***
— Хватит уже страдать, олень! И вообще, у меня нога так затекла, — притворяясь сонным, пробурчал Ога и пихнул Фуруичи, пытаясь отвоевать себе побольше места между его спиной и спинкой дивана, где была зажата конечность. Фуруичи на втыкающееся в него острое колено внимания не обратил, продолжая так же безэмоционально пялиться в телевизор, по которому шло ночное шоу. — Иди на свою кровать, Фуруичи! — Ога вскипел, как всегда, быстро и внезапно: Фуруичи даже сообразить не успел, когда двойной пинок скинул его с дивана на пол, а сам он чудом избежал встречи с углом стола. Вот тогда Оге пришлось бы закапывать еще один труп. — Тебя что, вообще не канает?! — громким шепотом взревел Фуруичи, избавившись, наконец, от тупого оцепенения и позволяя своей истерике найти выход, потому что Ога перестал его игнорировать. — Я докатился, всё, это же черта! Крест на всей жизни, Ога! Не маленькие соплявки-малявки демоны, а труп, мать твою, гребаный самый настоящий труп человека… челов-века… Его голос сорвался, и Фуруичи присел на кровать, нервно проводя руками по лицу от подбородка до лба и закрывая уши. Он просто осознавал, старался свыкнуться или просто не проигрывать эту сцену в своей голове, снова и снова. Ога молчаливо поднялся с кровати, стараясь выглядеть спокойнее, чем чувствовал себя на самом деле, и, уж конечно, куда сдержаннее, чем вел себя Фуруичи, но не смог совладать с собой полностью, когда слишком сильно хлопнул по кнопке ночника. Совесть, которая сейчас жрала Фуруичи с причмокиванием, шевелилась и в душе Оги, мерзко и гнусно прихватывая с собой помимо этого и другие грехи, которые терзали его не хуже ночного закапывания трупов. Когда Ога смотрел на Фуруичи, он думал о людях, заливающих горе и проблемы алкоголем до потери сознания, до полной каши в голове, до исчезновения из мира. Навряд ли это помогло бы. Пойла нет, как и возможности все отмотать. Ога понимал, расценивал и взвешивал, не подавая виду, сохранял в секрете свой единственный кошмар — не в первый раз и не в последний, — хотя самого потряхивало. Из-за Фуруичи. В комнате слегка замерцало, стало светлее и будто бы легче. — Забудь об этом, — Ога присел на корточки перед Фуруичи, накидывая тому на плечи и голову плед, заворачивая. Потянул за края на себя, заставив его наклониться, чтобы можно было смотреть в лицо настолько близко, насколько возможно. Фуруичи выдохнул, а потом скованно кивнул головой: он не намерен истерить, биться головой об стену или вымаливать у бога прощение грехов, он просто контролировал себя и панику настолько, насколько хватало сил и умения. А Ога, возможно, вконец испортился, потому что радовался этой адекватной реакции, думал: молодец. Каждому херово по-своему. И как же хорошо осознавать, что не сдох тогда после первого своего трупа из-за мук совести, чтобы вот сейчас иметь возможность растворяться во всем этом дерьме не в одиночку, а просто чувствовать отстраненную поддержку теплыми губами — лучше вытолкнуть, переключить с одного на другое. И позволить себе воспользоваться моментом. — Об этом, короче, тоже забудь. Потом… — Ога чувствовал, как плавно ведет голову, снова толкнулся в губы Фуруичи и попробовал мазнуть по ним языком — где ему было учиться целоваться? А вот у Фуруичи, помнится, на момент появления Вельзи была девушка, и, видимо, они успели продвинуться дальше обыденных грез парня, потому что Фуруичи приоткрыл рот, боязливо и осторожно отклоняясь телом назад из-за наваливающегося на него Оги, и, в общем-то, направил его сам “как надо”. Перед глазами Оги, даже закрытыми, рябило хуже, чем у сломанного телевизора, или это рябило в мозгу и взрывалось там же — невероятно сильно. Ога не думал о сексе вообще, особенно с Фуруичи, но все желал чего-то такого, вроде возможности быть ближе и чувствовать специфическое доверие, а не собственную помешанность, граничащую с безумием: когда не знаешь чего хочешь, но все-таки хочешь. Оге этого никогда не забыть. Он будет просыпаться со стояком, с рожей друга перед глазами, с диким дыханием и зудом во