В темноте
6 июня 2015 г. в 20:58
Проснувшись от холода и не обнаружив рядом басиста, Владимир натянул на себя одеяло и отвернулся к стене. Раньше бы, возможно, переживал и пошел его искать, но не сейчас. Вот вернется от холодильника, убедится, что без одеяла и внимания остался, может, будет думать в следующий раз, как шляться где-то. Жалко, конечно, что мерзнуть будет, но он сам виноват. Профилактика никому еще не помешала. С кухни слышатся голоса, не иначе и компанию веселую себе нашел. Ну пусть повеселится.
Надо же было додуматься Сергея с Мишей сводить. Сваха хренова. С самого порога озадачил. Ладно, Серега, он постепенно догонять начал, а на Житнякова смотреть страшно было, парень реально подумывал отказаться от предложения стать вокалистом группы, только бы побыстрее свалить из этого ужаса. Прямо как в песне Упукника, или как там его правильно. Я на тебе никогда не женюсь и что-то про съеденный паспорт. Спасибо Удалову. Как уж он это все объяснил, что Житняков с Поповым сейчас на диване в обнимку спят?
И где шляется этот засранец? Нет, ну ладно бы водички выпить пошел и с Максом языком зацепился, или по нужде пошел и там заснуть умудрился. Но совесть надо иметь хоть иногда.
Явился.
— Проснулся? — Виталий пропустил Максима вперед. — Прости, если разбудил. Вот сородича твоего привел.
— Кого?
— Сородича твоего, говорю. Такой же полуночник, как и ты. Посуду мыть затеял, грозился потом домой уехать. Среди ночи.
— Нахрена?
— Вот и я о том же. Где у тебя тут? — Виталий полез в шкаф в поисках постельного белья.
— Ребята, спасибо огромное, но я не хочу вас стеснять и… — вновь начал Максим.
— Во! Все слышал? — басист вытащил одеяло. — Стеснить нас боится.
— Угу. Максим, мы же тебе не третьим к нам лечь предлагаем. Матрац вон какой большой и удобный. Виталий специально для тебя его накачивал. Так, расправляй простынь и ложись, сейчас подушку дам. Одной хватит?
Виталий накрыл Утконоса одеялом, заботливо подоткнул края. Хотел обнять, но Холстинин смотрит строго, всем своим видом толсто намекает, что это будет лишним, что и в заботе неплохо знать меру.
— Доброй ночи, — шепнул Виталий и ушел к Владимиру.
Он адекватно понимает, что после подобного исчезновения, даже в благих целях, спать ему придется без одеяла, возможно на полу и согревать его будет только осознание присутствия в помещении близкого человека. Но гитарист смягчился. Мало того, что разрешил лечь рядом на постель, так и придвинулся совсем близко, обнял, накинув одеял, уткнулся в его шею. Шепчет что-то доброе, уговаривает больше так не исчезать.
Максим обняв угол одеяла, погрузился в размышления. Для успокоения себя любимого и лучшего понимания, что ничего ужасного в том, что он остался в гостях, нет, представил, что мог бы сейчас ехать в машине по пустой трассе в гордом одиночестве и с осознанием, что никому особо не нужен, загоняя себя в тупик безысходности.
А так, вроде, даже лучше, комфортнее. Даже удобнее, чем на диване, на котором не раз оставался у Володи с Виталием. Пару раз было, что не в лучшем своем виде оставался, Виталий до самого утра сидел рядом на полу и держал за руку, выслушивая причитания и возмущения Холстинина. И что главное никогда не чувствовал ничего, кроме стыда за свой вид и искренней благодарности за заботу и теплоту.
В данном случае уместно только второе. К чему тогда надо было устраивать это шоу с отговорками и попытками сбежать? Из-за Приста? Точно из-за него. Как бы странно и дико это ни звучало, но тяжело отпускать его к какому-то малознакомому вокалисту. От знакомого еле отбил и опять.
Блин. Бред сивой кобылы. Хи-хи. Не собирался ведь никого отбивать, просто хотел помочь другу. Только по факту получается совсем другая история, обычная пошлая бытовуха получилась. Подслушал, сам себе что-то додумал, влез в чужие отношения со своим уставом, одного изнасиловал, другого пытался в себя влюбить и справедливо оказался посланным, ладно хоть без упоминания денег и приворотов обошлось. Теперь вот обиженного решил изображать. Фуфуфу… Стыд и позор на «Пусть говорят» с последующей принародной стиркой нижнего белья под крики зрителей, желающих хлеба и еще больше зрелищ. Да Колизей нервно курит в сторонке!
