Пленница камня

      Селису Флорент никто никогда не любил. В немалом семействе Цветочных Лисиц ей не было места. Её матушка, богобоязненная женщина, любившая веру больше своих детей, умерла от серой хвори вскоре после рождения Имри. Отцу же никогда не было особого дела до отпрысков, и они росли, что цветы в поле. Тётя Мелара, самолюбивая и жестокая, не дарила ни капли тепла не то, что Селисе с братьями, но и своим детям. Даже широкий круг кузин не спасал от одиночества. Среди стайки хихикающих девиц Селиса выделялась угрюмостью и отстранённостью, предпочитая девичьим шалостям чтение или вышивку. Она была напрочь лишена той лёгкости и мечтательности, столь часто присущей юным девам. Болтовне Селиса предпочитала поход в септу. Там снисходило на неё умиротворение, и там всегда пахло горьковато и приторно-сладко одновременно. Совсем как от матери когда-то…       Селиса росла болезненным и слабым ребёнком. Хрупкая девочка, затем нескладная девушка. Братья и кузены дразнили её «Райским Цветком» и «Небесной Лисичкой»*, лишний раз напоминая о её непритязательной внешности. Боги, словно в шутку, дали девочке с чудесным именем такое лицо. Оттопыренные уши Флорентов и совсем не женственные усики приводили Селису в отчаяние. Каждое утро выщипывала она жёсткие тёмные волосы над верхней губой, но они вырастали вновь и вновь. К тому же она была слишком худа, слишком нескладна и угловата. Да и бесцветные глаза не придавали ей прелести.       Спокойно и безрадостно проходили её дни в Ясноводном Чертоге. Восстание Баратеона прошло мимо, а вот последствия…       В тот день отец вернулся необычайно оживлённым и, смеясь, сказал дочери, что она породнится с королём. Станнис Баратеон – прозвучало имя её жениха. Непреклонное, властное имя, как нельзя лучше подходившее лорду Драконьего Камня. Известие о скорой свадьбе застало Селису врасплох. Девицы Флорент никогда не имели большого спроса на рынке невест. Они не могли похвастаться ни богатым приданным, ни девичьей свежей красотой, ни особой знатностью. А тут такая партия!       Селиса не была мечтательницей, а уж одного взгляда на её хмурого жениха хватило, чтобы разогнать встрепенувшиеся было надежды. На брачном пире они сидели вместе, но не перемолвились и парой слов. Даже когда они танцевали, Станнис смотрел будто сквозь неё. В его глазах не было разочарования, чего так боялась Лисица. В них вообще ничего не было. Коронованный брат жениха, напротив, был весел и всем доволен. Он горланил песни, пил вино и отпускал солёные шуточки за троих, но не был способен расшевелить ни угрюмого жениха, ни полумёртвую от страха и волнения невесту. Станнис лишь раздражённо поджимал губы и бросал презрительные да (Селиса готова была поклясться!) завистливые взгляды на старшего брата. Выпитое вино горячило и без того пламенную кровь короля, а сидящая рядом кузина невесты была слишком безотказна... Отвращение и гнев в глазах Станниса были так похожи на селисины собственные. Позже женщина ещё не раз вспомнит злосчастный случай, взывая к Богам о рождении сына, ещё не раз проклянёт кузину, ещё не раз забьётся в её водянистых глазах огонёк ненависти к Эдрику, плоду греха, к не её сыну.       А тогда, на свадьбе, после танцев было провожание, и жалкие попытки Селисы прикрыться под пьяные похабные оскорбления её внешности. Её втолкнули в опозоренную спальню, и девушка скукожилась на встрёпанных простынях. В их со Станнисом первую ночь, да и в последующие тоже, она не видела желания в холодных глазах мужа. Ни желания, ни страсти, словно все они в избытке достались Роберту.       А потом потекла её жизнь как леди Баратеон…       Муж никогда не был к ней груб… В его понимании. Он просто её не замечал. Взгляд его стальных глаз лишь изредка останавливался на ней, ещё реже он становился заинтересованным или хоть немного тёплым. Такое пренебрежение оскорбляло. Сначала женщина даже подумала, что у её лорда-мужа кто-то есть, но нет, Станнис не изменял ей. За все годы их брака он не завёл себе не единой любовницы! Это должно было бы ей льстить, но, увы, Селиса знала, что её заслуги здесь нет.       Станнис хотел сына. Наследника для Драконьего камня, наследника для Штормового Предела… Да, она знала о его страстном желании. Страстном, если это применительно к Станнису. Он приходил к ней редко, и она не знала: молить ей о большем или просить не приходить вовсе. Баратеон никогда не оставался с ней на всю ночь: особо не церемонясь, брал своё и уходил, оставляя жену давиться судорожными всхлипами и кутаться в одеяла. Супружеский долг не доставлял Селисе ни малейшего удовольствия. Станнису, видимо, тоже, ибо приходил он к ней нечасто. Он всегда брал её резко и быстро, словно стараясь поскорее отделаться от неприятной обязанности. Никогда мужчина не целовал её и не обнимал, пустым взором глядя в стену. Он оставался равнодушным и далёким, как валуны, из которых был выстроен Драконий Камень. Через год его старания увенчались успехом: Селиса понесла. Женщина могла бы поклясться, что видела облегчение в глазах супруга, когда сообщала ему о беременности.       