всем теле, и с одной мыслью — что было можно. Он готов хоть десять раз на дню убирать за него трупы, только бы снова проваливаться в это сумасшествие: неприятно сталкиваться зубами и чувствовать, как с непривычки и неумелости болит язык. Когда Фуруичи провел рукой вверх по плечу и зарылся в его волосы, взлохмачивая их и нажимая на затылок, у Оги от удовольствия свело мышцы, как будто его только что окатили ледяной водой; но это, разумеется, его не отрезвило. Он запустил руки под кофту Фуруичи, с нажимом проводя ладонями по животу и бокам, упиваясь теплотой чужого тела, и услышал вздох, почувствовал напряжение мышц пресса. Щекотно. «Зато ты отвлекаешься», — думал Ога, и его руки легли на ширинку джинс Фуруичи, пальцы поддели пуговицу и замок, но потом замерли. — Забей, — протянул Фуруичи, возвращая с большей уверенностью действия друга. И Ога понял, что не ошибся с выбором помощи для него и для себя. Просто сделать еще одну безумную вещь, погрязнуть в дерьме, но только при возможности шевелить руками и злобно скалиться, помогать друг другу и не жалеть. Фуруичи хотел, чтобы его спасли, но и сам он не прочь возвращать долги. — Забудем обо всем, и без проблем. — Без проблем, — кивнул Ога. И теперь это похоже на очередной бой в приставку, с выдуманными запретами атак и дружеским желанием показать, кто на самом деле круче. Они дрочили друг другу, запустив руки в трусы, без какой-то там любви и лишней эротики. Сжимали кулаки вокруг членов, повторяя движения, которые самим бы понравились, и целовались. С разными вкусами отчаянья, но до того хорошо, что мысли выбило надолго, вместе с разрядкой. Наутро все происходило так, будто ночью между ними ничего не случилось. Держаться поведения «без проблем» оказалось поначалу легко. Не было стеснения и скованности, хотя странная, живая обыденность казалась чужой. — Я позвоню пока Хильде, скажу, чтобы тащила мелкого. И пожрать. — Уже соскучился по семье? — привычно и шутливо спросил Фуруичи, без излюбленного нытья по поводу «женушки», и игнорируя обычный наигранно-гневный взгляд Оги в ответ и то, как он скривился. — Вот уж конечно. И в аду от них не отдохнуть. — Тогда тебе придется сделать просто о-о-очень много хороших дел, может быть, твоя карма очиститься, и ты попадешь в рай. Они спускались с лестницы, когда Ога, наконец, вместо гудков услышал голос Хильды. Договариваясь с ней о встрече, он кивком поздоровался с мамой Фуруичи и выглянувшей из-за двери Хонокой. Фуруичи на минуту скрылся в кухне, а потом вернулся в прихожую и вручил Оге бутерброд, после чего принялся обуваться, жуя такой же. — Хонока, мы без тебя пойдем. Разумеется, если ты не хотела присоединиться, — добавил он поспешно. — Вот еще! У меня своя компания есть, — та фыркнула и тут же, приняв оскорбленный вид, развернулась в противоположную сторону: было понятно, что хотела. Фуруичи не стал поддерживать драму сестры, потому что и так ясно, что такого рода обиды — это ее маленькая девичья особенность. На улице их настигла прохлада и молчание. Сначала оно было удобным и правильным, но потом бутерброды кончились, а разговор не вязался. Вернее сказать, что никто из них не находил нужных и правильных слов. Ога на какое-то мгновение вспомнил прерывающееся, но тихое дыхание Фуруичи, и снова почувствовал начинающийся в районе желудка и спускающийся в пах тягучий дискомфорт. В голову полезла всякая чушь, и Ога не знал, что с этим делать, одновременно удивляясь и сожалея о том, что вообще позволил себе начать погружаться в Фуруичи не так, как можно и нужно, а по-другому — идя на поводу у эмоций и желаний. Мозг перескакивал с одной проблемы на другую, и — он краем глаза взглянул на Фуруичи, — отключался. — Подцепим мелкого с Хильдой на повороте. — Ладно, — Фуруичи моргнул в ответ, пряча подбородок в вороте кофты. — Думаешь, Хильда что-нибудь скажет? — Что я «мудак безответственный» — конечно! Эта женщина вообще на оригинальность не способна. — Я не об этом, а о… От этого «а о…» Ога начал быстро раздражаться, стараясь понять, о чем именно