Так вот все могло оказаться гораздо страшнее. Кипелов тогда вообще ничего выяснять не стал, а тупо настучал Холстинину и от себя еще добавил. Стоило глянуть в сторону Маврина, как этого нервического трясти начинало. Поначалу пытался держаться от Сереги подальше, чтобы вокалиста не тревожить, только ему, видимо, без разницы было, фантазия богатая. Плюнул и стал специально Валерку бесить. Вот и довел. Мнение вокалиста группе на тот момент было важнее, даже при том, что это не мнение, а фантазия в чистом виде.
Вот и теперь получилось, что довел. Специально или нет — дело другое, но факт остается фактом. Пойти и извиниться перед Серегой? Не вариант, он же и так еле оклемался. Уж лучше пусть с этим Житняковым общается. Кто знает, что там у них выйдет?
Виталий вот только сильно уж торопит события. Хоть бы дал им время притереться, узнать друг друга толком. А дальше они сами как-нибудь разберутся, не маленькие ведь. Самому же остается радоваться, что все улеглось и попытаться поспать, чтобы не пугать утром людей помятым невыспавшимся видом.
— Аааа… Ты что делаешь? Маньяк! Совсем страх потерял, — что-то со звоном влетело, предположительно, в стену. Но, возможно, предназначалось гитаристу.
— Миша, успокойся, — максимально доброжелательно попросил гитарист. — Ты не так все понял. Точнее, это вообще не то, что ты подумал.
— Не подходи! И я не собираюсь ничего понимать.
Плохо ориентируясь в темной чужой квартире, вокалист попятился в сторону балкона.
— Не понимай, только не нервничай. Миша…
Чья-то рука перехватила его за пояс.
— Аааа… У вас здесь секта? Сборище извращенцев. Отпусти меня, я домой пойду.
— Через балкон? — спросил Максим. — Не советую. Да и темно там, погода — дрянь. Что произошло?
— Этот маньяк меня поцеловал, — Житняков взвизгнул.
— Это был первый поцелуй в твоей жизни?
— В губы!
— Миш, да я же не специально, — встрял Сергей. — Мне сон приснился, вот я и решил, что… Короче, что рядом не ты.
— Ну вот, — Максим вложил в дрожащие руки стакан. — Выпей водички. Что разбили?
— Вроде, ваза, — отозвался Сергей. — Сейчас уберу все.
Виталий терпеливо ждет, и терпению медленно, но верно приходит конец. Останавливает только Володя, крепко обнявший его. Вот не хочется его будить и заставлять беспокоиться. Только, похоже, все равно придется. Вокалист, чудо впечатлительное, опять ведь все испортит своими воплями, будто в самом деле первый раз поцеловался. Еще и вазу расколотил, Попова извращенцем назвал.
Интересно, как Серега его поцеловал? Неужели нежность какая-то зародилась, или в самом деле приснился кто? Интересно кто? Главное, чтобы не Беркут.
Ну где там Удалова носит? Утихомирил обоих, вазу собрал и возвращайся спать. Что тут сложного? Надо аккуратно выбраться из объятий Петровича и сходить на разведку.
— Куда собрался? — Владимир обнял еще крепче. — Они сами разберутся, я уверен.
— Петрович! Египетские вилы! — возмущенно зашипел басист. — Ты все слышал и лежишь вот так спокойно?
— Да. И тебе советую. Они не маленькие дети.
— Угу. Ты хочешь, чтобы этот деятель кудрявый еще что-нибудь учудил? Мало того, что он на тебя накинулся, потом вены порезал, так ты еще хочешь…
— Стоп, — прервал гитарист. — А про вены ты с чего взял?
— Вот только не говори, что ты не в курсе…
— Я не в курсе, а вот ты откуда узнал? — Владимир выпустил басиста и сам собрался к Попову для выяснения этого факта.
— Удалова пытал. Жестоко, — ядовито заявил басист. — Вот теперь он на меня работает.
— Чего? Ты обалдел? Это же не гуманно.
