***
— Должен признать, что твое письмо меня весьма… — Крам помолчал, подбирая правильное слово — Озадачило. — Да, — Катерина нервно заправила слегка отросший локон за ухо, и разлила чай по чашкам, протянув одну собеседнику. — Меня тоже. Просто Долохов твой друг, а я не могу понять его… мотивов. Может быть, если я пойму, что он за человек, мне станет легче? Ей было неловко. Очень. Но отступать, увы, было некуда. — А каким он тебе видится? — ответил болгарский ловец вопросом на вопрос. Черные глаза его задумчиво поблескивали в каминном свете. — Я… — Катерина задумалась. — Он… талантлив. В трансфигурации. С ним весело. И он… — она со смущенной улыбкой вспомнила, как он отвел ее к мадам Помфри. И поймал, когда она падала. И чары наложил согревающие. И от девчонок отвлек. И подкинул способ победы над драконом. И еще множество мелких моментов, где его забота имела место, да так, что она практически не замечала ее. И в то же время… С Флер у него было все точно так же. Даже теснее. Улыбка сошла на нет. — Он… неплохой парень. То есть хороший. Может быть, даже… отличный? В общем, он хороший. Хотя иногда совершенно невыносим. Она уже пожалела, что открыла рот. Крам молчал. Судя по всему, он веселился, глядя на то, как она опустила голову, чтобы скрыть румянец. И, наверняка, не только он, но и все в этой комнате. Однако, она ошиблась. Голос заговорившего болгарина был невероятно серьезен. — Он сложный человек. Я бы сравнил его с водоворотом, который внезапно врывается в твою жизнь, переворачивает все вверх дном, и уносится дальше, оставляя тебя захлебываться в эмоциях, неважно в каких, — парень улыбнулся каким-то своим воспоминаниям. — У него много достоинств, бесспорно, но при всем при этом он увлекающийся трудоголик, часто витающий в облаках, и жутко не любящий брать на себя ответственность. Конечно, он возьмет, если надо. Но если есть возможность избежать — он ею воспользуется. Ну и легкомысленность, конечно же. Куда уж без нее… хотя, наверное, это правильнее назвать излишним авантюризмом. Сначала сделать, потом подумать… А еще он напрочь лишен инстинкта самосохранения, и почти никогда не думает о себе. — А он… — стоящие на тумбочке оранжевые розы до сих пор не давали ей покоя. — Он часом не… — Нет, он не бабник, если ты об этом. Я знаю, всего у него девушек было три, и с каждой он встречался довольно долго. С последней разошелся незадолго до Рождества, в этом году. Остались друзьями. Просто пришли к выводу, что они перестали друг друга заводить. Они были вместе полтора года. — Меня не интересует его личная жизнь, — Катерина снова залилась краской. Крам улыбался. Катерина попробовала представить Григория на месте того парня из полутемного класса, но не смогла. Она слишком уважала его, да и к тому же… кто вообще на него в таком плане может посмотреть? Он же… он. Не девушка конечно, но и как мужчину она его тоже не могла представить. Это ведь Долохов. Смешной, теплый, надежный, заботливый, совершенно не походящий на Локонса, Маклаггена, Седрика, или кавалеров Флер. — И они… но как же так… — на лице ее отразилась такая растерянность, что Крам расхохотался в голос. Катерина ждала подколов, но просчиталась. Крам просто хохотал, вытирая выступающие периодически на глазах слезы смеха, и смеялся до тех пор, пока живот не свело судорогой, а хохот не сменился икотой. — Если смех продлевает жизнь, то я только что стал бессмертным, — выдохнул он, делая глоток воды, и подавляя подступающий приступ веселья. — Как вы познакомились? — пуффендуйка поспешно сменила тему. Она не понимала, что такого смешного в ее удивлении, но кто их разберет, этих парней? Жаль, что с папой Сириусом нельзя посоветоваться прямо сейчас — не для письма такой разговор. Хотя, если подумать, никто не запрещает ему приехать в Хогсмид. Эх, папа, папа… и почему ты сейчас так далеко? … Девушка поджала под себя ноги и сильнее закуталась в плед. Крам улыбался. В его глазах зажглись огоньки воспоминаний. — Ты знаешь, как проводит свои распределения Дурмстранг? Катерина помотала головой. Единственное, что она знала про эту школу — бабушка с дедушкой хотели было отправить ее туда, но папа Сириус воспротивился, за что она была ему благодарна. Поступи она в Дурмстранг, и не было бы в ее жизни Гермионы, и всех тех замечательных людей, с которыми судьба свела ее в стенах этого замка. И не только людей. Пенелопы тоже не было бы. И Добби. И она не стала бы тем, кем она стала. — Нас, поступающих, запускают по одному в пещеру под горой, где тебе надо пройти лабиринт, совладать со страхами, и решить несколько логических задач. Жуткое место, если честно. Если не справляешься — едешь обратно домой. Слабые у нас не выживают и не приживаются, — голос его стал твердым. — А те, кто проходят, садятся на трон с медвежьей головой. Все из дерева. Ручная работа. Десятый век. Она и говорит, какой у тебя факультет. — Поняла, — от его рассказа по коже пошел холодок. Теперь Катерина полюбила Хогвартс еще сильнее чем раньше. — Мое первое воспоминание о Грише — мальчик, бледный как мел, но светящийся от счастья. А потом его начали мучить кошмары. Я узнал об этом на третью неделю, когда меня как подтолкнуло что-то пойти в общую гостиную. А там морозильник. И он стоит у подоконника, трясется от холода, но стоит, и я спрашиваю: чего ты тут торчишь? — А он? — А он молчит, только глаза синие на пол-лица распахнуты, и как насмешка — отражение луны в них. Я почти ушел, но он, видимо, решил, что может мне доверять, и рассказал. Что готов умереть от воспаления легких, лишь бы не спать, и не оставаться один на один с чернильным спрутом, сотканном из темноты, и что он устал задыхаться, когда тот тянет к нему свои щупальца, что во сне, что наяву, и что когда он видит луну, ему легче, хотя и холодно. И я предложил ему переночевать у меня. И он согласился. С тех пор, он приходил ко мне каждую ночь, пока однажды, с началом весны он не поборол спрута окончательно, и вернулся к себе в комнату, но дружба продолжилась. А темноты он по-прежнему боится. Холода, с тех пор, кстати, тоже не любит. — Он хороший друг… — интонация получилась полувопросительной. — У меня не было более хорошего друга за всю мою жизнь. Для меня он уже давно как родной брат, хоть он и не сторонник подобного панибратства, — дурмстранговец усмехнулся. — Ты и сама знаешь, какие у него достоинства. — Да, — внутри девушки начала подниматься усталость. — Знаю. Думаю, я услышала от тебя все, что должна была. Мотивы, правда, до сих пор оставались неясными, но в приятной полудреме пришла мысль, что она зря разводит панику. В конце концов, каждый заботится о друзьях так, как он умеет. И нету в этом ничего плохого.***
— Повтори еще раз. Седрик подошел к ней вечером следующего дня, с крайне виноватым выражением лица. Неподалеку веселилась одной ей понятным вещам Дафна. Мимо сновали студенты. Около одного из подоконников стояли Флер и Григорий, погруженные в беседу. Рон, Драко и Гермиона ждали ее в гостиной Гриффиндора, и она как раз направлялась туда, когда Диггори подошел к ней с красным как рак лицом, и, заикаясь, попросил прощения за то, что напился на днях, так напился, что занялся телесными утехами прямо с Дафной, любезно составившей ему компанию. Что ответить на такую новость, Катерина не нашлась. Внутри рушился последний бастион веры в… мужчин? Любовь? Да какая разница. Если даже милый, преданный Седрик ведет себя