Спустя положенный срок, родилась Ширен. Дочь. К малютке Селиса не испытывала никакой привязанности. Она просто не умела любить: её никто не научил этому. Часто она подходила к люльке дочери, останавливалась и долго смотрела на малюсенькое личико. Всей душой Селиса желала, чтобы равнодушие и брезгливость ушли, но в сердце всё так же было пусто. А Станнису дочь была не нужна, хоть и все усилия родить мальчика шли прахом. Сыновья не держались в чреве Селисы и пробивались на свет раньше срока. С каждым мёртвым ребёнком внутри что-то ломалось, корёжилось, застывало безобразными клочьями.       После бесплодных немногочисленных попыток зачать в чреве Селисы сына, Станнис стал от жены ещё дальше. А женщина больше не пыталась расшевелить мужа: не спрашивала его мнение о хозяйственных делах, не старалась проводить с ним как можно больше времени вместе… Она больше не пыталась приблизиться к человеку, что выстроил вокруг себя непробиваемую стену. Она начала строить свою…       Её лорд-муж вечно отсутствовал по делам, несомненно, важным и интересным. Намного более интересным, чем его леди-жена. Селиса оставалась совсем одна в драконьем замке. А драконы, как известно, не очень благоволят оленям, да и лисам тоже. Словно привидение бродила женщина по замку, холодному и неприветливому, как объятья её мужа. Она ненавидела Драконий Камень, ненавидел его и Станнис, не терпя место, столь похожее на него по духу. Однажды он рассказывал жене о Штормовом Пределе, и Селиса была поражена, каким воодушевлённым стало его лицо, как смягчился голос. А потом он вспомнил, что замок принадлежит вовсе не ему, а его непутёвому брату, и лёд в глазах лорда Драконьего Камня стал толще в два раза.       Станнис никогда не повышал на неё голос и уж тем более не бил. Он никогда не лез в её дела. А она не лезла в его. Они могли бы считаться вполне богообразной и достойной парой. Однако всегда вежливый и собранный он нервировал Селису день ото дня всё более. Его зубной скрежет мерещился женщине едва ли не каждую ночь. Внутри зрела обида, сворачиваясь кольцами и выпуская пламя, совсем как дракон со стены замка. Ненависть и яд выплёскивались на окружающих слуг: тронуть Станниса женщина бы не посмела.       Вера в Семерых больше не приносила спокойствия, лишь злила и раздражала день ото дня всё больше. Молитвы Селисы уплывали в пустоту: ни отклика, ни исполнения прошенного… Тогда зачем молиться, если Боги не желают изменять её горькую судьбу? Зачем униженно ползать на коленях, если все усилия идут прахом? Если лёд в душе не тает, а смерзается лишь крепче? Почему шлюха Делена замужем и счастлива, а Селиса страдает? Нет, Семеро - не её Боги, больше нет! Леди Баратеон больше не ходила в септу и кривила свой сухой рот каждый раз, когда при ней заходил разговор о вере. Горьковато-сладкий запах благовоний, приторный до отторжения, вызывал теперь лишь тошноту и злость на мать, не давшую ей ничего.       Слепящее одиночество накатывало на Лисицу с каждым днём всё больше, лишая чувств и радости, оставляя лишь злобную пустоту. Селиса то замирала надолго перед какой-нибудь картиной, бессмысленно глядя в одну точку, то металась по замку раненым зверем, то лежала целый день на постели без сил, то выходила на башню, жадно вдыхая солёный воздух, гладя шершавые стены. Холод валунов проникал в женщину, порабощал её. Каменные драконы насмешливо смотрели на неё с неприступных стен. Ей было не вырваться отсюда. Вся живость её натуры замерзала, съёживалась. Она стала сварлива и раздражительна. Даже плакать будто разучилась, а в глазах появилось новое, жестокое выражение. Ни слезинки не пролила она над больной дочерью. Ни слезинки не скатилось по ее щеке на похоронах отца. Ни слезинки… больше никогда.       Селисе теперь всегда было холодно. Сквозняки ползли за ней, куда бы она ни шла, влажными щупальцами трогая бледную кожу. Избавиться от наваждения помогал лишь огонь. Она жарко топила камин в своей спальне, протягивала к нему руки, жадно вдыхала горячий воздух. Язычки нежно касались ладоней, лаская лучше самого искусного любовника, целуя так, как никогда не целовал её супруг. Часами смотрела Селиса на причудливый танец пламени. Оно одно было живым в этом замке. Женщина глядела в пламя да напевала тихонько почти позабытые колыбельные матери. И огонь слушал. И согревал. Его жар околдовывал, тянул к себе, звал… В тихом потрескивании чудился Лисице женский голос, умиротворяющий, завораживающий… Селиса была уверенна: она больше не одна.       Селису Баратеон никто никогда не любил. До этих пор.