говорит эта бестолочь, потому что как минимум у них теперь есть две вещи, о которых они договорились забыть. Но он и понимал, что, по крайней мере, одну из них следует обсудить вдвоем, а уж о вторую Ога сам как-нибудь голову побьет, постарается. Поэтому «а о…» — следуя из характера и долгого знакомства с Фуруичи, — говорит о человеке, непосредственно которого они, вернее, он сделал мертвым. — Ну, Хильде либо насрать, либо в радость. Она таки демон, как-никак. Да и потом, — Ога пожал плечами, отмечая то, как просто он успокоился, и как по-идиотски быстро в его голове выстроилась цепочка действий. — Как много раз нас дрючили за драки, в смысле не конкретно тебя и меня, а вообще. Обычно все друг с другом пересекаются, так что мало ли что и где было. Не думаю, что все будет серьезно. — А те двое, предполагаешь, молчать будут? — Будут. Или придут драться. Не ангелочки ведь, сами придут суд вершить. Тогда и покажешь им, где раки зимуют! — не удержался от подкола Ога, хлопнув Фуруичи по плечу. Убедительную мину в ответ на изумление и подрагивание глаза удержать не удалось, и Ога все-таки заржал. — Не кипишуй, ладно уж. — Тебе больно весело от этого, — Фуруичи прищурился и посмотрел, пристально, заставив Огу унять свою оживленность. — А что, если их будет уже не двое, а больше… Намного. Ты, конечно, сильный, но численность… Теперь Ога пихнул его серьезно и больнее, чтобы дурь из башки вылезла, чтобы понял, что это не его ума дело, и что Ога все равно знает, о чем говорит: у них правила «уличные», а по уличным правилам — все проблемы решаются на кулаках. Банда на банду, главаря на главаря, честно или не честно, но своими силами. — Они даже не демоны, так что утихни. Это во-первых. А во-вторых: в крайнем случае прикроешь мою спину, — ладонь сама собой легла на щеку Фуруичи, ощущая легкое тепло кожи. Потом Ога сообразил, неловко хлопнул ею пару раз по лицу, как будто так и было задумано, и спрятал обе руки в карманы, сжимая кулаки. — И даже не жужжи до этого момента, понял? — Не учи ученого, — внешне Фуруичи заметно расслабился. — Все неожиданно схвачено, верно? — он улыбнулся. — Нужно придумать условное обозначение, — Ога поднял глаза к небу, задумчиво выдыхая пар изо рта. — Как насчет «вилка»? Не столовая. Типа «вилка в розетке, и все будет метко»? То есть он лежит в… — Нет, все, заткнись и не продолжай! Я понял. Мы же вообще договорились забыть. У Оги против воли улыбка расползлась до ушей. Забудешь, как же. Через минуту они завернули на другую улицу и невдалеке увидели Хильду с одетым Вельзи, насколько вообще Вельзи может быть одет, и с бумажным пакетом из любимой булочной Оги. Раздалось синхронное урчание животов. — Обалдеть! Надеюсь, они еще горячие, — первый раз в жизни Ога был так искренне рад при виде демонической няньки, раза в три прибавив ходу.***
Химекава знал, куда копал. Прямо нутром чувствовал, что от клана Серидзавы тем еще душком несет. Даже Канзаки гневно пофыркивал, когда слышал это имя. И ведь перешел дорогу не только бизнесу отца Химекавы, но и якудза — раз связавшись с Машио, уже не поймешь, откуда пошла хворь, разрушающая собственную организацию. Отец Химекавы вел дела бизнеса в тесном контакте со своими представителями, но в последнее время, когда иерархия в корпорации внезапно начала рушиться, сильно усомнился в их преданности: младшие директора смещали старших по непонятным внутренним причинам, набивая свои карманы деньгами быстро и стремительно. Они сменяли друг друга как шахматы, и было трудно не догадаться, что в таком случае метят в «сердце», конечно. И в преемника, то есть в него, Тацую. Канзаки говорил, что с их семейным делом тоже лажа, но особо языком не трепал. Хотя иногда Химекава замечал его в окружении пары охранников. Ха, как будто он сам не мог за себя постоять! Но эта тема стала такой соблазнительной и удобной, что не воспользоваться еще одной возможностью выбесить Канзаки было скучно. Химекава копал осторожно и бдительно, но не понимал, чем еще, собственно, мог промышлять директор компании по