***
Первое, что попало в поле зрение, как только я разлепила глаза, был потолок. Белый, гладкий, режущий глаза и уже надоевший до тошноты в горле потолок. Каждый день, просыпаясь я вижу его и осознаю, что вся эта история с вампирами — не очередной реалистичный сон или игра умелого воображения, а жестокая, режущая и рушащая сознание реальность. Черт, как бы я хотела, чтобы все это оказалось просто сном или кошмаром и можно бы было проснуться в своей мягкой и родной постельке, просто щелкнув пальцами или ущипнув себя, как в придуманной наспех сказке. Просто, чтобы это все не существовало. Чтобы все это было просто выдумкой. Я ведь не прошу много. Просто оставьте меня в покое. Оставьте меня. Но… К сожалению, это не сказка, не сон и даже кошмар, а всего лишь мои глупые мечты, чтобы избежать той ужасной реальности, что поджидает буквально за углом, чтобы снова окунуть в пучину страха, волнений, переживаний и всех остальных чувств, которых я презираю. Презираю, но, тем не менее, чувствую. И этим я отвратна самой себе. Я ненавижу себя. Нет, не так. Я ненавижу то, чем я стала. А вот кстати и одна из тех «реальностей, поджидающих меня за углом». — Я вижу, ты уже проснулась. Ну как себя чувствуешь? — входная дверь громко хлопнула, вырывая из мыслей. Успевший надоесть за несколько дней голос, следующий после каждого моего пробуждения, снова раздался в моей комнате. Как и его хозяин, этот голос был до отказа пропитан фальшью и ложью. А так же и лишен манер. Ведь Батори никогда не стучался, перед тем как войти. — Не говори так, будто тебе действительно это интересно, — Ненавижу его. Ненавижу себя. Ненавижу вампиров. Ненавижу людей. Всех, всех, ВСЕХ ненавижу. Меня все это достало! Я хочу уйти отсюда. Оказаться там, где я смогу ничего не чувствовать. Не чувствовать всего этого дерьма. Хочу убежать — Когда мне можно будет приступить к своему заданию, которое мне дала Королева? — бледные и худые руки нервно трясутся. Не терпится сбежать отсюда. Сбежать наружу. Сбежать на поверхность. По крайней мере, там я не буду чувствовать себя так погано и смогу забыть все. Забыть весь этот ужас. Забыть все эти глупые страхи. Забыть кто я. Забыть, что я — 101RА2. 101RA2… 101RA2… 101RA2… Что? 101RA2? Что это значит? 101RA2… Знакомые цифры. До ноющей боли внутри головной черепицы знакомые цифры и буквы. Но вот только, что они значат? Почему я — 101RА2? Я… Голова болит. Не могу вспомнить. Словно этот неизвестный кусочек головоломки, хранящийся глубоко у меня в памяти не доступен. Словно что-то блокирует мои воспоминания, не позволяя их прочесть. Нет. Кто-то специально заблокировал их. Кто-то определенно не хочет, чтобы я знала, что значит 101RA2. Я не могу ничего вспомнить. Я не помню ничего. Я не помню себя. Я ненавижу себя. Я всех ненавижу. Я — 101RA2. Нет! Нет! НЕТ! Прекратите! Моя голова раскалывается! Мне больно! Мне плохо. Я боюсь. Страшно. Мне страшно… Папа, мама, пожалуйста, заберите меня. По щекам текут слезы. Слезы страха и отчаянья. Слезы, которые я, кажется, сдерживала очень много лет внутри себя, стараясь казаться сильной. Пожалуйста, кто-нибудь, заберите меня отсюда… Спасите меня… Пожалуйста… Обхватываю себя руками, нервно сжимая длинными трясущимися пальцами плечи, пытаясь хоть как-то защититься. Холодно. Впиваюсь ногтями в кожу, но не чувствую боли. Словно ее никогда и не было, этой боли. Верно, ее не было. Ничего изначально не было. А значит и страха не существовало. И меня не было. Все это выдумки. Чьи-то глупые фантазии. Была лишь пустота. Тягучая, темная и обволакивающая пустота, которая медленно, выжимая все соки, словно из лимона, забирает и меня в свои склизкие объятья. Так тепло… … Последнее, что я увидела, была самодовольная улыбка Батори. … Я проиграла.***
