А что, если?..

      Они прибыли в Бельгию через два часа. Младшее поколение уже вовсю клевало носом, а играющая в салоне музыка стала в разы тише. Из всех пассажиров не спал только Сириус, тихонько подпевающий звучащим из колонок Twisted Sister. Колеса автомобиля соприкоснулись с асфальтовым полотном, сопроводившись небольшой встряской, и Гелендваген мягко покатил по дороге в сторону крупнейшего города Фламандского региона.       Сириус вспомнил, как когда-то, давным давно, они так же сбегали из школы на концерт Элвиса Пресли. Кажется, это был 1975 год, и компанию четырех мальчишек и трех девчонок (каким открытием для их мародерской компании тогда стало то, что ради возможности послушать любимого исполнителя вживую, Эванс, Маккинон и Крейн готовы даже на компанию Джеймса Поттера и его дружков!) совершенно не волновало то, что это грозит отработками до конца года и кучей потерянных баллов.       Дядя Альфард, в компании Меды и ее супруга, точно также ждал их на крыше, только вот его машина называлась «Волга» и была белого цвета, а в салоне звучал Бенни Гудман. И пива не было — был столь любимый дядей английский эль. И Сириусу, ошалело счастливому, слегка захмелевшего то ли от выпивки, то ли от нахлынувших эмоций, казалось, что так будет всегда — друзья, адекватные родственники, светлое будущее (боже, каким же светлым и безоблачным ему тогда виделось будущее!), и счастье-счастье-счастье… Счастья было столько, что дыхание перехватывало, и он сделал то единственное, что казалось верным в такой ситуации — высунулся из окна (морозный воздух мгновенно впился в кожу кучей крохотных иголочек и обжег легкие) и издал громкий радостный вопль, вызвав шутливое ворчание сидящей рядом Лили о том, что «Блэк, ты сейчас оставишь без слуха половину Британии, и меня в придачу!»       Алиса Крейн и Марлин Маккинон весело хохотали, Питер хихикал, Ремус молча улыбался во весь рот, а Джеймс откровенно млел от того, что его любимая Лили сидела рядом с ним, и даже не раскрывал рта, старательно ловя каждую секунду нахождения рядом с ней.       Взрослые пели, джаз лился рекой, эль приятно горячил кровь, волосы Эванс пахли кофейным шампунем, Андромеда угощала всех предусмотрительно захваченными бутербродами и своими фирменными блинчиками с малиновым вареньем, а за окном автомобиля светила луна и мягкими крупными хлопьями падал снег.       И это было волшебство.       Все это было так давно, как будто не в этой жизни. Да и… в этой ли? Лили как-то сказала ему, что каждый день — это маленькая жизнь. Сколько же жизней в таком случае он прожил? Да и не только он, каждый из них.       Сколько вечностей пролетело перед глазами Регулуса, когда инферналы из той треклятой пещеры тащили его под воду? Сколько вечностей пролетало практически каждый год перед глазами его девочки, постепенно забирая из ее глаз тот огонек, который так часто полыхал в свое время в глазах Сохатого? Да и перед ним самим… каждая смерть времен Первой Магической Войны — тысяча вечностей. Чем ближе человек, тем больше этих вечностей было. И даже обретенная вновь семья так и не смогла компенсировать их полностью, хотя, без всяких сомнений, помогла устоять на ногах и не свихнуться, наделав глупостей. Особенно, когда стало понятно, что малыш Питер, этот чертов крысеныш Петтигрю, которому каждый из них верил как самому себе, который ел с ними за одним столом, спал в одной комнате, восхищался Джеймсом и заботился о нем и его семье, оказался предателем.       Вонючим, трусливым лицемером, который не нашел в себе силы признаться перед ними в своем страхе открыто, предпочтя обеспечить себе теплое местечко при кажущемся победителе. Даже не начав толком сражаться. Даже не задумавшись о том, что выдавая друзей он подрывает шансы на успех гораздо сильнее, чем это делали стычки с приспешниками Риддла.       Мужчина сильнее сжал руль руками и бросил взгляд на заднее сиденье. Дети спали. Голова Альфарда покоилась на плече старшей сестры, одновременно выполняя функцию подушки. Сириус вздрогнул. Салон заливал лунный свет, и в этом свете ему всего на секунду показалось, что Лили Поттер каким-то чудом вернулась из мертвых, и теперь спокойно посапывает позади него. И тут же помотал головой, отгоняя иллюзии.       — И причудится же такое…       Антверпен уже показался на горизонте, сияя ночными огнями и невольно перестраивая мысли совершенно в другое русло. Например, как это забавно — сегодняшняя поездка во многом напоминала их полет на концерт Элвиса. Только вместо друзей — семья. Его рыцарь и две королевы — одна большая, другая маленькая. И цель побега — не концерт, а отдых и куча веселья. Просто потому, что хочется. Безо всяких официальных поводов. И плевать он хотел на всю несерьезность такого подхода. Они — Блэки. Блэк — значит король. Выше Блэков только небо. А это значит — им можно все. И не воспользоваться такой привилегией было бы просто грешно.