производству и продаже спортивных товаров. Вернее сказать, догадывался, но все никак не мог ухватить мысль за хвост. Пока не узнал о смерти брата Серидзавы из первоисточника. И мозаика как-то сама собой начала складываться в очень занимательную картинку. Канзаки оповестил о своем прибытии дружелюбным пинком в поясницу и завалился напротив, облокотившись на ограждение крыши. Химекава как раз досматривал на смартфоне в очередной раз короткую заметку о пропавшем без вести родственнике Серидзавы. Предполагалось, что труп не нашли, либо просто не хотели давать реальную информацию, или кончина братишки не такой уж серьезный удар для единственного родственника. — Вынь глушилки, — Канзаки нетерпеливо указал на наушники, не пытаясь скрыть собственного раздражения. Радость от встреч друг с другом они испытывали примерно одинаковую, и то, что происходило сейчас, напрямую с Химекавой связано не было. — Даже без “костюмов” сегодня. За дверью? — но ходить по лезвию ножа хотелось до безумия. — Нет их больше, и не будет, — резко проговорил Канзаки, заметно напрягая и чуть выпрямляя плечи. Понятно. — Забей, это внутри клана, — ответил он, заметив нахмуренные брови Химекавы. Внутри, не внутри, но становилось жарко. — С Момото мы действительно пересекались, вскользь. На день его приветствия, помнишь? — Канзаки решил сразу перейти к главному, а не обсуждать, с какого боку больше припекает. Химекава вспомнил поступление: как раз первый год в Ишияме, самое начало. Они даже имен друг друга не знали, когда случилась «облава», и аббревиатура «ТоКуКанХи» пошла именно после этого, сначала порознь, а потом как нарицательное имя их борьбы и силы. Момото действительно пришел со своей кучкой в школу: аккурат только выпустился и тут же решил оценить потенциал новых учеников. Первая и последняя по счету драка случилась, Момото больше не появлялся. Ни победивших, ни проигравших. Бессмысленно, поэтому все об этом вскоре и забыли. — Он сказал только свое имя, без фамилии. Поэтому хреново так запомнилось, учитывая, что Серидзава деловой человек. Одно время занимался боксом, участвовал в соревнованиях, которые организовывал его брат. А потом как-то совсем по наклонной пошел. Доигрался, видимо, вот его и хлопнули. Как нельзя кстати. Химекава слушал, но не улавливал. — Маленький глупый брат выносил на свет самую главную тайну Серидзавы: что тот организовывал местный уличный бокс за деньги и другие незаконные зрелища для богатеньких ублюдков. Знаешь, как шавок стравливают друг друга, так и они. Теперь вот представь, какой может быть любимый вид спорта у босса Акон’а? — Бои без правил. Как интересно, — Химекава против воли заулыбался, с наслаждением представляя теперь, как пойдут его дела, когда он знает, на что можно надавить и куда ввязаться. И главное, как много теперь он может выиграть от этого. — Подожди, ну убрал брата, чтоб не трепался. Это понятно. — Понятно теперь то, что придется подчищать не только своих подчиненных, но выгребать дерьмо с чужого двора. Потому что убил его не Машио, а вездесущие ни-за-что-не-угадаешь кто, мать его! — Шуткуешь? — На серьезе. Поведал мне беззубый, уже навсегда, человек о невероятном зеленоволосом ребенке и двух к нему прилагающихся. Наш Фуруичи прихлопнул самого главного дяденьку по чистой случайности, пока Ога перетирал с остальными. На мгновение глаза Химекавы округлились, а потом он заржал, искренне так, как от хорошего анекдота, что и Канзаки, не удержавшись, присоединился. — Ладно, — с хрипцой выдохнул он, когда веселье улеглось. — Ясное дело, ребята были накачены до предела, их и Футаба распинала бы. Есть идеи? — Послежу, что будет делать Серидзава. — На жопе ведь не усидишь, как всегда, — Канзаки поднялся вслед за Химекавой, отряхивая штаны. — И вообще, я думал, мы у тебя пересечемся. Химекава даже усмехнулся, потому что сам бы с удовольствием, но теперь карты немного поменялись, и у него реально зудело в жопе, но не так, как хотелось Канзаки. — У меня дома ремонт, такой бардак, даже наступить негде. — Что, во всех комнатах? Чего это тебя торкнуло так, — без обиды, но дыша в затылок Химекаве. — Не могу решить, куда повесить коллекцию чайных ложек. — Ебанулся вконец, приехали, — Канзаки развернул его к себе и поцеловал, быстро и глубоко, моментально вытребав ответ. Но до того как Химекава успел признать свое решение не трахаться идиотским, Канзаки выпустил его из объятий. — Значит потом устроишь приватную экскурсию по всему зданию.***
