Две стороны

Он смотрел на полыхающий оттенками красного закат, стоя на зеленом от травы пригорке, обдуваемом мягкими потоками ветра. В растрепанных каштановых локонах запутывался серый пепел, который сердобольный ветер приносил даже сюда, будто не хотел, чтобы он уходил, и уговаривал остаться. Позади тоже полыхало то, что Джеймс привык называть своим домом. Нельзя оставлять после себя следы, память. Стереть все подчистую, иначе захочется вернуться. Хотелось в любом случае, но так по крайней мере, некуда, не за что зацепиться снова. Нужно делать так, чтобы никто не ждал, не искал. Разница лишь в том, что теперь он делал это один. Он бежал. Бежал от мира, от людей. От него. От себя. «Твое место здесь, куда ты пойдешь?» «У нас нет дома» Сжимая зубы, он смотрел вперед, на горящий горизонт, который один не обжигал нутро и сулил успокоение. Он не смел даже закрыть глаза, чтобы не дать тяжести где-то в груди расползтись дальше. В светлых глазах алел заканчивающийся день. Сделать первые шаги было до смешного тяжело, тело и разум не желали работать сообща. Спиной Джеймс ощущал всезнающий взгляд своего персонального проклятия. Он, конечно же, не следил, но Макэвой словно наяву слышал его усмешку, которая царапала спину под заляпанным багровыми сухими пятнами камзолом. Прочь. Чтобы больше не видеть, не слышать, не знать. Прочь. «Я дал тебе мир» И забрал все остальное, что было у Джеймса. Он предпочитал не думать, что не удастся уйти от Майкла навсегда. Его никто не держал, но чувства свободы не было, будто охотничий пес шел по его следу, а вокруг спрятаны капканы. Ничего, нужно только сделать очередной шаг. Он бежал к затухающему горизонту, и сзади больше не было видно догорающий особняк, он уже не слышал людей, которые пытались спасти от огня, как им казалось, его владельца и, наконец, спину больше не раздирала ненавистная усмешка. Но остановился Джеймс не скоро. *** — Зачем, подобно римскому безумцу, Кончать с собою, бросившись на меч? Пока живых я вижу, лучше буду Их убивать. Спектакль был в самом разгаре, а Джеймс, играющий главную роль, на всем протяжении его пытался не упустить своих реплик и попросту не сбиться, завернув не туда или прервавшись. Все это, конечно, было внутри, ведь играл, как всегда, безукоризненно, иначе на его месте был бы кто-то иной. Наслаждаться процессом игры сегодня не получалось, но разочаровать полный зал он не смел, хотя впервые хотелось просто уйти. Беспокойство ходило вверх-вниз по позвоночнику, нашептывая, что что-то сегодня, сейчас, не так. Джеймс, невольно поддаваясь этому настойчивому шепотку подсознания, вслушивался в шорохи одежды актеров и зрителей, их тихие разговоры в зале и за кулисами, выхватывал движения, но ничего не находил. Возможно, стоит просто отдохнуть, потому что в последнее время он слишком много времени проводил в театре. — Из всех людей я лишь с одним тобой Встречаться не хотел. И так уж кровью Твоих домашних дух мой отягчен! Скосив в очередной раз взгляд в зал, он встретился с внимательными глазами зрителя, занимавшего место на одном из балконов. Этой доли секунды хватило для того, чтобы проклясть свое острое зрение, интуицию и одни боги знают что еще, получив в ответ улыбающийся прищур. Эти глаза Джеймс узнает где угодно, а их обладателя актер был бы рад не встречать еще сто, двести, триста лет. Но как бы то ни было, он должен был доиграть свою сегодняшнюю роль. Макэвой давно научился жить один, научился справляться с миром, который тек между пальцев без остановки, как сухой песок. Сначала было дико, было страшно, потому что с Майклом он этого не замечал с такой отчетливостью. Если вспомнить, тогда Джеймс был занят большей частью тем, что происходило с ним самим, пытаясь познать свою измененную сущность. А потом он оказался один посреди океана, который невозможно было остановить, который обтекал его, постоянно изменяясь. А Джеймс стоял на месте, и лишь иногда его сносило течением в эту