как… — Что такое, Поттер? — голос Дафны дрожал от плохо скрываемого торжества. — Не все же Седрику подпитываться от твоей ауры святости и героизма, автоматически попадая в ее тень, правда? Жаль, что ты оттолкнула от себя всех, и теперь никому не нужна. Катерина опустила голову, вновь выслушивая все то, что уже слышала не один раз. Бесфигурная. Неженственная. Слишком скромная. Серая мышь. Недодевушка. Правда, в устах Дафны это звучало куда более обидно, чем от недалеких поклонниц Диггори или Долохова. Хотя и не так больно, как от Локонса. Наверное, потому, что он был первым. Седрик пытался ее заткнуть, но слизеринка только отмахнулась. — Перестань, Диггори. Ты ведь мне сам говорил, как она тебя достала своей недалекостью. Пьянство — страшная штука, мой милый мальчик. Оправдания старшекурсника Катерина не слушала. От побега в слезах ее спасало только то, что Блэки никогда не показывают свою слабость. Они не достойны увидеть ее слабость. — Ошибаешься, — прошептала она наконец. Она хотела сказать, что она нужна семье, а это куда важнее, чем отношения, но не успела. Она скорее почувствовала, чем услышала, размеренные шаги за своей спиной. И теплую руку на своем левом плече. — Я так и не понял суть претензий, которые вы двое предъявляете моей девушке. Седрик побледнел как полотно, затравленно переводя взгляд с Долохова на Катерину, невольно прижавшуюся к своему спасителю, выскочившему как черт из табакерки. Дафна недовольно поджала губы. — А я думала, что у чемпиона Дурмстранга есть вкус в женщинах. — Думаю, мои вкусы сильно отличаются от твоих, де-воч-ка. И я рад, что пьянка седьмого числа помогла нам открыть друг другу свои чувства. — Поэтому… — Катерина натянула на лицо высокомерное выражение. — Идите-ка вы оба… нахер, к примеру. А от меня отстаньте. И от моего… — она все-таки запнулась, — парня… тоже. И позволила Долохову себя увести, мысленно извинившись перед своими друзьями. Ей было совершенно не до них.***
Он привел ее в Комнату-Так-и-Сяк. Катерина благодарно кивнула, и щелкнула пальцами, зовя Кикимера. Ей срочно требовался чай, а еще — разобраться какого хера только что произошло, и почему это произошло именно с ней. Ее колотила дрожь. Истерика подступала. — Что тут происходит, Поттер? Вторая волна шока пришла на смену первой, но сильной уже не была. Хотя на то, чтобы успокоить истерический хохот, ее силы все-таки не хватило. — Ты у меня спрашиваешь? То есть, это не я должна тебя спрашивать, почему ты вдруг решил, что мы встречаемся?! Смех схлынул также быстро, как и разыгрался. Катерина устало осела на диван, прикрыла глаза, скрестила руки на груди, и, приняв какое-то решение, взмахнула палочкой, призывая к себе принесенный Кикимером чай. — Но ты же подтвердила, — Григорий откинулся на спинку кресла. — Мне это было выгодно, ты же сам все слышал. Этот дурак мне кучу времени надоедал, вот и пришлось думать о том, как бы сблефовать, а тут ты со своим заявлением. Я просто подыграла, — девушка окончательно надела маску равнодушия, и повела плечом. — А вот зачем тебе это нужно, я не понимаю, но очень хочу знать. — Я тоже блефовал. — Ну конечно! — фыркнула она, протягивая ему кружку. — Представь себе. Я делаю это только потому, что мне это выгодно. Теперь, когда мы встречаемся… — Но я вообще-то не собираюсь с тобой встречаться, — заверила Катерина, рассматривая, как тот поморщился, то ли от слишком крепкой заварки, то ли от сказанного. — Можно подумать, я горю желанием. — Ох, да, конечно. Ведь тот, кто рядом со мной, «будет автоматически попадать в тень моей святости и героизма», — вспомнился разговор с Дафной. — Ну, или просто что-то от меня надо. Деньги. Слава… — она поморщилась, вспомнив