А что, если?..

      Платье оказалось черным, расшитым яркими красными розами. Пестрая шаль с бахромой, призванная, очевидно, прикрывать обнаженные плечи, немного кусалась, но это неудобство быстро убиралось при помощи магии.       Наряд сидел на Катерине как влитой, но чувствовала она себя в нем более чем странно, не находя в сил отойти от наколдованного зеркала. Распущенные волосы то и дело лезли в глаза. Десяток тонких ободков-браслетов надетых на запястья звякал друг о друга каждый раз, как она заправляла непослушные пряди за уши.       Там, в зеркальной глади посеребренного стекла, на нее недоверчиво смотрела молодая красивая девушка в цыганском платье, чья расцветка только оттеняла темно-рыжую гриву и недоверчиво расширенные глаза, горящие каким-то странным, совершенно нетипичным для пуффендуйки огнем.       Катерина неторопливо выдохнула и положила руку себе на грудь, чтобы словить ощущение бешено колотящегося сердца. Отражение повторило жест, что окончательно убедило Поттер, что это — она сама.       Только какая-то другая она, потому что что-то проступало под усвоенными едва ли не с младенчества правилами и манерами (они оставались с ней всегда, даже когда Катерина вела себя совершенно не как леди — всегда был тот порог, за который она не переступала, потому что «Блэки никогда не…» или множество других, совершенно логичных (или нет?) личностных причин).       Что-то нерациональное. Неудержимое. Яркое.       Дикое.       — Глупости какие, — сердитым голосом одернула Катерина саму себя. — Просто у тебя голова идет кругом от обилия впечатлений. Всем известно, что зеркала — не более чем способ доводить до совершенства тот образ, что ты собираешься явить другим.       Стряхнув наваждение она быстро нанесла на ресницы тушь и накрасила губы красным, но совершенно прозрачным блеском, чтобы придать губам небольшой эффект влажности — без этих незначительных штрихов образ казался ей каким-то не совсем законченным.       На лестничной площадке девушка неожиданно столкнулась нос к носу с Мирой Мэй. Ее платье тоже было с розами, но синим, и нельзя было не признать — смотрелось это не так уж и плохо. Совсем неплохо, если честно.       Ощущения от присутствия здесь американского аврора были весьма и весьма смешанными — сказывались последствия обмена колкостями на Балу Всех Святых, но портить настроение не хотелось, да и причин для неприязни больше не было, поэтому Катерина с милой улыбкой поздоровалась и спустилась вниз, на кухню, где вовсю командовала Госпожа Шэди.       Вместе с ней тут находились двое: женщина в брючном костюме — уже в возрасте, но все еще с не тронутыми сединой темными волосами и высоким лбом и широкоплечий мужчина, с мрачным лицом, неуловимо похожий на большого медведя. Кроме того, у него была слегка поседевшая борода и заплетенные в косу волосы, что, в сочетании с клетчато-красным килтом, создавало совершенно неповторимый личностный колорит.       — О, новая жертва, — весело оскалила зубы женщина, заметив, что их компания разбавилась. — Привет, я Гагегижиг. А этот вечно нахмуренный разбойник — мой муж Мэни. С моей мамой, я так полагаю, ты уже знакома?       — Да, — Катерина пожала протянутую ей руку и со спокойной совестью и похитила с широкого, стоящего рядом блюда сырно-оливковое канапе. — Знакома.       — Ша! — заметивший ее порыв Мэни поспешно отлевитировал блюдо в сторону, спасения содержимого ради, всучив ей огромную, закрытую посуду. — На, бери и тащи к костру. А то таскать куски вы все тут горазды. И хоть одна сволочь отработала бы утащенное!       ― И хеть одна свовочь отлаботала бы утященное! — передразнила его жена, под шумок уволакивая себе парочку канапешек.       — Поговори мне тут еще!       Гагегижиг скорчила ему забавную рожицу, но промолчала. Дальше Катерина не стала слушать, потащив врученную ношу к указанной цели. Она опасалась не найти нужного направления, но треск и отсветы настигли ее практически сразу же — стоило только немного отойти в сторону от крыльца.       Пламя с победным ревом рвалось в чернильно-синие небеса, больше напоминая огненный столп, наподобие тех, что она порой видела в маггловском кинематографе. Около него расположились, на брошенных прямо на землю верхних одеждах, мужские и женские фигуры. Громкий голос Барти Шедоу наполнял едва ли не все пространство, повествуя о каких-то «выблядках» и «уебках», и о том, какой именно половой орган он хотел на них положить, сколько раз и в каких позах.       Кроме сидящей с закрытыми глазами Тонкс и выглядящими крайне заинтересованными в обогащении лексикона Лианы и Каллидоры, его, впрочем, никто не слушал — каждый предпочитал заниматься какими-то своими делами.       