***

      Отель, который привлек внимание Блэка, назывался «Желтая Субмарина», и находился в самом сердце города Антверпен. И ему было откровенно наплевать, что он маггловский — заведение, названное в честь одной из величайших песен двадцатого века, просто не имело права, по мнению Сириуса, оказаться плохим.       Он припарковал машину на стоянке возле здания, и, оставив семью в машине, отправился бронировать номера. Конечно, он мог бы остановиться и в хостеле, но его девочки были достойны самого лучшего, а посему он не стал скупиться, и заказал три самых дорогих номера, повергнув девушку за стойкой в священный трепет.       — Вас отвести в ваши комнаты?       — Немного погодя. Мне нужно разбудить жену и детей.       — Вот как… — градус улыбки черноволосой красавицы стал ниже. — Как вам будет угодно, мистер Блэк.       Заселение прошло как по маслу. Обсуждение планов решили оставить на завтра — выпитое пиво и дневная усталость брали вверх, а вид огромных, мягких кроватей решил дело окончательно.       Морфей победил.

***

      Катерина проснулась от того, что комнату заливало солнце. Девушка зевнула и потерла глаза, пытаясь сообразить, где находится, пока не вспомнила, что папа Сириус уволок их в Бельгию. А это значило, что находиться она могла только в своем номере в отеле.       После этого девушка резво вскочила на ноги — любопытство звало ее исследовать номер полностью, но этот запал прошел, когда она увидела ванную. Большую, круглую ванную, которая, конечно, не дотягивала до размеров ванны старост или ванн в особняке Делакуров, но имела весьма внушительные размеры, а расставленные по краям бутылочки с шампунем, гелем и прочими радостями купательных процедур, окончательно решили дело.       Катерина быстро набрала теплой, почти горячей воды, и налила в нее пены с ароматом кофейных зерен (почему-то все средства для купания, представленные здесь, обладали кофейным ароматом) и погрузилась с головой под воду, едва залезши в ванну. После этого она вынырнула, и довольно отфыркавшись, позволила себе расслабиться.       Если верить висящим на стене часам, было только девять часов утра. Папа никогда не поднимался раньше двенадцати (если только посланный бабушкой Кикимер не расталкивал его силой), а это значило — торопиться некуда.       — Добби! Принеси мне, пожалуйста, апельсинового сока и плюшки с корицей. И еще… — домовик преданно смотрел на нее своими яркими глазами, а Катерина подумала о том, что впервые в жизни у нее появилось желание выглядеть как настоящая леди из дома Блэк. — Зеленое платье. Помнишь, то, шелковое, которое бабушка подарила мне на день рождения? А к нему зеленую ленту в волосы, изумрудные сережки и белую шубку. Хотя нет, шубку пока не надо. Но прежде всего — сок и плюшки.       — Будет исполнено, — поклонился Добби и исчез, чтобы через пару минут вернуться со всем необходимым. Однако уходить не торопился — было видно, что его с самого начала распирает от желания рассказать какую-то новость. — Хозяйка Катерина позволит Добби потешить ее последними новостями?       Катерина только кивнула. Такие вот периодические беседы были их маленькой негласной традицией. Домовик рассказывал ей о новостях за пределами школьных стен, а она ему — веселые и не очень школьные сплетни. Девушка трансфигурировала одну из бутылочек в чашку, и наполнила ее соком, мысленно порадовавшись, что Добби, зная ее любовь к этому напитку, принес ей целый хрустальный кувшин, который когда-то подарили бабушке и дедушке на свадьбу, и который безумно ей нравился.       Домовик взял чашку, рассыпавшись в благодарностях, и перенес из спальни небольшой пуфик, на котором и устроился.       — Добби знает достоверно. У нас теперь три домовых эльфа, а не два. Регулус нашел куда пристроить домового эльфа Барти Крауча. Добби сам все видел.       — Винки? А разве она не перешла вместе с домом к следующему владельцу?       — Винки много плакала и пила, и уже три хозяина отказались от нее. Три раза получить одежду — для нее это большой удар. И Регулус придумал. Он отдал ее новому Блэку, — уши Добби смешно встопорщились. — Новый Блэк привел Вальпургу в ужас, потому что совершенно не умеет держать себя с домовиками.       Катерина хотела было сказать, что все связанное с Долоховым ее ни капельки не волнует, но любопытство перевесило.       — О чем ты говоришь?       — Он уселся на колени, чтобы быть вровень с ней, и поцеловал ей руку. А когда Винки разревелась, то обнял и стал успокаивать, как если бы она была… человеком, а не эльфом, — эльф выпучил свои глаза и перешел на шепот, словно рассказывал о чем-то крайне неприличном. — Вальпурга пришла в ужас. Она сказала, что новому Блэку срочно необходим курс хороших манер, чтобы он не опозорил Благороднейшее и Древнейшее семейство Блэк. А вот Орион смеялся, — Добби весело болтал ногами. — А Регулус прикладывал руку ко лбу.       Катерина невольно улыбнулась, представив себе эту картину. Все-таки Долохов неисправимый осел. И хоть бы рассказал ей! Ссора конечно ссорой, но зеркало то для чего? А ведь скоро день рождения Крама. И ей придется его терпеть. Настроение скакнуло на пару градусов вниз. Приказав домовику ожидать ее в спальне, девушка снова погрузилась под воду. Это помогло вернуться на прежний уровень мировосприятия, и следующие полчаса она старательно пыталась последовать примеру Флер путем приобщения к медитации, но очистить голову от мыслей не получалось.       Сознание упорно рисовало ей Долохова, целующего руку Винки. Добби сказал, что он обращался с ней так, как если бы она была человеком. А что, если она ему понравилась? Конечно, это был абсурд, но ведь всякое бывает. Девушка сердито ударила кулачком по краю ванной. Этот идиот даже в Антверпене не дает ей жить спокойно. А ведь другая страна. Целых три дня приключений. Ну как так-то?!       Ну ничего. Она еще заставит его пожалеть. Она… она… она позаимствует у Фреда и Джорджа какое-нибудь их изобретение. И выставит его полным идиотом. А еще лучше — придет к Краму так, чтобы быть красивой настолько, насколько ей позволяет ее внешность. И будет весь вечер заигрывать. С кем-нибудь другим. А его напоит привороткой, чтобы он смотрел на нее и мучился. Да. Так будет лучше всего.       Придя к этому выводу, пуффендуйка успокоилась и наконец позволила себе окончательно расслабиться. Полежав в ванной еще полчасика, она вылезла, высушила себя заклинанием, и быстро накинула на себя принесенное Добби платье, и отправилась к домовику, который должен был причесать ее.       В этот раз она решила не заплетать стандартную косу, а сделать две маленькие косички по краям, и заплести их сзади в подобие венка, перевязав лентой. Благо, что отросшие по локоть волосы позволяли ей это сделать. Он почти закончил ее причесывать, когда в дверь постучали.       — Войдите.       Альфард приоткрыл дверь, и скользнул к сестре в комнату.       — У мамы с папой любовь, а в своем номере сидеть скучно, — пояснил он, с любопытством оглядываясь по сторонам. — Ты очень мило выглядишь.       — Спасибо, — Катерина смущенно улыбнулась и застегнула сережку. — Как спалось?       — Как в коме провалялся. Но знаешь, это того стоило. Как представлю — сидеть на уроке жабы, так тошно становится, — гриффиндорец уселся на кровать и опрокинулся назад. — Добби, а Добби? Принеси мне, пожалуйста, кофе.       — Добби подчиняется только хозяйке Катерине, — с суровым достоинством отозвался домовик. — Альфард это знает. Все это знают. Пусть Альфард заведет себе своего домовика и приказывает ему. Добби не будет выполнять его приказы.       — Просто блеск… — пробурчал Альфард, перекатываясь на живот. — Теперь я понимаю почему говорят, что домовики становятся похожи на хозяев.       Катерина весело рассмеялась. Насупленный младший брат напоминал ей нахохлившегося воробья.       — Принеси пожалуйста нам кофе, Добби. И на завтрак чего-нибудь.       — Одну секунду, мисс.       Альфард посмотрел на сестру укоризненным взглядом.

