Bleach Poems

Я открываю с закатом привычные ставни, Ставлю на подоконник стакан молока. Грущу всё и венчаю ночь с зарёю ранней, Но не перестаю ждать тебя издалека. Встречаю день, щекой приникши к доскам, И проклинаю слабые на сон свои глаза. Ерошу волосы под шляпой, что в полоску, И чую, как тень под нею рвёт моя слеза. Очередной провал и я захлопываю раму – День никогда тебе не прорисует путь. Тьма, золото Луны – стихия знатной дамы, И я упорно верю: они ко мне её ведут. Дни топью кажутся, и саднит тоской душа, А в зелени одежд я хороню надежду. Живу привычкой: слушать ветер, не дыша, И греть по вечерам молоко прилежно. Когда же яблоко светила тьма проглотит, Я, точно зомби, направляюсь к окну. Комната зевает в ночь, а сердце колотит, В тенях стараясь узреть кошку одну. Месяц негаданно мне плывёт на подмогу, Серебром расшивая мрак и печаль. Лунные нити выстилают путникам дорогу, Вдруг и для тебя сократят они даль? Горечь кофе отдаёт осадком реальности, Сколько чашек же выпить мне ещё? Чтобы пробудиться от ненормальности? Чтоб дождаться-таки любимое лицо… Где же ты бегаешь до сих пор, Йоруичи? Сто лет – это много. Даже для нас. Что ищешь упрямо в кошачьем обличье? И тайну скрываешь в золоте глаз? Дым млечного пара в заре истончается, Ожидания яд мой смывает рассвет. Ясность в отчаянных мыслях теряется, Утро бессчётное, но тебя опять нет. Свет глаза сушит, шляпа катится в дрёму. В сердце – мольба к седым облакам. Вспомни меня, нас, и путь к милому дому, Сжалься и счёт прерви дням и годам. Я для тебя подам своё сердце на блюде, Щедро сдобрив его парным молоком. Выстелю лучший футон, ведь мы – люди, Кошка моя со своевольным хвостом. Гордость, свобода от пут жизни бренной, Брось в одиночестве мир свой искать. Я расскажу тебе тайны нашей вселенной, Дай нам лишь шанс в сказку попасть. Под гнётом снов лицо врезается в доски, Как же жестка моя реальная постель. День ласкает щеку велюровой шёрсткой, А в ушах звучит мурлыкающая трель. И грезится мне женщина, вовсе не кошка, Перебирающая солому прядей моих, Прыгнув грацией внутрь, села на окошко, Украшая его узорами изгибов нагих. Я робко шевелю ресницами, впуская явь, Вместо опасавшейся пустоты – дева. Хватаю в руки видение, приличья поправ: «Добро пожаловать домой, королева!» Под пальцами слышу забытой кожи шёлк, Ты улыбаешься до дрожи бесстыже, Признанья торопятся, но рот мой замолк: Поцелуи делают гораздо нас ближе… Вечер робко стучится по привычке в окно. И я вношу стакан молока бессменно. Ты спросонья тянешь носом – пахнет оно Моей верностью в веках неизменной. Смуглое тело кутается в болотную зелень, Но мой халат надеждой горит на тебе. Я умиляюсь, протягивая гостье угощенье, И боюсь: а вдруг это счастье во сне? Златые очи улыбку глупую лукаво лижут Под ритмы гула двух сердец в огне. Вкус молока касается губ, срывая крышу, Но горечь страха терзает душу мне. Ты смотришь с юным пылом и насмешкой, Будто и не прошло меж нас сто лет. И я топлю тревог пожар в родной усмешке, И заклинаю, чтоб не настал рассвет. Смеёшься, срываешь резко ткань с себя, Я сглатываю, косясь на ночь в окне. Но ты не кошкой запрыгиваешь на меня, И льнёшь так явственно, а не во сне. Я замыкаю руки, запуская пальцы в гриву, Ты близко-близко к сердцу моему. Мы шепчем о любви и верим в наше диво, Встречая день. И вечность. Наяву.