Робин, с видом полной прострации, подбрасывала в огонь мелкие веточки. В глазах у нее плясали рыжие отсветы. Фрида тихо бренчала на гитаре, мурлыкая себе под нос какую-то песенку и с улыбкой посматривала на свою лучшую подругу — Хельгу сморил сон и теперь она с умиротворенным выражением лица пребывала в царстве Морфея, сидя в объятиях своего кавалера, который занимался тем, что с крайне сосредоточенным видом заплетал ей многочисленные мелкие косички. Натали Дэйвис чистила мандарин, то и дело ударяя по пальцам тянущегося к плодам Лукаса. Ким, Себастьян и незнакомая девушка, как две капли воды похожая на новых знакомых (она представилась как Сакаджавейа и действительно оказалась дочерью Мэни и Гагегижиг) с азартом резались в дурака, а вот виновника всего этого сборища, видно не было. Не было видно и Мирабеллы, но последняя нашлась довольно быстро — она левитировала к костру кулинарные порождения Мэни, на пару с создателем и его женой. Завершала процессию госпожа Шэди, с видом крайне серьезным.       И судя по тому, как она обвела взглядом представшее перед ней сборище — она тоже задавалась вопросом о местонахождении именинника.       — Он в библиотеке. Хандрит.       Голос Робин зазвучал так неожиданно, что Катерина подпрыгнула, мысленно порадовавшись тому, что успела поставить кастрюлю, из-под закрытой крышки которой шел невероятно манящий запах.       — Да что за Египет-то? — оторвалась от своих песен Фрида. — Который год собираемся уже, и каждый раз и он начинает хандрить четко перед официальным началом всего!       — Не каждый день стареешь на год, — старшая Тайлер снова перевела взгляд в огонь. — Всем нам иногда следует побыть наедине с самими собой.       Мира смерила ее внимательным, долгим взглядом.       — Эй, Кэт, — госпожа Шэди плотнее запахнула шаль. — Приведешь, а?       Катерина кивнула, решив, что не станет перечить — чем быстрее старший Фламмер окажется среди них, тем быстрее можно будет наполнить начинающий бурчать желудок. К тому же, друзей бросать нельзя, даже если поддержка требуется в столь незначительных мелочах.       Внутренний голос упорно спрашивал ее, насколько она уверена в своем дружеском к нему отношении, но пуффендуйка не давала ему воли. На примере Долохова она четко уяснила — если мальчику нравится девочка, он зовет ее гулять.       Эрик ее гулять хоть и звал, но делал это настолько по между прочим, что никаких влюбленных порывов от него не чувствовалось. Да и здесь, имея возможность как можно больше времени провести в ее компании, он держался особняком, отдавая предпочтение своим собственным, совершенно не связанным с нею делам.       И если прежняя она непременно расстроилась и возмутилась бы, то теперь Катерина предпочитала воспринимать это философски — никто из них ничего друг другу не обещал — они просто дружили и приятно проводили время, поэтому не было смысла забивать себе голову переживаниями и тому подобной ерундой.       Да и откуда бы она нашла на это силы, если все душевные резервы этого года уходили в учебу, постепенно отдаляя ее от большинства прелестей социальной жизни? Знания сейчас были важнее, тем более, что роман с Григорием доступно объяснил ей — отношения выпивают до дна. Вознося в самом начале на заоблачную высоту, через какое-то время они иссушают тебя дотла и безжалостно швыряют обратно вниз.       Да и любовь ли это была? У родителей — и Блэков, и Поттеров — была. У дяди Регулуса и тети Марлин — была. Они задали ей слишком высокую планку, но тот, с кем все было абсолютно точно также упорно не желал попадаться на ее пути.       И хоть она понимала, что будет еще достаточно времени (если, конечно, она переживет войну) чтобы найти себе достойного спутника жизни, какой-то червячок все равно упрямо царапал внутри, затыкаясь исключительно от погружения в глубины науки.       При последней мысли Поттер погрозила кому-то невидимому кулаком и сердито нахмурившись, застучала каблуками вверх по лестнице.       Нужная ей комната находилась на чердаке, под самой крышей, но, к своему огромному стыду, Катерина чувствовала себя слишком расслабленно, чтобы бежать и исследовать обитель знаний.       Другими словами — не смотря на известное местоположение, она посещала библиотеку впервые за все проведенное в доме время.       Эрик, нацепивший ностальгии ради красную мантию Птицы-Гром, отыскался в самом дальнем углу. Он вчитывался в какую-то старинную книгу при свете капающей воском на стол свечи и не сразу заметил, что кто-то потревожил его уединение, а когда заметил, то поднял голову, смерив нарушительницу уединения коротким, но внимательным взглядом.       — Тебе идут подобные платья.       Катерина внезапно почувствовала, как краска заливает лицо — она успела напрочь забыть о том, что косит под цыганку. Сердце бухало как сумасшедшее — ей казалось, что его удары слышны на все помещение. Просто потому, что сложившаяся ситуация была слишком уж нелепой.       — Все ждут тебя, — выдавилось наконец хотя бы что-то. — Я пришла по поручению госпожи Шэди.       Он не ответил. В подступившей тишине раздался громкий хлопок закрываемого фолианта.       — Ты когда-нибудь думала о том, что в какой-то момент принятое ошибочное решение стоило тебе почти всего?       Девушка старательно покопалась в глубинах памяти. Было ли такое решение в ее жизни? По мелочам — да, возможно. Но в более глобальных вопросах пока что проносило. Захотелось сплюнуть и трижды постучать по дереву — она подсмотрела этот жест у Долохова и теперь он прочно вошел в ее мимический лексикон.       — Нет.       — А меня оно грызет последние несколько месяцев. Даже смешно — как будто я раньше спал, а сейчас проснулся, но ловушка уже захлопнута. И совсем неясно — можно ли ее разогнуть. А впрочем, не стоит тебе заморачиваться с такими вещами. Я тебя позвал, чтобы ты малость выдохнула от школьных будней, а потому — веселись.       Катерина подозрительно прищурилась. Эрик рассмеялся и поднялся на ноги, примирительно вскинув руки.       — Хорошо, я тоже буду веселиться. На самом деле, меня стабильно накрывает из года в год — подведение итогов там, все дела.       Он любезно придержал рукой дверь библиотеки, пропуская ее вперед.       — И как итоги? — деловито поинтересовалась Поттер, прислушиваясь к звяканью браслетов, которые сейчас скрывались под широким рукавом платья.       — Подводятся, — на кончике пальца загорелся огонь, освещая окружающее пространство. — Посторонись немного, пожалуйста.       Лестница была довольно узкой — приходилось спускаться за руку, почти вплотную друг к другу — лампа перегорела и зажженный выпускником Илверморни огонь был единственным источником освещения.       — Когда мы с Хельгой еще жили с родителями, мы часто лазали на чердак. Ну как мы — я в основном, а она увязывалась следом, потому что там было интересней, чем в остальных частях поместья. Мама с папой были… не в восторге, так скажем, но ничего не могли поделать.       — Они были хорошими родителями?       — Если объективно… — он остановился у подножия лестницы и посмотрел ей в глаза, словно прикидывая, насколько может довериться. — Нет, не были. Они были сторонниками Чистой Крови, а еще — родными братом и сестрой. Их здорово огорчало то, что в нас никак не просыпается магия. По иронии судьбы мой первый выброс произошел в тот день, когда их не стало. Мне было девять. Магия сестры пробудилась через пять месяцев после пожара. Мы были сквибами в их глазах, хоть нас и воспитывали как наследников Великого Чистокровного Рода, — он закатил глаза. — Не теряли надежды, наверное. И самое нелепое то, что мне все равно их не хватает.       Пуффендуйка молчала, не очень понимая, что следует говорить в таких случаях. Она никогда не понимала людей, ставящих какие-то иллюзорные ценности выше своих близких. Особенно, если эти ценности — чистота крови, которую она, вслед за дядей Регулусом, понимала в притоках свежей, крови, которая не дает роду ослабеть и исчезнуть с лица земли, как это случилось с великой некогда династией Габсбургов. И даже то, что они были магглами, ничего не меняло — вред близкородственных связей не зависел от наличия волшебства.       — Я… — вежливость требовала сказать хотя бы что-то, но Эрик с самым что ни на есть серьезным видом помотал головой из стороны в сторону.       — Меня не нужно жалеть. Но… — в темных глазах вспыхнули привычные лукавые искры, — в качестве лекарства, всегда можно использовать… обнимашки!       Катерина рассмеялась и послушно обняла приятеля. Внутренняя тяжесть куда-то ушла, сменившись веселостью.       — Ну и жук же ты!       Эрик был теплым и пах сандалом. И обнимал — крепко, но бережно, как будто она была фарфоровой вазой, что сломается от любого, не слишком аккуратного движения в ее адрес. Девушка не могла не признать — это подкупало. Это создавало ощущение комфорта и защищенности.       Только вот их все еще ждали около костра и надо было идти к ним, хотя она была бы вполне не против посидеть на кухне исключительно на пару, опустошая одну чашку чая за другой. Предлагать это она разумеется не стала — люди ждали, да и звучало бы это приглашение весьма неоднозначно. Поэтому Поттер совершила самое логичное из того, что пришло в ее голову — отстранилась и вышла в сгустившиеся темно-синие сумерки, разбавленные ослепительно-рыжими мазками пламени. Сзади слышалось топанье друга. Длинная юбка норовила то и дело подняться от разыгравшегося северного ветерка. Со стороны пункта назначения доносились гитарные трели и женский голос, поющий об огнях холодного Самайна. Темные громады облаков бежали по небесному куполу, то и дело скрывая от глаз колючие зимние звезды.       Мир вокруг казался бесконечным, а она сама — крохотной песчинкой в его структуре. И все же…       Она была его частью. Да мелкой, незначительной, но тем не менее — частью. Винтиком в хитроумном, идеально отлаженном механизме. Как и любой из тех, кто собрался здесь, или остался в Хогвартсе, кто бился за мирное небо над головой и кто хотел прогнуть этот изменчивый мир под себя. Все до единого, каждый человек на земле.       Пуффендуйка не могла точно определить откуда взялись в ее голове подобные выводы, но сейчас, когда они сидели около костра одной большой разношерстной компанией, набивая желудки и периодически перебрасываясь парой-тройкой фраз, она осознала тот факт, что она больше не боялась. И даже более того, была уверена: в итоге все будет правильно.       На этом построен мир.