***

      Драко Малфой откровенно завидовал своей подруге. Даже не потому, что его отец никогда не выкидывал ничего подобного, потому что «Малфои — порядочная семья, Драко», и не потому, что ему самому иногда хотелось, чтобы его родители вытворили что-нибудь безумное («Мы не Блэки, сын, то, что общественность простит им, нам будут ставить в вину до скончания веков»), а потому что она была временно избавлена от трех, крайне неприятных вещей: раннего вставания, домашней работы, и, самое главное — Долорес Амбридж.       Драко, впрочем, на зависти особо не зацикливался — за окном водили хороводы снежинки, Хогвартс постепенно зажигал огни, в коридоре, где расположились они с Джинни, никого не было, а подоконник и окно были обработаны согревающими чарами.       На улице завывал буран. В коридоре, аккомпанимируя себе на гитаре, завывал Малфой, откровенно фальшивым фальцетом напевая одну из песенок столь любимых им Вервольфов Варфоломея. Джинни сидела рядом, отогревая слегка замерзшие ладони теплым термосом, из которого шел легкий дымок, благоухающий брусничным чаем. И слушала. Так, как (как казалось Малфою) умела только она — внимательно, совершенно очаровательно склонив голову на бок, с крайне задумчивым выражением лица и легкой полуулыбкой на губах. А еще — это Драко знал точно — у нее на губах сегодня была вишневая гигиеническая помада. Маггловская. И это было восхитительно.       — Сыграй Битлов, а?       Драко кивнул и взял аккорды. Однако, стоило ему начать петь, как сработал Закон Подлости, на этот раз явившийся в лице Генерального Инспектора Хогвартса.       — Что здесь происходит?       Джинни закатила глаза. Драко мысленно пожелал нарушительнице атмосферы самых отборных лучей поноса. А Амбридж не унималась.       — …чистокровная семья! И вы позволяете себе столь вопиющее вульгарное поведение, мистер Малфой! Маггловские предметы! Маггловская музыка!       — Если бы вы пришли пораньше, то услышали бы Вервольфов Варфоломея, — не выдержал слизеринец. Амбридж только разозлилась.       — Если вы помните, мистер Малфой, расстояние между учениками должно быть больше восьми дюймов! А вы… с… осквернительницей чистой крови…       — Все, что вам нужно — это любовь.       — Не смейте меня перебивать!       — Любовь, — Драко позволил Джинни утянуть себя с подоконника. — Любовь это все, что вам нужно. А теперь простите, но мы пойдем.       Жаба начала выговаривать что-то про невоспитанность, потерю баллов и наказания, но ребятам не было до этого дела — Джинни шепнула ему «Бежим!», поцеловала (засланница министерства сразу же поперхнулась воздухом, и молча открывала и закрывала рот, силясь подобрать слова), и они побежали, держась за руки и хихикая как сумасшедшие.       Драко то и дело спотыкался, Джинни же так и вовсе наступила случайно ему на мантию, и они полетели с лестницы, пересчитав ступени носом. Прямо к ногам профессора МакГонагалл. Та, впрочем, как будто бы даже и не удивилась. А выяснив, что случилось, сурово покачала головой, и протянула пострадавшим по имбирному тритону. И Драко мог поклясться, что в глазах ее плескались смешинки.

