А какой вкус у вашей жизни? Дневник безумия

      Мало помалу, на свете есть и всегда будут люди, кто зачастую принимает пустяк близко к сердцу.       Меня вы можете называть как угодно, давая различные не подходящие имена, но для самой себя я являюсь Юлей.       Папа очень хотел дочку, а моя мама сына. И до лет трех-четырех меня матушка называла Юрочка...Странно, согласитесь. А после, привыкнув к моей личности, стала величать Юлией.       Забавно, но отец одевал не как дочурку, а как истинного пацанёнка. Одежда состояла из спортивных, джинсовых костюмов и никаких платьев. Волосы с рождения были вьющимися, непослушными. Все время торчали "завитушки" в разные стороны. Поэтому в семье мужчиной было принято решение подстригать меня под "горшок". Иначе каре на ножках из моих локонов и не назовешь.       Открывая свой старый, потертый от времени и с разваливающейся твердой обложкой семейный альбом, на первых станицах фотография меня в возрасте годиков двух, наверно. На заднем фоне стоят большие камни с пластмассовой зеленью, а на переднем плане я, в бледно розовом платье с маленькими цветочками в обнимку с мягкой игрушкой льва моего роста. Надутые пухленькие щечки, большие глазища каре-зеленого цвета с длинными ресницами и...короткая стрижка. В такое платьишко меня одели воспитатели.       Свой детский садик я помню очень малыми отрывками в своей памяти.       Много снега, большие сугробы, детская площадка. И я, как предводитель зимних пиратов саботирую своих друзей по группе: Мишу и Ваню.       — Давайте, пока не видит воспитатель, сделаем туннель здесь и сбежим домой? — мальчишки-близнецы заулыбавшись, мигом подхватили мой озорной настрой и, притащив самые большие детские совки, принялись за дело. Я тоже не осталась в стороне.       В итоге по истечению часа, а дольше нас не выводили на улицу, у нас из скопления снега появился некий домик.       — Уф, — вздыхала я с румянцем на лице от мороза, — вечером продолжим!       И знаете чем закончился наш маленький мятеж против системы? Правильно, наши раскопки привели нас к забору детской площадки. В добавок, нас хорошенько отругали за то, что долго не отзывались и нас могло просто этой большой кучей снега завалить.       В руках оказывается та самая общая фотография, с первым воспитателем и друзей. Себя нашла между близнецами. Невольно на устах появляется улыбка. Миша был таким спокойным, добрым, а Ваня - просто сорвиголова, живчик, веселый. Они дополняли друг друга. Но они уехали сразу же, после садика. Так я больше их и не видела.       И еще был один мальчик, с кем я очень интенсивно общалась. Он был таким крепеньким, очи чуть раскосые, но такие черные, такие глубокие, как у медведя - черные глаза-пуговицы. Тайком от родителей, когда меня приводили к нему в гости, мы из-под стола доставали полуживого тамагочи и кормили его, лечили. А он умирал раз за разом. Обидно, ну.       Какая-то появляется ностальгия по тем дням беззаботной жизни. Играть в приставку только по разрешению родителей, смотреть телевизор дальше, чем полметра, гулять по заброшенным постройкам, с трясущимися коленками и с выпрыгивающем сердцем из груди. Очень, до жути, боялась таких мест, словно там есть еще кто-то или что-то, сотканная своим воображением Бабайка.       Были конечно и плохие события. Ну на своем примере докажу.       У вас был прибит дома линолеум к полу? Нет? А у меня да. Шов красовался в коридоре. Упросив отца повесить самодельные качели, я ,с душой птички, каталась себе вдоволь. Плюс, каким-то задним местом, в голову пришла идея прыгать-падать с качелей и стараться пригнуть голову, чтобы не ударило. Знаете же правило: раз в год и палка стреляет? Оно сработало на моей персоне.       Сильный подзатыльник, я прохожусь подбородком по тому самому шву. В глазах слегка темнеет, сзади прибегает мама. Ее лицо искривляется в ужасе.       