***

      Этот день рождения отличался от всех, на которых Катерина когда-либо бывала, в том числе и от ее собственных.       За здоровье именинника, да и вообще — за именинника никто не пил, разве что в самом начале Гагегижиг подняла бокал, не переставая сверкать улыбкой:       — От лица всех хочу сказать спасибо за повод встретиться, а также поздравить с новой страницей, которая начинается в твоей жизни, — темные глаза дочери директрисы заглядывали прямо в душу. — Напиши ее правильно. По своему усмотрению, разумеется.       После этого вскинули бокалы, точнее — пиалы, на подобие японских, осушили их залпом и перевели разговор на другое русло.       Через какое-то время, когда стало понятно, что еда перестала быть первостепенной целью, разгорелись разговоры куда более интересные, чем бытовые мелочи — помимо Илверморни и Хогвартса здесь были выпускники еще двух магических школ, некоторые из которых имели за спиной как минимум одну стажировку, да и университет, в который поступила Фрида, вызывал у остальной компании приступ неимоверного интереса.       Катерина впитывала каждое слово словно путник, наткнувшийся на долгожданный оазис в пустыне. Это все было слишком прекрасно и завораживающе.       Дурмстранг, собирающий своих студентов посредством темно-зеленого поезда. Поезд освещал себе путь при помощи прикрепленных к локомотиву фонарей, исторгал густые клубы белого дыма, жизнеутверждающе гудел при прибытии в пункт назначения и умел ездить по морю, что по рельсам, получив в ученической среде любовное прозвище «Морепоезд».       Были там и серебряные воды Круглого Озера, и поросшие лесом горные склоны, и даже небольшая стая Хибинских Кислотных, гнездующаяся на одном из стремящихся в небо каменных гигантов.       В Уагаду ученики носили светло-лиловые мантии, танцевали по ночам с факелами в руках под звук африканских барабанов и посещали кладбища в учебных целях ничуть не реже, чем школьные аудитории. Особенно те, кто решил глубоко закопаться в магию вуду, разнообразную, но пугающую.       У Кастелобрушу стремились ввысь золотые стены, гикали скачущие на кабанах через лес крошки-кайпоры, и царило разнообразие зеленых оттенков — зелень растений самых невообразимых видов и размеров, мантии учащихся, вкрапления во фрески на стенах Центрального Зала, а в Хайдарабадском Колледже пахло карри, буйствовали яркие краски и возносились к небу тонкие дымные струйки от зажженных благовоний, чей густой запах пропитывал людей насквозь.       Воображение сотрясают каменные грифоны Магической Школы Блоксберг в Германии; белоснежный, словно парящий в воздухе Шармбатон, чьи сады периодически сравнивают с ни много ни мало — самим Эдемом; построенный в совершенно безумном, футуристическом стиле Сиднейский Университет и грозно взирающая на мир Академия Каталины Фуэго, что расположилась недалеко от пропахшей чаем, табаком, кофе, специями и гранатовым соком красавицы Гранады.       Не менее интересен и дрейфующий по глади кристально-чистого озера Колдовстворец, чья резьба по дереву заставляет задерживать дыхание от восхищения, как и окружающая его природа края со странным, но красивым названием названием «Алтай».       В Колдовстворце все ярко, пестро, слегка безумно — русские уверены в том, что магия это творчество, пусть и упорядоченное общепринятыми законами. И творят. От всей своей широкой души, с размахом и удовольствием, смешивая элементы культуры от различных этнических групп, в том числе и цыганской.       Они еще немного говорят о цыганах (Катерина с удивлением узнает, что магов-мужчин у цыган практически не случается), а потом Мэни подбрасывает дров в огонь, а Ким заканчивает говорить и вскакивает на ноги, окрыленная какой-то идеей, только что пришедшей в голову. А может быть и не только что, но какая, в общем-то, разница?       