Три года и пять месяцев.

Syd matters – Obstacles.       — Поверить не могу, что ты всё-таки надел футболку, которую всучил тебе мой папаша, — Бак смеётся, глядя на смутившегося друга, но тот не поддаётся на провокации. «Я голосую за Билла Дьюи» - вот, что гласила футболка на нём, и парень пошёл на этот бескрайне глупый шаг только лишь потому, что хотел как лучше. Конечно он не был альтруистом* или кем-то вроде этого, но благополучие семьи Дьюи было для него превыше всего. С Баком он дружил с яслей и знал его как свои собственные пять пальцев и точно знал, что тот не хочет зла, а просто подшучивает над ним.       — Она, между прочим, довольно удобная, — в отместку фыркает Сметана, для наглядности поглаживая новую вещь. Одежда и правда была очень комфортной и мягкой, однако надпись прямо посередине груди всё-таки несколько удручала. Он не любил привлекать к себе много внимания – стоит на вечеринке за пультом, его почти никто не видит и ладно. А тут буквально каждый встречный спешит на него попялиться, хотя, наверно, такой и был план у их многоуважаемого мэра.       Сметана слукавит, если скажет, что это просто забота о благополучии его друга. Слишком уж абсурдной казалась ему настоящая причина его стараний.       — Не отнекивайся, ты втрескался в него, Сметана, — Дженни снисходительно улыбается, глядя, как разом вспыхнул её друг. — Это и слепому видно.       — Тогда странно, что это не заметил сам Бак, — бурчит про себя парень, готовый буквально провалиться под землю под испытывающим взглядом подруги. Она завела его к себе домой не просто так – это было ясно с самого начала. Но откуда он, черт возьми, мог знать, что она будет его спрашивать напрямую о такой вещи?       Самое противное, что её предположение было полностью оправдано – странное, тёплое чувство, какое испытывает Сметана к другу греет его сердце уже не месяц и не два.       — И сколько ты так мучаешься? — между тем интересуется Пицца, потягивая через трубочку молочный коктейль, который они купили в «Большом пончике» по пути к её дому. Он сначала мнётся, а после отвечает еле слышно:       — Три года и пять месяцев.       — Да ладно?! — казалось, Дженни едва удержалась от того, чтобы плюнуть молочным коктейлем Сметане прямо в лицо. Конечно, у неё были подобные предположения, но... держать в тайне подобные чувства так долго? — Я только в бразильских сериалах видела, чтобы так долго кто-то скрывал свою симпатию к кому-нибудь.       — Ура, я попал на ТВ, — мрачно хлопает в ладоши парень, а девушка замолкает, понимая, что если сболтнёт лишнего, то может обидеть друга. Сам Сметана был в смятении – он не знал, как ему лучше поступить. Скрываться дальше становилось невыносимо – кожа, к которой прикасался Бак, после горела, как будто её огрели раскалённой кочергой, этот шутливый флирт со стороны Дьюи, совместные ночёвки и разговоры ни о чём всю ночь до самого утра. Но с другой стороны он не хотел испортить их дружбу – в конце концов, из-за его характера у него не так много друзей. Всех потенциальных новых знакомых он отпугивал своей холодностью.       — Мне нравится сын мэра. Просто потрясающе.       — Ты просто выкаблучиваешься перед моим папой, — Бак смеётся беззлобно, а улыбается удивительно тепло, отчего у Сметаны сердце готово из груди вырваться.       — Ты слишком мнительный, — качает головой парень, невольно засматриваясь на друга. В последнее время вся его стратегия противостоянию лёгкому душевному трепету шла коту под хвост, а именно после недавнего разговора с Дженни. Ему сложнее было взять себя в руки и прекратить вести себя как маленькая школьница, которая влюбилась в самого популярного мальчика в школе. К слову, в ситуации Сметаны было примерно также, но только вот у него не было груди третьего размера, и он уже давно не маленький. Даже жаль.       — Тогда докажи, — Бак ухмыляется, доставая из кармана красный маркер и растягивая губы в предвкушающей улыбке. Сам же парень удивлённо приподнимает брови, искренне не понимая, что хочет от него Дьюи. Получив короткий и немного боязливый кивок, Бак откупоривает маркер и с наслаждением начинает что-то вырисовывать у Сметаны на футболке. Тот хочет сначала посмотреть, что за шалость решил совершить его друг, но тот второй рукой закрывает то, что рисует и хитро улыбается.       И только когда парень, наконец, отстраняется – это минута далась Сметане нелегко – он наконец может посмотреть на теперь красующуюся изменившуюся надпись.       «Я голосую за Бака Дьюи».       — Но ты даже никуда не баллотируешься, — неловко смеётся парень, с глупой улыбкой глядя на свою одежду. Отчего-то надпись грела душу, а то, что это сделал именно Бак, заставляло мягко улыбаться.       — Может, специально для тебя буду соревноваться с отцом, — парень ухмыляется, убирая маркер обратно в карман и теперь глядя в ярко-голубые, радостные глаза напротив.       — Я бы отдал за тебя хоть тысячу голосов, — Сметана не может отвести взгляда, хотя отчаянно этого хочет. Он не может увидеть, но уверен, что глаза у Дьюи тоже смеются.       — Смотри, как бы его не забрали прямо у тебя из-под носа!       Фраза Дженни почему-то именно в этот момент всплывает у него в голове, и парень решает, что хватит уже с него. Эти три года были самыми мучительными в его жизни, так что будь что будет.       Он осторожно притягивает друга за плечи ближе к себе и приникает к его губам. Сухие и обветренные, Бак очень любит их облизывать, дурацкая привычка, думает Сметана. Парень из его совсем невесомых объятий не вырывается, а после и вовсе сам перехватывает инициативу, обнимая блондина за шею.       Он не верит своим ощущениям.       Просто не может верить чёртовым чувствам.       Сметана не верит самому себе.       — Мне хватит только твоего.