Представьте, ваша дочка, подбегает к вам и говорит, что все хорошо, а на полу кровища и у нее пол подбородка висит как кусок мяса? Прелесть.       Она обвязала трясущимися руками зачем-то мою голову шарфом, я улыбалась, старалась успокоить маму.       — Мамочка, — слезы на глазах не только у меня выступали, — все в порядке, мне не больно.       Такой закаленный сталью человечек. Обычно дети плачут, кричат, орут, брыкаются у врачей. Моя же личность просто сидела и переносила процесс зашивания.       Дядя доктор даже по началу стал меня отвлекать, — Ой какая красивая девочка, можешь головку поднять? Тебе не больно? Хочешь конфетку дам? А каких животных ты любишь?       Я же как партизан лыбилась и отвечала, — Мне не больно, я не хочу чтобы плакала мама.       На следующий день хвасталась всем своим боевым ранением.       В пять лет моя мама познакомилась с одной молодой женщиной, почти что одногодки. И началась моя новая страница дружбы с Дарьей, ее младшей сестричкой Алиной и братиком Сашей.       Ох мы были сорванцами. В пустом шкафу мы поджигали листочки и дышали этой гадостью. Потом мы начали поджигать не только листы бумаги, но и волосы, которые остригали друг у друга, пластилин. Что только не шло в ход. Мне сожгли челку, зато довольные и счастливые. Хотя сильно напуганными были.       Нас бросили словно маленьких котят, показав один раз как надо "охотиться". Предоставлены сами себе.       Отец Даши очень сильно в то время увлекся лепкой, накупив море пластилина, на обычной доске из ДВП он сотворил целый город, с колокольней, мостом, огромнейшей крепостью. Миниатюрные фигурки лошадей и солдатиков были потрясающими. Но со своими косыми руками, у моего индивидуума получались не кирпичи, а какие-то сосиски. А так хотелось сотворить такое же.       У своей подружки не часто, но оставалась ночевать. Однако я не могу назвать сном то, что происходило в данное время суток. Это был ночной марш-бросок в моем исполнении против постояльцев: то правая рука Даши окажется у меня на шее и она с удовольствием начинает зажимать к себе, словно мягкую подушку; то Алина стаскивает единственное одеяло, замотавшись в него как гусеница, оставив нас мерзнуть под открытой форточкой; то Даша и Алина вместе начинали брыкаться и пинаться, в следствии чего у меня новые шишки и синяки. И даже после такого, каждая из нас была бодрой весь день. Удивительно.       А как мы купались в ванной, и я пугала Дарью тем, что если она откроет пробку, то из воронки появится акула и сожрет нас!       Все потому, что однажды в ванну через слив забрался маленький паучок, с длинными тонкими лапами. Естественно, я визжала как девчонка. Вот и придумала эту байку про зубастую рыбину, дабы вдвоем бояться, весело и не так страшно.       В гостях родители Дашки всегда нас хвалили за каракули, что мы рисовали. Было приятно, хотелось продолжать творить и дальше. Дома было все иначе.       Сухое, — Ага, хорошо, — все, что я слышала от близких. Жутко обидно, завидно.       Там бабушка приезжала каждые выходные и кормила своими вкуснейшими тортами и пирожками, а у меня - скандалы, ссоры, битье посуды и кроткое, — Уйди.       Гулянки отца где-то, мамина меланхолия с музыкой в наушниках возле музыкального центра, и мое сознание того, что все будет "хорошо".       После трудных разговоров между ними, папа уходил к друзьям на несколько дней, а мама плакала. Приходила я, всегда гладила по ее мягким волосам, улыбалась от всей души, говоря что-то хорошее, успокаивающее.       Многие молодые семьи переживают свой кризис в начале совместной жизни. Моя личность чувствовала себя просто ненужной, словно предмет быта, который служит "подушкой" и "утешением" для женщины. Надломился мой титановый стержень стойкости, закрывая меня от остального мира.       Но все же я оставалась лучезарным, радостным ребенком.