пучину. Майкл говорил об этом. Но Майкл не объяснил все, а ведь мог. В конце концов ему удалось построить новую жизнь с нуля, не желая жить подобно бродячему зверю. Джеймсу доводилось видеть таких: таясь по заброшенным местам, они были похожи на бездумных животных или действительно такими были. Он ясно понимал, что кем бы он ни был теперь - чудовище из сказок или кто-то еще, - но так жить нельзя. Макэвой всегда жаждал что-то делать, что-то творить, нести в мир, а не только убивать для поддержания своего существования. Он не забыл, что такое быть человеком. Но он понимал, что сколько бы раз он не начинал заново – это будет по сути коротким мигом. А с возвращением того, кто сделал его вампиром, Джеймс почувствовал, что этот миг становится еще короче. Радость от появления своего бывшего любовника он предпочел не замечать, цепляясь за старую злость и неприятие. Тогда Джеймс уже не мог терпеть его отношение к людям. Но мыслей его Майкл Фассбендер не покидал. *** - Так значит, ты теперь актер. Признаться, я знал, что когда-нибудь им станешь. Фассбендер прохаживался по гостиной, с неподдельным интересом рассматривая обстановку. Ему действительно было интересно то, что связано с Джеймсом, его Джеймсом. Пусть он и сбежал, но его всегда можно было найти. Майкл понимал, что удержать он его все равно не смог бы, да и права не имел. Была ночь, когда старший вампир после всех встреч последовал за Джеймсом в его дом, даже не спросив дозволения. Знал, что впустит, чтоб тот ни думал о нем. Они слишком давно не видели друг друга, даже если думать, что любые сроки для фактически вечных существ – ничто. - Ты совсем не скучал? – Майкл перевел взгляд от одной из картин, прекрасно сочетающейся с интерьером, на Джеймса, который был почти спокоен на вид – глаза взбудораженные его выдавали. Играл он отменно, но вот при личном общении врать он не умел. Макэвой, раздраженно хмыкнув, перебрал какие-то бумаги и конверты, забытые здесь на столике, и поднял брови, встречаясь взглядом с ненавистным когда-то давно спутником. - Ты слишком самоуверен, как всегда. С удивлением молодой вампир отметил мягкость во взгляде Майкла, нежность и что-то невыразимое, что все-таки заставило зашевелиться в душе его (если она только была) воспоминания и чувства. Джеймс любил его, любил искренне, да только принять не смог. Убийств ради игры он не понимал, убийств не ради пропитания, а ради какого-то извращенного удовольствия. Это было дико, это было опасно. А Майкл не пытался понять его. - Ничего не забыл, моя птица? – незваный гость направился к парню, что едва ли не вздрогнул от обращения, которое не слышал вот уже более ста лет. Сердце пропустило удар, всколыхнулась какая-то наивная надежда, что теперь все может быть иначе, но гордость заставила увернуться от руки, что почти коснулась вьющихся волос. - Уйди отсюда, Фассбендер, - он все же должен был попытаться оставить все на своих прежних местах, но на сей раз вышел проигравшим. Игру в гляделки мужчина прервал поцелуем, притянув начавшего было упираться Джеймса к себе. *** - Скоро начнется война, - Майкл обронил это как бы между прочим, будто вспомнил обычную новость. Сейчас он лениво поглаживал обнаженный бок Макэвоя, порой проводя ладонью до стройного бедра. Джеймс больше не пытался сопротивляться общим желаниям и лежал рядом с ним расслабленно, позволяя себя рассматривать, лаская снова и снова. В воздухе еще ощущался запах недавнего жадного секса, который больше походил на выяснение отношений, и Джеймсу было пока еще слишком спокойно, чтобы размениваться на какие-то отвлеченные беседы, но Фассбендер на сей счет имел явно иное мнение. - Сорока на хвосте принесла? – он с некоторым удивлением посмотрел на любовника, переведя на него взгляд, и подсунул одну руку себе под голову. Он знал, что у Майкла буквально повсюду были контакты и он мог влезть буквально в любые дела, из увлеченности или попросту перестраивая под себя. - Что-то вроде, - мужчина