Эрик наставил на огонь палец и пламя взметнулось в два раза выше прежнего, от чего монеты тематического ожерелья запылали золотым жаром на девичей груди. Те, кто были ближе всех к костру, отодвинулись назад, освобождая место вокруг.       — Сыграйте мне, спеть хочу!       Фрида протянула Себастьяну гитару и присоединилась к ней в импровизированном кругу. Раздался звон повязанных в волосы колокольчиков.       — Дайте-ка я вспомню поездку в Крым что ли…       Ким пожала плечами и махнула шалью. Вебер ударил по струнам. Девушки тряхнули головой, входя в ритм — раз, другой, третий. А потом запели — Фрида — низко, тянуче, Ким же — звонким, немного детским голосом, — и обе, — громко, задорно, с придыханием.       Мэтьюс уперла кулаки в бедра и вызывающе вздернула подбородок, топнула пару раз и пошла по кругу, тряся плечами и завлекая товарку последовать своему примеру. Ким, однако, плечами двигать не стала — просто махнула юбкой и вслед за убыстряющейся музыкой понеслась в лихой пляс. Щеки ее раскраснелись, глаза сияли. Теперь они плясали уже втроем — Гагегижиг не пожелала оставаться в стороне от такого веселья, взмахом палочки нарядив себя в идентичный наряд. Звенели монеты ожерелья, звенели колокольчики в волосах, мелькали смазанными пятнами разноцветные юбки, и чем дальше летела мелодия, тем больше их становилось — даже жутко стесняющаяся Робин присоединилась к костровым пляскам. Не танцевали из только двое — вцепившаяся в пиалу с вишневым соком Мира, да Катерина, которая никак не могла набраться духу чтобы подняться с места. Нет, она конечно танцевала у пустынного костра с друзьями и бабушкой Ирмой, но ведь то были родные люди, близкие…       — Иди сюда!       Тонкс подскакивает к ней и тянет за руку, вынуждая подняться на ноги, втягивая в общий круг. От волнения у Поттер парализует тело и сводит дыхание, но кузине до этого дела уже нет — она точно так же тащит танцевать упирающуюся Мэй.       Я просто попробую, — говорит себе пуффендуйка. — Нужно же пробовать что-то новое, верно?       Она пытается повторять движения за ближайшей к ней Хельгой, но понимает, что не может — профессор двигается слишком стремительно и порывисто, то и дело норовя уйти от цыганских плясок в сторону испанского фламенко, однако совершенно не заморачивается этим фактором.       — Отпусти себя, — раздается за ее спиной голос Робин. — Не думай ни о чем. Просто танцуй. И пускай крокодилы сожрут стремление к идеальности.       Катерина стремительно поворачивается к ней. Женщина подмигивает с улыбкой и уносится дальше, плеснув на прощание однотонной темно-фиолетовой юбкой.       — Идите к нам танцевать! — хохочет Лиана, хватая за руки то одного, то другого из все еще сидящих на земле парней. Каллидора следует ее примеру. Мужчины послушно дают увести себя к разошедшимся ведьмам, но сами двигаются поначалу довольно скованно — кроме Лукаса, выхватившего из круга Натали и ушедшего вместе с ней в лютое подобие совместного танца.       Катерина внезапно понимает, что Ким уже давно прекратила петь, а гитара играет сама по себе, заливаясь не только своим родным звучанием, но и целым хором музыкальных инструментов. Да и пляски не цыганские — а просто дикие.       Воздух разгорячен, словно на дворе не стоит первый день зимы, а с бездонных черных небес не сыплются тающие на полпути снежинки.       Страха больше нет. Ничего нет, кроме того, что происходит вокруг, да и оно в какой-то прострации, словно она застряла между текстурами реальности. Голова идет кругом и она отходит в сторону, отхлебывая вина прямо из горла бутылки. Вино проходит не в то горло, заставляя закашляться, выплюнув обратно половину отпитого.       Она ложится на землю и смотрит вверх — в небо, черное, словно мантия Снейпа. Ну или уголь. Или еще что-то черное, чернейшее.       — Хорошо, правда?       — Да, — она поворачивает голову и смотрит на присевшего рядом Лукаса, запыхавшегося и раскрасневшегося. Он забирает у нее выпивку, бурча о том, что нечестно напиваться в одиночестве.       