H.

В краю туманов и вечных дождей, где пшеница, как пьяная, стремится лишь вниз, где нет ни царей, ни жестоких вождей, где, мили пройдя, попадешь в Скворцов Мыз, где нету дорог или даже тропинок, где ноги впиваются в черную грязь, где вместо крахмаленных чистых простынок бесформенной кучей валяется вязь... Его привели, чтобы сделать "своим", чтоб этот чумазый и смуглый малой смог жителям дома стать духом родным, чтоб он никому не казался чужой. Она взбаламошна. И дикая прыть ее утоляла изящное тело. Любя зачастую в жилетку поныть, она улыбалась всем дерзко и смело. Столкнулись, танцуя, бунтарские нравы, И в бешеных вихрях у бурной реки Всегда находился тот крохотный, слабый, Диковинный проблеск недетской любви. Он помнил до самой последней минуты Мельчайшие контуры тела, черты У тонкого лика; в томительных путах Волос непослушных льняные дожди. Держа ее за руку, он наблюдал, Как кофе граничит, кипя, с молоком, Доселе ночами с кошмарами спал, А с ней забывался младенческим сном. Его привели, чтобы сделать "своим", а спину украсили новые шрамы. Он звездам слал горький удушливый дым, а в мыслях на кости врага играл гаммы. И так как вернулась несчастьем любовь, До слез изуродован жизненный путь, Из мертвых восстав спустя годы, он вновь Схватился за мщения жесткую муть. Молчал Перевал, а внутри него - грозы, Людей раздирало от муки в куски, Он требовал новой (масштабнее) дозы, Неспешно, но верно исполнил мечты. И хоть он известным злодеем не слыл И просто пытался унять пустоту, В ответ он в своих же заложниках зрил, Ее Отпечаток, Родную Черту.