Много времени не потребовалось, чтобы в голове Химекавы созрел простой, но выигрышный план «Притворись и припугни, притворись и напугайся». Первая часть относилась к Серидзаве, а вторая к Оге, конечно. Манипулировать Серидзавой казалось теперь намного проще — осталось только ткнуть его носом в то, что требовалось Химекаве, а дальше все поехало бы само. По крайней мере, тот все-таки был заинтересован смертью брата, а Химекава принес ему виновников прямо на блюдечке. Точнее, фотографию. Все получалось легко и задорно, Серидзава вскипел из-за ущемленной гордости, что было на руку: сначала его брат начал спиливать ножку его мини-бизнеса, а тут еще два пацана, которые одним чихом имели возможность снести все к чертям. — Уберу подонков, и дело с концом, — Серидзава нервничал, его руки тряслись от злости, и на Химекаву он смотрел так, словно через секунду мог пристрелить его. Конечно, он же с самого начала искал причину не подписывать соглашение между их компаниями, а теперь вынужден был менять собственные правила, тратить деньги и отменять мероприятия, только для того, чтобы выглядеть скорбящим родственником, и принимать во внимание Химекаву, который с огромным успехом проникал туда, куда не следовало. Химекава сказал, что приведет их сам. Ему же нужен был боец. Наблюдать в школе за Огой и Фуруичи, когда ты в курсе некоторых событий, было увлекательно. Химекава таким образом заметил не только то, что ему было нужно, но и то, что неимоверно повеселило: парни как таковой совестью не мучились, это он понял по обычному их поведению — Фуруичи все равно не смог бы нормально притворяться, у него всегда всё на морде написано. Но у них была другая проблема, и Химекава заметил ее только потому, что сам погряз в подобном дерьме вместе с Канзаки. Только в отличие от них, им не пришлось долго раскачиваться, зато теперь стало понятно, кто в их деле заметал следы и по какой причине. Канзаки сказал ему глубоко не лезть. Заботится, чтоб его. А у самого рожа расписана и нога подволакивается, Нацуме с Широямой небось в одну кабинку поссать с ним ходят, не то что под дверью туалета ждут. Это бесило. Но разбирался каждый сам. Так что все, что оставалось делать Химекаве, это ждать действий от Серидзавы. И он дождался. Понял, когда Ога шипел на Фуруичи, до боли сжимая ему плечо у основании шеи; и по синяку на лбу и опухшим пальцам на правой руке у того. И как Ога чесал затылок, засовывал руки в карманы и больше не спал на уроках. А потом подошел к Химекаве сам.***
На несколько дней жизнь вернулась в привычное русло. Фуруичи не зацикливался особо, даже продолжал пускать слюни на учениц Святочертокаменских, но к этому Ога привык и мог перетерпеть, душа в зародыше клокочущую ревность. С проблемами Фуруичи он разобрался, но в глубине себя понимал, что, в общем-то, сам их организовал, а оленю, как всегда, досталось на орехи. Но сейчас Огу волновал более серьезный для себя вопрос: неконтролируемое влечение к Фуруичи. Воспоминания быстро иссякли, мысли лезли в голову самые что ни на есть дурацкие, причем в самые неожиданные моменты. Хотелось трогать, щипать, гладить — всего хотелось и сразу. Бороться с этим было трудно. Фуруичи всегда вертелся рядом: дома, на улице, в классе за спиной. И бить его хотелось с удвоенной силой, а еще защищать и целовать. И жаться к нему. А потом, когда руки сами непроизвольно тянулись к Фуруичи, чтобы пихнуть, царапнуть, просто держать в объятьях, он понял, что серьезно, серьезно хочет его и ответа на чувство. До злости, до рыка, вжимаясь в подушку. И каким нужно было быть идиотом, чтобы вообще начать в тот вечер