Холодно. Открываю глаза. Все тот же потолок. Все те же стены. Все та же комната. Все та же я. Все те же страхи. Все та же ненависть. Замкнутый круг. Я никогда отсюда не выберусь. Это мой персональный ад. Каждый день просыпаться в этой чертовой комнате. Каждый раз ненавидеть себя с каждым днем все больше и больше, проклиная свою никчемную жизнь. И каждый день, открывая глаза, видеть лицо этого… — Что ты здесь делаешь? — ни капли удивления, только легкая отстраненность и прямое безразличие. Нужно было спросить, и я спросила. На самом деле мне абсолютно фиолетово, что в моей комнате забыл этот ходячий сгусток снега и льда, который тает, стоит лишь только упомянуть его названного брата. Мне на него абсолютно наплевать. Как в принципе и на все остальное. Мелко брошенного взгляда хватает, чтобы явно выразить всю незаинтересованность в оппоненте, и я отворачиваюсь. Потолок, по-моему, намного интересней. — Мы с тобой похожи. Усмехаюсь. Принимаю сидячее положение и впиваюсь зелеными глазами в фигуру голубоглазого вампира. Он стоит рядом, прямо надо мной, будто демон, загнавший свою жертву в угол и уже готовый поглотить ее душу. Голубые глаза смотрят внимательно в мои. В комнате темно, но я все равно, из-за легкого света из окна, могу разглядеть, что его глаза блестят странным блеском. Таким, словно среди всего этого сборища придурков, которое окружает его последние четыре года, он смог найти того, кто его по-настоящему сможет понять. Таким, словно он нашел родственную душу. Таким, словно Микаэль разглядел во мне кого-нибудь особенного. Снова усмехаюсь. Ложь. Выдумки. Фантазии. Я никому не нужна. И никто и никогда не будет нуждаться во мне. — И чем это мы с тобой похожи, Микаэль Хакуя? Вот теперь этот разговор определенно заинтересовал меня. Темно. И холодно. Чертовски холодно. Тело дрожит. Плечи подрагивают. Пальцы снова леденеют. Я всем телом чувствую напряжение, повисшие в комнате и по моей коже уже пробежал десяток мурашек то ли от холода, то ли от глаз, которые смотрят на меня с необычной серьезностью. Я впервые вижу такой взгляд. И он затягивает. Это не так, как смотреть на все происходящее со стороны, через монитор ноутбука. Это не так, как быть просто зрителем в зале и наблюдать за игрой актеров. Это чувство не передать словами. Словно ты сам стал актером, стал частью задуманного злодейкой-судьбой спектакля и должен сыграть свою роль. Сыграть или умереть. — Ненависть. Смотря на себя каждый день в зеркало, это чувство поглощает нас, и мы начинаем ненавидеть себя еще больше, чем прежде. Мы ненавидим себя больше всех на свете. За нашу сущность, за наши страхи, за то, что мы вообще еще существуем и хотим поскорее умереть. Эти слова звучали как приговор. Приговор, который я в тайне хотела, но не могла огласить, так как боялась его значения. В глубине души я уже давно поняла, что ненавижу себя, но не хотела этого принимать. А сейчас… Это было так, будто он сказал все за меня. Сказал то, чего я боялась. — Возможно, ты прав. Возможно, я ненавижу себя. Возможно, я хочу умереть. Но тебе то, какое до этого дело? — Мы похожи У него пластинка что ли заела? Что он твердит одно и тоже, словно охранник в тюрьме, который обязан повторять каждый раз заученную наизусть речь? «Мы похожи, мы похожи». Задолбал! — Возможно. Только есть одна маленькая деталь, которой мы отличаемся. У тебя же есть тот, кого ты хочешь защитить и ради кого должен заставлять себя жить и страдать. Я же могу спокойно покончить с собой, так как у меня ничего нету в этом Мире, и ничего меня не держит. — Но ты почему-то еще жива. Гаденыш. — Не хочешь рассказать почему? Я его точно когда-нибудь убью. Точно говорю, я его убью. — Не хочу, — отворачиваюсь, словно обиженный ребенок — Зачем ты сюда вообще пришел? Выяснить, почему я все еще тебе мозолю глаза и поскорей не покончила с собой? Он меня бесит. Бесит и все тут. Своим любопытством, своим превосходством, ясно виднеющимся в глазах, и вообще всем своим существованием. — Если так, то я специально тебе назло еще долго буду жить и своими руками тебя прикончу. Бесишь меня. — Ну тогда я буду с нетерпеньем ждать своей смерти. Я наверное сбрендила, но мне показалось, что буквально на секунду на его губах появилось что-то, едва похожее на подобие улыбки.