Локонса. Долохов рассмеялся и отставил чашку на широкий подлокотник: — А ты о себе не очень высокого мнения, Поттер? Нимб не жмет? Крылья не режутся? Святости? Поттер, ты несколько минут назад врала влюбленному в тебя человеку в лицо и глазом не моргнула. Героизма? Да ты этого вашего Волдеморта грохнула по чистой случайности. Или ты будешь врать, что рассчитывала уже в годовалом возрасте, как именно ты его убьешь, если он придет к вам в дом? Серьезно? — продолжал веселиться он. — Предположим, встречаться предлагаешь мне ты… — Интересно, а почему я? — от такой наглости Катерина даже рот открыла. — Так вот, мы встречаемся, и? — он предпочел проигнорировать ее вопрос — Что мне от тебя нужно? Деньги? Так я и сам могу заработать. Что там у тебя еще есть… слава? Вот скажи мне честно, Поттер, тебе очень нравится быть чем-то вроде музейного экспоната мира волшебников? Катерина улыбалась, осознавая каким-то шестым чувством, что тот действительно так думал. Какое-то время сидели молча. Камин прогорал, чая в чайнике становилось все меньше, а в ее голове вертелась только одна мысль — как же у Долохова так выходит, что на рубашке, на которую он сегодня променял мантию, за весь день ни единой складочки? — Хорошо, положим, что мы встречаемся, — попыталась она собраться с мыслями. — А что бы тебе от меня было надо? — Душа, — он чуть оттянул воротник рубашки, и запрокинул голову назад. — В идеале — душа и тело. В общем, ничего необычного, Поттер. Все как у всех. — А взамен? — А взамен, я бы предложил тебе свою душу. И тело тоже, если бы до этого дошло. — Круговорот обыденности в природе? — Именно. Все по-прежнему. Ничего не меняется. Катерина насмешливо фыркнула, но один вопрос не могла не задать. — Ты сказал, что такой блеф для тебя выгоден, — Катерина прикрыла глаза. — Почему? — Нам придется целоваться на публику Поттер, — его губы тронула лукавая улыбка. — Кто ж откажется от поцелуев с красивой и привлекательной девушкой, до которой остальные даже дотронуться не мечтают. Пуффендуйка резко распахнула глаза. Душу мгновенно затопила паника. — Целоваться?! Ты спятил? — Мы же должны создавать видимость пары, верно? Потренироваться, кстати, тоже не помешало бы. Выбор был не велик. Либо стать посмешищем в глазах школы, с легкой руки старшей Гринграсс, либо утереть всем нос. И сделать вид, что у нее от-но-ше-ни-я с одним из иностранцев, и лгать всем, лгать, лгать, лгать… На секунду ей показалось, что ее сейчас разорвет от боли, жгучей, режущей, растекающейся по венам как раскаленный металл. Отпустившие было рыдания снова подступили, и категорически не желали дать себя подавить, хотя она пыталась. Блэки не плачут. Блэки никогда не плачут. А она… Она внезапно поняла, что он пересел к ней на диван, и взял ее лицо в свои ладони, и, прежде, чем она успела отойти от очередного шока, поцеловал. Катерина попробовала было дернуться, но вспомнила, что теперь у нее нет выхода. К тому же, это оказалось не так уж противно, как ей казалось, хотя и не так воодушевляюще, как поцелуй с Флер несколько лет назад. И сдалась. К тому же, ее мучило природное любопытство. — Где были мои руки? Долохов улыбнулся, теребя в пальцах небольшую прядку ее волос. Судя по всему, это занятие поглотило его настолько, что ее вопрос он попросту не расслышал. Она ошибалась. Впрочем, в который раз. — Схватились за мои локти. — его искренне забавляло ее поведение. — Нецелованная девственница. Ну надо же было мне вот так… — Я целованная! — возмутилась Катерина, на всякий случай отодвигаясь от собеседника подальше. — Я Флер целовала, и ей понравилось, а я вообще — по девушкам больше. Вообще по девушкам. Вот! Григорий с тяжелым вздохом приложил руку ко лбу.