Неистовые

Дни в больнице текли медленно и ужасно скучно. Эти моменты скрашивали только звонки друзей. В один из сотни таких нудных вечеров Джеймс стоял на балконе и говорил по телефону с Кёрком: -Ну, как дела? Мы грустим без тебя. - Джеймс сразу понял, что друг улыбается. -Если честно, то не могу понять. -В каком смысле? -Эм, даже не знаю... Вроде бы всё хорошо, но осталось так много вопросов... Представляешь, местный психолог советует мне завести дневник. -Хах, хочешь, куплю тебе? Красивенький, с бабочками? -Обязательно. И не забудь туда девичью анкету вклеить. Джеймс толком не мог понять, серьёзно он говорит или нет. Это состояние по-прежнему не покидало его с начала лечения. Он до сих пор не мог привыкнуть ко всем "нельзя" и "надо". Вроде нельзя многое, но в то же время многое нужно. Крыша медленно ехала, мозг по-тихому закипал.... Обычно для разговора с Кёрком было две темы: 1. "Какая ирония, сдуреть в психушке!" 2. "Мой организм загибается без пива!" Хоть Хэммет и понимал, что Джеймс шутит, но старался не сильно развивать эти "темы", ибо, как он думал, "еще большая ирония - обсуждать жажду алкоголя с выходящим из двадцатилетнего запоя алкоголиком". Ему было неприятно называть так лучшего друга, но реальность была такова. В Скоре это окончательно понял и сам Джеймс. Джеймс брёл по коридору уже родного 4 этажа с полотенцем на плече и мокрыми после душа волосами. Он что-то напевал, радуясь, что ещё один день в больнице подходит к концу. Из одной комнаты вышёл старик в халате и больничных тапках. Это был мистер Фреддисон, семидесятилетний параноик с лёгкой формой старческого маразма (но именно его Джеймс считал самым нормальным из пациентов). Старика Фрэддисона в больницу запихнул его сын, "абсолютно не парясь, что будет с пожилым человеком", как говорили врачи. Но старик не грустил, а наоборот, старался выжимать всю радость из своего положения, пока ещё сохраняя остатки рассудка. Они немного поговорили, и тут раздались душераздирающие вопли. С другого конца коридора вышли два санитара. Один из них вёз инвалидную коляску. В ней сидел парень, его руки были привязаны к подлокотникам. Это он так ужасно кричал. -Боже, кто это? - Спросил Джеймс. -А, это новенький ( на этом слове Джеймс поморщился). Утром привезли. - Ответил мистер Фрэддисон, равнодушно протирая пенсне. -Отчего он так вопит?! - Джеймсу самому приходилось кричать, потому что санитары с коляской всё приближались, и орущего парня всё никак не мог успокоить второй санитар. -Героинщик. Его какие-то люди в канаве нашли и сразу сюда. Наверное, дозу клянчит. И да, я подслушал, - старик поймал вопросительный взгляд музыканта и захихикал,- Не знаю, как его зовут, но врачи говорили, что парень требует называть себя Люцифером. Ну ладно, пойду погуляю перед сном. - И всё так же, не выражая никаких эмоций, старик зашаркал по направлению к лестнице. -Прямо в халате? - Засмеялся Джеймс. -Туловище должно проветриваться. - Не обернувшись, ответил его собеседник. Джеймс взял гитару и пошёл на улицу, на свою любимую скамейку под дубом, в самом углу двора. Он не знал, зачем взял гитару. Ничего не сочинялось, но от одного вида гитары ему становилось легче. У него в голове всё всплывало лицо парня, корчившегося в кресле. "Как это тяжело - быть заложником своего разлагающегося разума... Когда впереди ничего нет, а самое страшное - это когда ты этого не осознаешь" - Тут он, сам не ожидая, признался сам себе: "И я был таким же..." -А вы делаете успехи. Огромные успехи. - Это был голос психолога. -Гхм... Я что, говорил это вслух?! - Удивился Джеймс. -Да, - ответил врач, садясь рядом с Хэтфилдом на скамью, - Но зато теперь у вас больше ответов, а значит, меньше вопросов. Джеймс вопросительно поднял бровь. -Вы разгадали, какой вы. В смысле, вы поняли ещё более важную вещь - вам не нужно быть таким, каким вы были раньше. Сейчас вы другой. А в лучшую ли сторону прошли перемены - это, опять же, вам решать. - Психолог встал и похлопал музыканта по плечу. Джеймс взял гитару, стал наигрывать какую-то мелодию. Он улыбался. "Определённо в лучшую" - пронеслось у него в голове.