и думать, что все забудется, и все будет как обычно. Вот и не будет. И Фуруичи не дурак. Поэтому Ога ждал, когда тот, наконец, начнет от него шарахаться. Иногда он задумывался о том, чтобы надавить на Фуруичи, придумать какой-нибудь предлог или позволить себе окончательно двинуться умом. А потом он вспоминал, что это — Фуруичи, сильный и по-своему гордый Фуруичи, и стыдился сам себя. Шаркая ногами по асфальту и не сводя глаз с собственных кроссовок, Ога не сразу обратил внимание на хмурый лепет Вельзи. Мелкий заметил кого-то и теперь предупреждал, как умел. Как оказалось, верно, потому что стоило Оге поднять голову и оглянуться, он тоже заметил шедших позади него двух людей. Чуть выше его по росту, может быть, шире, с накинутыми на голову капюшонами. Так и шли молча, на расстоянии пары метров, но шаг в шаг. Драться было влом и неудобно: дорога с уже закрывшимися магазинами, пара узких закутков и, собственно, все. А, ну еще в руке пирожные из круглосуточного, которые он намеревался заточить дома. Через несколько минут преследователей стало больше. Ясно. Стоило догадаться: по чью это душу и за какие грехи. Неожиданным стало то, что собравшаяся вокруг него компания было слишком разношерстной. Двоих Ога точно помнил еще с того раза, остальные были солидными мужиками и казались здесь неуместными, но сами они так не считали. Какие-то странные наемники. А странных наемников обычно нанимает богатый заказчик. Таким образом, последствия ошибок оказались серьезнее — он и Фуруичи встряли во что-то покруче, чем привычные махач-разборки. Силы хватало, но все равно Ога чувствовал, что постепенно начинает изматываться. Он успеть дернуть головой, на рефлексе, не думая, поймал чужую ногу под голень и надавил локтем другой руки чуть выше колена, выводя противника из равновесия. Потом, дав кому-то в зубы, почувствовал жжение в правом плече и обернулся в ту же сторону, оказавшись в удачном положении сбоку. Зарядил ногой в голову. Пистолет он заметил не сразу, но, зацепив краем глаза, на секунду остановился из-за опасения, и в этот момент его как раз чуть не придушили собственным шарфом. Ога глотнул пустоты и, схватив находящегося за его спиной человека, перекинул того вниз головой через себя. Руки свело судорогой не то от тяжести, не то из-за образовавшейся вокруг них искрящейся дымки. Вельзи немного засуетился, но без фанатизма. Стрелять в них не собирались, видимо, просто старались произвести впечатление. Однако, когда драка затянулась, пуля просвистела мимо Оги, застряв в асфальте около его ноги. Теперь с ним хотели говорить. Говорили в тот вечер и с Фуруичи, но, ко внутреннему облегчению Оги, по телефону. Он узнал об этом, потому что сразу ломанулся к тому домой, по какой-то причине не забыв пакета с пирожными. А потом они вдвоем пошли к Химекаве, потому что Серидзава, как оказалось, тоже любил двойные игры и не мог не упомянуть случайным образом, кто навел на них, и как скоро им прощаться с родственниками. Химекава выслушал условия, которые выдвинули парням, удивившись, что Серидзава использовал такой типичный способ шантажа. Потом сказал, что они должны играть: — Выйдешь на бой под моим именем, вытащишь себя и Фуруичи, не подставишь под удары родных и просто своим поступком сделаешь много приятных вещей для разных людей, — он не стал пояснять про себя и такую же чехарду в клане Канзаки. Оге не нужно много причин. Он согласился, потому что драться — это действительно то, что получалось у него лучше всего. Хотя договаривались изначально на Фуруичи, но это ничего, Химекава умел быть убедительным и в последний момент все переиграть.***
