».
Вранье входит в привычку так же, как и напускное забытье.
Когда к концу тусовки глубокой ночью Роберт забирает его из Ай-Рума, озираясь по сторонам (вдруг кто увидит), Марко не любит его.
Когда Роберт везет его домой, уставшего и вдрызг пьяного, то и дело бросая взгляд, Марко не любит его.
Когда поляк, поддерживая шатающегося Ройса, ведет его к дому, Марко всё ещё, мужественно сражаясь с самим собой, не любит его.
Как только закрываются двери, Марко устает притворяться.
Роберт подхватывает его и прижимает к стене прихожей, позволяя обвить свои бёдра ногами, и целует долго, не давая возможности сделать вдох.
«Пьяная моя любовь...», – думает Левандовски, но не озвучивает свои мысли, есть дела и поважнее.
А Марко всё равно. Чтобы не потерять сознание, он кусает губы поляка в поцелуе, стонет так громко, как только позволяют связки, и всеми своими действиями намекает на неизбежную скорую близость. Бесстыже улыбается.
Марко любит Роберта.
Любит и молится: «Только бы не исчез наутро».