***

      — Как думаешь, есть ли на свете хоть что-то, что ее не бесит? — поинтересовалась Нарцисса, пробегая взглядом полученное пять минут назад послание от Генерального Инспектора.       — Нет, — коротко парировал Люциус и пригубил вино из бокала, пробегая глазами по строчкам книги, которую подсунул ему Регулус Блэк. Автором ее был некий Морис Леблан, специализирующийся, как понял лорд Малфой, на юмористических детективах. По крайней мере, то, что читал он, ему виделось именно юмористическим детективом. А главный герой искренне веселил и восхищал своими юмором и изворотливостью. Настолько, что Люциус великодушно простил книге и автору маггловское происхождение. — Разве только портрет начальника на стене.       Леди Малфой весело фыркнула, но тут же недовольно поджала губы.       — И ЭТО ведет мой любимый школьный предмет. А ведь у нашего мальчика в этом году С.О.В.! Люциус, неужели ничего нельзя сделать с этим?       — Боюсь, что пока что нет, — Люциус всем своим видом давал понять, как он не расположен к беседам, но его жена была урожденной Блэк, а Блэки всегда были невероятно упрямы.       — Люциус, она пытается нам указывать! Нам пытается указывать дочка уборщика! Магглорожденная! Как будто она — ровня нам!       Лорд Малфой со вздохом отложил книгу, и на всякий случай поставил бокал на стоящий рядом журнальный столик.       — Дай взгляну.       Нарцисса с готовностью протянула ему письмо. Ее глаза сверкали праведным возмущением.       — Вульгарное поведение… гитара… маггловские песни… Джинни Уизли… безлюдный коридор… Любителям магглов надо собирать чемоданы и отправляться к маггловским выродкам… Срочно примите меры… — брови мужчины медленно, но верно поползли вверх. — Что, и все? Я думал, она как минимум про оргию разоряется.       — Люциус! — женщина пораженно ахнула. И сразу же подумала, что ее кузены крайне плохо влияют на людей. Оба. Хотя, в данном случае, она определенно не возражала. А посему — напустила на себя крайне деловой вид. — Что делать с этим будем?       — А что мы сделаем, Цисси? Делать надо было раньше, пока твоя семья не полностью испортила нашего сына. Но не могу не признать — он станет хорошим лордом Малфоем. А посему — я готов простить ему столь вопиющую невоспитанность. Да и к тому же… — Люциус поморщился. Ему было крайне неприятно признавать очевидное. — Этак она к магглам выкинет половину Хогвартса и четверть Слизерина. Даже в моей юности слушали… всякое.       — Мне нравилась Шер, — на лице леди Малфой читалась откровенная ностальгия. — А как у нее волосы сияли! Особенно году так… в восемьдесят пятом. И еще Мадонна…       — Ради всего святого, Цисси!       — Зануда ты, Люциус, — она шутливо ударила его веером. — Впрочем, ладно. Что мы напишем ей в ответном письме?       — Что я сам разберусь, как мне воспитывать моего сына, — Люциус снова потянулся к бокалу. — Без всяких посторонних советов. Какими бы ценными они ни были. И не отвлекай меня пожалуйста больше сегодня. Я очень устал.       Нарцисса не ответила ему ничего, только скорчила забавную рожицу и показала язык. А еще у нее сегодня было поэтическое настроение. А это значило только одно.       Амбридж получит ответ. В стихах. Очень больших стихах. И чем больше — тем лучше.       Никак иначе.