Фуруичи жутко нервничал, ходя из угла в угол по небольшому помещению, больше похожему на обычную раздевалку спортзала, а не на поле убийств где-то в замаскированном здании, и поглядывал то на Огу, то на дверь. Ога же, доставая вещи, в которых будет драться, напротив, чувствовал себя спокойно. В себе он не сомневался, как и Химекава в нем. Но вот мельтешение Фуруичи сбивало настрой к чертям. — Ну и чего ты? — вопрос относился к Фуруичи, но интонация в голосе была такой, словно он обращался к ребенку. — Просто как-то легко все это… или совсем нет, — растерянность сквозила и в словах, и в скованных движениях, и во всем облике Фуруичи. — Драться должен я. — Ты должен сидеть и ждать, а еще лучше — танцевать с помпонами, — беззлобно фыркнул Ога. Переодевать водолазку было неудобно: при резких движениях рана на руке, которую он все-таки получил тогда ножом, натягивалась и начинала болеть сильнее. Как Фуруичи не старался обработать ее, чудесного заживления все равно не произошло. — Юбка черлидерши подошла бы тебе больше, чем костюм медсестрички, — с усмешкой продолжил он. Фуруичи улыбнулся в ответ, хотя правый глаз пару раз дернулся: — Мудло же. Вельзи агрессивно зашевелился у него на руках и, вскарабкавшись ему на плечо и выписав тумака, что неимоверно порадовало Огу, с чувством обругал его на своем языке. Фуруичи возмущенно ойкнул и, сдернув его, снова прижал к груди. Вельзи с гордостью оттопырил большой палец. Фуруичи и не отрицал, что получил за дело: Огу следовало благодарить, а не обзывать. Но бешено волноваться за него он все равно прекратить не мог. — Я хочу, чтобы все это закончилось быстрее, — с накопившейся за долгое время усталостью проговорил Фуруичи, прислоняясь к шкафчику по соседству с Огой. Не сказать, что его совершенно не заботило то, чем они занимались той ночью. Но дышалось и вправду как-то легче, без гнобящих навязчивых мыслей: может, потому, что у него скончалась совесть, а может, и оттого, что Ога был рядом, подбадривал и не выпускал из виду. И решал проблему по-своему, как умел, но все же за него. После того, как им довелось подрочить друг другу, на Фуруичи снизошло такое успокоение, что он несколько дней просто не возвращался мыслями ни к одному из событий. А потом мозги все-таки зашевелились, и другая часть тела ниже пояса тоже, когда он, наконец, начал анализировать, почему Ога выбрал такой неординарный способ и почему он сам был более чем за. Воспоминания стали посещать его чуть чаще, взгляды Оги были чуть дольше, и всего в Оге, что касалось самого Фуруичи, было больше. Вот он и заметил. И даже иногда сам провоцировал того, глупо и по-детски, но зато Ога мог скрутить его, прижавшись, или ткнуть в бок, а потом оставить раскрытую ладонь на коже на пару секунд дольше. Поэтому Фуруичи не предался панике, когда лицо Оги нависло над ним, очень близко. Руки у того были спрятаны в широких карманах штанов, и со стороны могло показаться, что Ога запугивает, но на самом деле — проверяет и ждет реакции. Только пока Фуруичи не был готов настолько, чтобы самому делать первые шаги, хотя именно это безумие было обоюдно заразным. Особенно в их случае. — Я снова буду должен, — он сглотнул, нерешительно уставившись в глаза Оги, и стал ждать. — Намного больше, чем ты думаешь. Ога не дал сообразить, какой в этот момент у него был хриплый голос, так резко прильнув к губам Фуруичи, что тот ударился затылком о шкафчик. В этот раз Фуруичи отвечал на поцелуй по-другому: не просто как ответное действие, а потому, что хотел отвечать Оге, чувствовать на себе его губы и язык, соприкасающийся с его собственным. Ога шумно втянул воздух носом, перемещаясь ближе. Теперь его руки покоились на боках Фуруичи, сжимая их — он с сожалением вспомнил, что между ними Вельзи — без возможности вжаться в него самому. Фуруичи прислонился виском к голове Оги, чувствуя, как странно в груди бухает сердце и как немного подкашиваются ноги, но тут звенькнула смс’ка от Химекавы. Значит, уже пора. — Плюс один к оплате, — улыбнулся Ога. На выходе из раздевалки их встретили двое охранников: один повел Огу вниз по лестнице, сразу к огромной решетчатой «коробке», за вторым охранником Фуруичи поплелся к vip-местам, где уже расположились Химекава и Серидзава. Химекава кивнул ему, немного приободряя. А вот Серидзава прожег взглядом, надменно цыкнув, но ничего не сказал. Поэтому Фуруичи решил пристроиться около Химекавы, стараясь лишний раз не дышать. — Думаю, не стоит