легко усмехнулся, и Джеймс пронаблюдал, как в это время у его глаз появились знакомые линии морщинок. – Будет интересно. - Только без меня, - актер знал, что неугомонный вампир точно хочет в этом участвовать, не важно даже, в роли простого солдата или кого-то еще. Сам он не лез в политику и подобное, в отличие от Фассбендера, но без того понимал, что переломы в мире скоро будут. Гораздо большие, чем можно подумать сначала. - Так и знал, - склонившись ниже, тот провел носом по груди Джеймса, вдыхая его запах, более сильный после недавнего действа. – Отпустишь меня одного? Лукаво-вопросительный взгляд, и Майкл, приподняв его руку, коснулся языком его запястья, там, где отчетливее ощущалось биение пульса, чтобы в следующий миг прокусить кожу, слизывая будоражаще терпкую кровь, пока ранки не затянулись. Чувствуя растекающийся на языке вкус, старший вампир прикрыл глаза. «Нет, один я никуда не уйду.» Притягивая Майкла за шею к себе для нового поцелуя, Джеймс уже знал, что на сей раз последует за ним в намечающееся пекло. *** Воздух был влажным, редкие капли все еще падали с неба. Земля после дождя размякла, и ее комья липли к сапогам, заставляя ноги вязнуть в лужах. Под сырую одежду забирался неприятный холодок, настойчиво тянущийся в сторону позвоночника, хотя дышать было уже трудновато из-за влажной неподвижной воздушной завесы. Можно решить, что он заболевает, но это невозможно. - Они все равно умрут. Джеймс ощутил, как небрежная усмешка его персонального спутника-союзника-противника застывает в этой духоте. Посмотрев на него, теперешний солдат отметил, что Майкл делано расслабленно жует травинку, щурясь на выглядывающее в серые просветы туч закатное солнце. Тема была скользкой, точно грязь по ногами, но Джеймс не мог не затронуть её. Пусть и знал прекрасно позиции Майкла по этому поводу. - И поэтому ты считаешь, что можно убивать кого угодно направо и налево? У них ведь своя жизнь, Майкл, ты не вправе прерывать ее, даже если кто-то умрет через час или завтра. Фассбендер после его слов выплюнул травинку, которую мусолил последние минут двадцать. Подобные споры по вопросам морали никогда ни к чему хорошему не приводили, потому что никто из них двоих не хотел принимать практически полярную позицию. И если Майкл легко обходил взгляды своего возлюбленного, то Джеймс не мог делать так же. Но они оба были хищниками в человеческом мире. Первое, что ему пришлось усвоить когда-то давно – закон животного мира: убивай, чтобы выжить. Ему пришлось учиться, и это далось легче, чем он мог когда-нибудь представить. Только лица всплывали во снах. Он не брал больше необходимого. - Джеймс, ты как настоящий солдат держишь себя на пайке, - мужчина подошел к нему, сидящему на коряге, бывшей когда-то деревом. – Тебя же тошнит от животных. Прекрати голодовку. Он провел тыльной стороной ладони по щеке юного на первый взгляд любовника, который уже давно был бледнее обычного. Та война, первая для него, перетекла в другую, и их обоих утянул за собой этот водоворот. Он видел борьбу и отчаяние, когда люди переставали отвоевывать свою личную свободу. Он видел героев и настоящих чудовищ, которым уже не нужно было ни за что сражаться, а только подавить, показать свою власть и отдаться вседозволенности. Люди были разными. Джеймс не хотел, чтобы сейчас из-за них было еще больше жертв и перебивался с крови животных на редких людей. Пусть мутило почти постоянно, нервы были на пределе. Майкл не щадил никого. Джеймс хотел прекратить эту игру в войну, вытянуть их обоих из этого безумия. - Ты ведь тоже был человеком, - он посмотрел в глаза Фассбендера, принимая его прикосновения. - Был. Но я не помню, каково это, - мужчина не стал юлить, он действительно не помнил. В повисшем молчании Майкл поглаживал большим пальцем скулу Джеймса, который потерся щекой о ласковую сейчас ладонь. - Почему ты не убил меня тогда? - Не хотел, чтобы ты умер, как другие. Его вечная птица хотела мира.