— А ты у нас гуманист? Да у Серого по лицу все видно. Бледный, худющий, глаза виноватые и тормозит неприлично. И эта его бандана на запястье. Не обратил внимание?
— Да он не снимает ее почти. Что не так с ней? — Владимир сбавил обороты и вновь залез под одеяло. — Ну да. Объемно кажется. Про Макса пошутил?
— Да. Не могу я смотреть, как Серега себя изводит, вот и решил…
— Помочь? Не надо было, — гитарист дотронулся до его плеча. — И Максу отбой дай.
— В смысле?
— В прямом. Не торопи события, и вообще не вмешивайся. Только себя изведешь, и Максу эти переживания ни к чему.
Басист согласно угукнул и позволил себя укрыть. Теплые прикосновения Владимира успокаивают и вселяют веру в правильность его теории. Кто придумал, что работа свахи легкая и интересная. Врут безбожно и не стесняются. Там за одним следи, чтобы в обморок не шлепнулся от переизбытка впечатлений, там за другим смотри, чтобы не вляпался куда-нибудь. Потом извернись, чтобы они как-то нашли общий язык, желательно побыстрее. Если надолго растягивать, то терпения никакого не хватит на эти церемонии. Уф.
А Володя прав. Не надо вмешиваться. Расколошматил вокалист вазу об стену, и хрен с ней. Не в об Приста же. А ваза — обычная бесполезная в быту Петровича хреновина. Он ее и так терпеть не мог, а просто так выбросить не интересно.
Вот про извращенца и маньяка как-то напрягло. Если не получилось с первого взгляда, то будет долго. Тут особый подход нужен, нежно, аккуратно. Как? Прист, знающий только грубую изощренную форму отношений, которую имел с Беркутом, будет церемониться с Житняковым?
— П-петрович!
— Что еще? — Владимир запустил руку в его растрепанные волосы, собрав их в пучок, поцеловал в шею.
— Житняков он ведь впечатлительный. Впечатлительнее Кипелова даже. А Серега в отношениях экспериментатор и… Тот, кем его вокалист назвал. Я про это сейчас только вспомнил. Вов, чего делать, а?
— Ничего, — Холстинин провел пальцами по его груди. — Тебе бы любовные романы писать. Прист — маньяк, ты — сутенёр, ищешь ему новую жертву… Фу.
— Так и получается.
— Виталик, ну ты что? Серега вполне адекватный парень, и ничего он с твоим вокалистом не сделает. Экспериментатором Артур был, вот пусть Страйка теперь развлекает.
— Кого?
— Леху Юфкина.
— Кого?!
— Забей. И расслабься.
Вернулся Максим, стараясь быть незаметным, прокрался к своему спальному месту.
— Макс, как там? — Холстинин чуть привстал.
— Вы не спите что ли? — Утконос уселся на матрац. — Нормально все. Сереге отдохнуть надо.
— Так мы его и не напрягаем. — подключился Виталий. — Даже наоборот. Что ему приснилось?
— Не знаю. Сам спроси. Завтра. Спокойной ночи!
— Макс! — Дубинин все же вырвался от Владимира и подсел к Утконосу.
— Чего тебе?
— Прости меня. Не надо больше за ними следить. Не обижаешься?
— Нет. Все в порядке, Виталий. Можно я посплю, устал чего-то.
— Конечно.
В соседней комнате Попов раздвинул диван и предложил Мише его занять. Подложив под голову пару подушек, накрыл пледом. Сам лег на полу рядом. Если и приснится кто, то кроме паркета точно никто не пострадает, а уж тот его извращенцем не назовет.
— Сергей Сергеевич! — позвал через некоторое время вокалист. — Простите. Я просто не ожидал.
— Ничего страшного, Михаил Егорович, — отозвался Сергей.
— Может, на диван тоже ляжете? Холодно ведь и твердо.
— Ничего страшного. Я же извращенец. Мазохист убежденный.
— Я извинился, — виновато напомнил Миша. — Хотите, можете рассказать. Только на диване.
— Не хочу. И с шантажистами не общаюсь.
— Понятно.
Встав с дивана, Житняков лег на пол рядом с Сергеем и отвернулся от него.
— Ладно, хрен с тобой, — поняв, что по-другому договориться не получится, гитарист перебрался на диван. — УБЕДИЛ!
Через некоторое время оба мирно захрапели, не боясь, что кто-то полезет обниматься и целоваться.