Катерина улыбается и на долю секунды прикрывает глаза. Ей совсем не хочется спать, просто на слух мир сейчас воспринимается гораздо лучше.       — Старая проходческая мудрость — никогда не бросай тропу из-за эмоций. Дойди до ближайшего города, отдохни в отеле, хорошо поешь, а на следующий день реши, хочешь ли ты продолжать.       — Что ты хочешь этим сказать?       — Я хотел сказать именно то, что я сказал, — Бишоп посмотрел на нее как на идиотку. — Я не провидец, но я смотрю на тебя и она приходит мне в голову.       — Кто такие проходчики?       — Шахтеры. А еще люди которые совершают пешие переходы. По Аппалачской тропе, например. Ты знаешь историю о Бабуле, которая спасла ее?       — Нет.       Следующие полчаса Лукас выливает на ее голову море информации о Бабушке Гейтвуд — американке, ставшей первой женщиной, прошедшей тропу, да еще и в одиночку. У нее был крайне неудачный брак, и мечта, к исполнению которой она приступила в возрасте шестидесяти семи лет.       — Клевая была старушка. Яркий показатель того, что начинать никогда не поздно.       — Почему она ее спасла?       — Потому что до этого тропа была в ужасающем состоянии и по ней никто не ходил. Ну, почти. А после нее начали активно заниматься. Это здорово, тебе не кажется?       Катерина внезапно замечает, что большинство из собравшейся здесь компании закончили танцевать и снова расположились вокруг костра, жаря на огне нанизанные на прутья зефирки.       — …она оказалась упрямее, чем я думала.       Девушка навострила уши и очень быстро поняла, что Хельга говорит о ней. А точнее — про их занятия, ученическое упорство (внутри всколыхнулась гордость за саму себя) и полное отсутствие мотивации на продвижение по программе.       — А зачем она вообще в это ввязалась? — Себастьян насадил на палочку новую порцию лакомства.       — О, она просто хочет стать такой, как Пожиратели, — профессор улыбалась, но улыбка эта была совершенно недружелюбной. — Не понимает, почему она должна оставаться в рамках морали, в то время как у Пожирателей морали нет.       — Значит, все дело в непонимании… — тон колдомедика стал невероятно задумчивым. Катерина старательно изучала рукава платья. Ей стало очень и очень стыдно за сказанное когда-то.       Но было поздно.       — Эй, Поттер!       Сердце англичанки ухнуло куда-то вниз. Она повернула голову, с какой-то непонятной тоской наблюдая за поднимающимся на ноги мужчиной.       — Да?       Она все еще продолжала надеяться на то, что ее пронесет. Ну что он может ей сделать? Он ведь не может ей ничего сделать, правда?       — Вставай, пошли. Я хочу кое-что объяснить тебе.       Выбора не было. Пришлось сделать как можно более невозмутимый вид и подняться на ноги, которые то ли затекли, то ли просто налились свинцом. Ей хотелось чтобы кто-нибудь задержал его, или ее, но все были слишком поглощены праздником, чтобы обращать внимание на то, что двое человек из общей компании стремительно (ей приходилось чуть ли не бежать, чтобы поспеть за его шагом) удаляются в сторону леса.       Они остановились на окруженной со всех сторон исполинскими соснами лесной поляне. Здесь было холодно, темно и страшно — гудящий на зимнем ветру лес издавал множество странных звуков.       — Стой здесь. Я скоро вернусь.       Катерина послушно кивнула и подышала на моментально закоченевшие руки в надежде согреть их. Изо рта вырвалось облако пара.       Время шло. Она уже окончательно уверилась в том, что ее бросили и хотела идти назад, но в этот момент профессор вернулся, таща за длинные уши несколько парализованных заклинанием зайцев, которых небрежно швырнул к ногам своей ученицы.       Зайцы не могли двигаться, но глаза — темные, расширенные в молчаливом приступе ужаса, — говорили все гораздо лучше любых брыканий.       — Итак, моя юная Пожирательница, с чего предпочитаете начать?       — Что вы имеете ввиду?       