Всегда

Я смотрю, как на Луговине играют наши дети. Тёмные волосы дочери ловят солнечные лучи и становятся ещё темнее, словно впитывая в себя силу светила. Светло-серые глаза сына – её глаза – смотрят на мир, знакомятся с ним и изучают. Ласковый поцелуй обжигает щеку. Китнисс садится рядом, ловя мою ладонь и переплетая наши пальцы. - Вспомнишь солнце, вот и лучик, - улыбаюсь я. - Интересно, и кто же тогда я: солнце или лучик? – хмыкает жена, убирая за ухо прядь волос. Лили танцует, напевая какую-то мелодию. Максимально напрягая слух, я с трудом, но разбираю слова «Песни Долины». Марк внимательно смотрит на сестру, и его губы движутся в такт её. - Они переняли лучшие черты матери, - с нежностью говорю я, глядя на тех, кто помогает мне жить. Не решаюсь повернуться к ней, потому что боюсь утонуть в ласке, насквозь пропитавшей её глаза. - Ну, не скажи. Лили от кисточек за уши не оттащишь, - её улыбку я чувствую кожей. За столько лет, проведённых бок о бок, я изучил все её привычки и мотивы поступков. До мелочей. Как знаю всё о наших детях, играющих там, на Луговине, огороженной препротивными столбами. Я лишь усмехаюсь и снова перевожу глаза на небо. Небо, небо, небо… Прекрасное и вечное, сильное и несокрушимое! Сколько раз я выводил его на холстах, сколько раз оно было фоном к самому дорогому, что есть в моей жизни? Не счесть. А как часто я рисовал его ранее? - Пит? – тихонько зовёт жена, гладя изящными пальцами мои руки. - Я люблю тебя. - И я тебя. - Стоп, снято! – раздаётся позади голос оператора, и мы без подсказки разнимаем руки. Безразличные глаза охотницы, такие же острые, как и слова, скользят по небу. - Забирай детей. Скоро начнётся дождь, - задумчиво говорит она. - Они скоро забудут, как выглядит мать, - огрызаюсь в ответ, но покорно встаю и иду туда, где резвятся мои малыши, стараясь не слишком заострять внимание на её дрожащих руках. - Папа, а мама сегодня снова уходит? – тихо-тихо спрашивает сын, доверчиво смотря мне в глаза. И рад бы сказать, что она останется, но приучить ребенка ко лжи не имею никакого желания. - Прости, малыш. Он опускает голову, и мне хочется сдаться вместе с ним. Но я не имею права. Хотя бы потому, что дети не виноваты, что наше «всегда» имело и вторую сторону. Всегда – это не только бесконечные поцелуи и безмятежная забота. Всегда – это не только долгие вечера бок о бок, окрашивающие стены кухни розоватым и зажигающие огоньки нежности в глазах напротив. Всегда – это не вечные шутливые споры о том, что будет на ужин и что дети должны написать в заданном сочинении. Наше «всегда» обернулось холодной постелью и Хоторном, замыкающим звеном нашего некрасивого любовного треугольника. Как и десять лет назад. Наше «всегда» – это извечная карусель видеосъёмок. «Стоп, снято» - своеобразный девиз моего существования. Райская семейная жизнь – любительское кино для Сноу. Ждущие глаза детей и изорванные ниточки нервов – профессиональная кинолента каждый день для меня. Бесконечная череда взлётов-пряников и падений-кнутов - последнего в моей жизни куда как больше. Взмах крыльев и вкус счастья с горчинкой на языке во время съёмок – и сломанные крылья к их концу. Я же получил то, что хотел – семью с Китнисс. Но не её саму - Китнисс осталась такой же независимой, как и всегда. Как не крути, у каждой медали есть две стороны…