Катерина сглотнула, пытаясь унять участившееся дыхание. Ее начало колотить. То ли от холода, то ли от страха. Где-то там, среди темноты, завыли волки. Палочка оттягивала руку подобно гире, пульсируя как ненормальная.       — Ты ведь хочешь стать как они, верно? А самые ходовые чары на той стороне — Непростительные. Думаю, тебе будет интереснее начать с Авады. Всего два слова — и любой неугодный тебе человек исчезает из этой жизни навсегда. Может быть ты не в курсе, Поттер, но именно так умерли твои родители. Людей я тебе к сожалению достать не смог, но думаю… — заклинание подняло в воздух самого молодого зайца. На долю секунды девушке показалось, что из глаза зверя выкатилась слезинка. — Этот подойдет. Убей его.       — Я не хочу…       — Я даже подам тебе пример, — он говорил это совершенно невозмутимо, как будто читал лекцию по своему предмету. — Как делать твое будущее любимое дело правильно.       Полыхнул стылый зеленый свет. В лицо ударило ледяное дыхание смерти, произошедшей всего в нескольких сантиметрах от нее.       И тут Катерина поняла, что до сих пор она не была знакома со страхом, она никогда раньше не испытывала этого чувства по-настоящему — даже там, на кладбище или во время бойни в поезде. И страх не дал ей сил — он ее парализовал. Превратил в абсолютно беспомощную статую. И она не могла сделать ничего — только мелко трястись и смотреть на происходящее, чувствуя, как у нее отнимаются ноги.       — Твоя очередь. Ты же видела, это просто. Всего два слова и одно движение палочкой.       Англичанка судорожно замотала головой. От обманчиво-ласкового тона ее начинало тошнить.       — Хорошо, возможно тебе следует немного разогреться. Как насчет Круциатуса?       Мгновение — и лес наполнился громким жалобным визгом, в котором явственно можно было прочесть: «За что? Я не сделал ничего плохого! Это нечестно, несправедливо!» Через пару минут визг стал потише, но новый Круциатус возобновил его в полной мере, любезно подкидывая воспоминания о первом курсе, когда одержимый Риддлом Квиррел подвергнул пыточному проклятью ее саму.       Плавящиеся кости, разлетающаяся по кускам голова; глаза, которые бешено вращаются в глазницах, и одно желание — только бы это прекратилось.       Зверь заверещал третий раз.       — ХВАТИТ! ПОЖАЛУЙСТА, Я ВАС УМОЛЯЮ! ПЕРЕСТАНЬТЕ!       Теперь она поняла, почему ее трясло: все это время она рыдала. Крики прекратились, животное обрело свободу, но, в отличие от единственного не затронутого собрата — не убегало, только забилось под корни первого попавшегося дерева.       — Не стоит рассуждать о том, чего ты не понимаешь, Поттер. Особенно в таких моментах.       Катерина судорожно закивала. Ноги окончательно отказались выполнять опорную функцию, уронив свою хозяйку на промерзшую зимнюю землю. Слезы лились беспрерывным потоком и она даже не пыталась остановить их — просто размазывала по щекам, исторгая наружу все новые и новые рыдания.       — Твоя мать была удивительной волшебницей, — голос мужчины неожиданно смягчился. Он подошел к ней и, присев на корточки напротив, посмотрел ей прямо в глаза, не утешая, но и не добивая. — И отец тоже, хотя, мне кажется, в нем было чуть больше дури, чем в его жене. Они очень любили жизнь и боролись со спятившими националистами совсем не для того, чтобы их дочь опускалась до уровня последних. Подумай над этим, — мозолистые пальцы невесомо скользнули по лицу, убирая за ухо прядь волос. — Обещаешь?       Девушка кивнула еще раз, напомнив самой себе китайского болванчика. На то, чтобы сказать это голосом у нее не осталось душевных сил.       — Умница девочка, — Тайлер поднялся на ноги и направился обратно к костру. Он ни разу не оглянулся и кажется вообще забыл о ее существовании, но прежде, чем пуффендуйка успела в очередной раз сдаться во власть рыданий, к ней на колени прилетела шоколадка, на обертке которой каллиграфическим почерком было написано: На всякий случай.

***

      Остаток вечера было решено провести в доме, но Катерина, сумевшая взять себя в руки и вернувшаяся почти сразу за профессором, не стала с ними сидеть, мотивируя это тем, что завтра понедельник, то есть полноценный учебный день. Ее аргументацию благосклонно приняли и вернулись к своим делам — Натали предложила играть в «Правда или действие» и на момент ухода Поттер-Блэк вся честная компания покатывалась над признанием крайне недовольного Тайлера, сообщившего, что от рождения его зовут «Лоранс», так как родители ждали девочку вместо мальчика, и только на пятый год жизни переиначили имя в нынешнюю форму. Тонкс моментально вспомнила про то, что имя это — имеет «невероятно милые» сокращения — Лори или Лоло, и теперь со смеху рыдали все, кроме поднимающейся наверх Катерины, самого Лораса и Хельги, на лице которой расцвела такая коварная улыбка, что сомнений не оставалось — она не собиралась проходить мимо такой прекрасной возможности поддразнить его.       Наверху же царила тишина, изредка нарушаемая доносящимися снизу взрывами хохота. Какая-то часть пуффендуйки отчаянно стремилась туда, к смеющимся, но она не позволяла себе. Ей нужно было как следует обдумать произошедшее.       Да, она признавала, что была неправа, но…       Он с такой легкостью применил эти Непростительные…       Он явно применял их не в первый раз. Но вероятность того, что и все прошлые разы это были зайцы была глубоко отрицательной.       Он был убийцей. Самым настоящим. Все они. Даже Эрик.       Убийцами, в компании которых она чувствовала себя такой… настоящей. Своей.       Живой.       Значило ли это, что и у нее внутри дремлет такое же чудовище? Ведь, если верить уничтоженному пророчеству, которое они забрали с дедушкой в Отделе Тайн, то Темный Лорд отметил ее как равную себе.       Рука автоматически дотронулась до похожего на молнию шрама. Который, если подумать, болел каждый раз, когда она оказывалась рядом с Риддлом. Значило ли это, что эта боль — пульсация оставленной им метки, которую можно отключить только посредством убийства последнего? Либо же — становления такой же, как и он.       Но профессор был прав — мама Лили и папа Джеймс не одобрили бы, пойди она по пожирательскому пути. Да и остальные тоже.       Блэки. Рон и остальные Уизли. Драко. Гермиона. Дафна. Дядюшка Ремус. Профессор Спраут. Все те многочисленные приятели, что были у нее в школьных стенах и все друзья за пределами Хогвартса.       Став такой, как Риддл, она автоматически теряла бы их всех. Эта жертва была слишком велика и она была совершенно не готова принести ее. Тем более, что сегодня она твердо поняла — ей не нравится убивать. Да, она хочет отомстить за погибших, но…       Не таким способом. До этих выходных она возможно еще и рискнула бы, но теперь…       Катерина со стоном перевернулась на спину и водрузила подушку себе на голову. Мягкая обычно кровать сегодня казалась невероятно жесткой, хотя дело, конечно же, было совершенно не в кровати.       В голове возник образ Веги, сердитым голосом сообщивший, что она слишком доверяет тем, кому нет места в нормальном обществе.       Нормальном обществе.       Вега была права — с логической точки зрения. Ей действительно не стоило общаться с ними, особенно после сегодняшнего. И все же… все же…       Нормальное общество состояло из тех людей, что совершенно не думали, что творили. Которые писали письма Долохову во время четвертого курса и которые ненавидели ее на пятом, просто потому, что она была из неугодной министерству семьи.       Людей, которые предпочитали закрывать глаза на нежеланную правду. Которые вознесли ее на пьедестал Избранности, как только газета задала им подобный курс. Которые не дали ей ничего, в отличие от тех, кто сейчас собрался внизу.       И кроме того, неужели Фрида, госпожа Шэди с семьей, Тонкс и остальные авроры не распознали бы за столько лет ненадежных людей?       Вряд ли.       Стоило ли в таком случае идти на поводу у общества?       Определенно нет.       Мысли скакнули в сторону, сгенерировав мысль о том, что за все свои шестнадцать лет она ни разу не была в Годриковой Впадине. Что у нее даже в мыслях не было придти туда, где началась история про нее и Тома Риддла.       К себе домой. А заодно — на могилу своих родителей.       В глазах неприятно защипало.       Вместо того, чтобы навестить родителей она захотела идти по стопам тех, кто их убил.       К горлу подкатывали рыдания. Теперь, оглядываясь назад на свою жизнь она не могла не ужасаться.       Эгоистичное, самолюбивое чудовище.       Поттер судорожно вздохнула, закрывая лицо руками, и постаралась заплакать как можно тише. Не хватало еще чтобы услышали там, внизу. Она не вынесла бы сейчас посторонних взглядов. Даже не смотря на самоосознание, она все еще была Блэк, по крайней мере — по воспитанию, а Блэки никогда не роняют свое достоинство.       Постепенно рыдания сошли на нет, оставив в душе приятное опустошение.       Катерина твердо решила — она должна попасть в Годрикову Впадину до Рождества и очень надеялась, что Эрик поможет ей в этом. Просить отца ей было стыдно — все-таки, она могла бы изъявить такое желание гораздо раньше.       Для вылазки стоило использовать выходной день, желательно — с прогулкой в Хогсмид, чтобы не вызвать подозрений своим длительным отсутствием. Побыть там три-четыре часа, а потом вернуться обратно в замок, как будто ничего и не было.       Теперь оставалось самое главное — уговорить товарища и согласовать с ним детали плана.       Но об этом можно будет подумать завтра.       Поскольку утро всегда мудренее вечера.