делать полноценную программу, — обратился Химекава к Серидзаве. — Учитывая, что проблемы решаются между нами двоими. — Тогда для разогрева вашего паренька пойдем нестандартной схемой. Хочу лично убедиться в его силе, о которой вы говорили. — Не сомневайтесь. И, надеюсь, вы помните, что ставки очень высоки. Все или ничего, — довольно вежливо ответил Химекава на явную антипатию Серидзавы к происходящему в целом. Значит, здесь все окончательно решится, раз и навсегда. От осознания этого на душе Фуруичи немного полегчало, хотя он и не разобрался, как все будет происходить. Но понял, что это особое стечение обстоятельств, которое можно было бы охарактеризовать как удачным, так и совершенно нет. Но все могло закончиться. Ога, оказавшись на своем месте, огляделся, оценивая большие размеры клетки. И увидев ее укрепленную конструкцию, он засомневался, что такая зверская коробка нужна для боев между обычными сильными людьми — что наводило на мысль. И, как оказалось чуть позже, Химекава тоже догадался об этом. Фуруичи увидел, как по лестнице с противоположной стороны спускаются трое бойцов в окружении четырех вооруженных охранников. У одного из противников была схожая с Огой комплекция, двое других же были выше и шире него. После краткого формального приветствия Серидзава отдал в микрофон команду начинать. Они нападали на Огу странно: по одному, словно соблюдая очередь. Как противники, они не слишком превосходили его по силе, но их преимущество было в технике и тактике. И Оге было от этого сложнее, чем казалось сначала. Но потом они объединились, и Фуруичи чуть не прилип к стеклу от волнения и восхищения одновременно. Ога мог увернуться от нескольких ударов одновременно и ответить выпадом в одного, зацепив и второго. Разворачивался быстро и стремительно, перехватывая чужую руку и выламывая кисть в другую сторону, заходя за спину — тогда его нога оказывалась под чужой, — и подножкой выводил противника из равновесия. На него шел удар сверху: самый большой из противников зацепился рукой за сетку и в удачный момент, когда Ога оказался зажат между двумя другими, обрушил на него кулак. Ога смог немного увернуться, но в итоге все равно рухнул на колени. Передохнуть ему не дали — пришлось откатиться в бок и вскочить. От этого в голове на мгновение помутнело, из носа потекла кровь, раненая прежде рука от перенапряжения пульсировала. Ога утер рукавом рот, с вызовом глядя на противников. Потом сделал огромный мах рукой, со свистом выдыхая из легких воздух, и — как герой манги — принял стойку. — Давайте. Фуруичи крикнул бы ему, что он придурок. Но, с другой стороны, понимал, что этими дурацкими стойками-комбинашками Ога подбадривал: себя и его. И дрался теперь по-другому, не так, как на улице, а рьяно и до победного, целясь в кадык, ломая носы и, кажется, шею. Химекава неожиданно протяжно присвистнул, отчего Фуруичи, боявшийся моргнуть и что-то пропустить, подпрыгнул на месте. Но оборачиваться не стал, почти прижимаясь лбом к стеклу, чтобы видеть Огу. — Прочувствовал, наконец, что нужно идти до конца. — Неплохо, — кивнул Серидзава, когда все закончилось. — А теперь, как договаривались, один на один. Это значило, что сейчас против Оги выйдет личный боец Серидзавы, лучший. Химекава немного нахмурился, но потом решительно хмыкнул. — Готовься собирать вещички. — Ну, мы еще посмотрим. А зрелище предстояло то еще: ведь Химекава верно, но слишком поздно догадался о спортивных биодобавках, которыми тоже промышлял Серидзава. И отнюдь не здоровье несли они своим потребителям, а чистое безумие и неконтролируемую силу. Против огромного и накаченного Сато у Оги было преимущество только в своем росте (низком, по сравнению с ним) и в том, как он, благодаря этому, имел возможность уворачиваться. Сато был нереально сильным и быстрым, и Ога, старавшийся не завязнуть в прямом и контактном бою, а попробовавший сместить свою линию атаки, мгновенно был откинут в решетчатые стены. — Великолепно, — Серидзава получал от просмотра куда больше удовольствия, чем Химекава и Фуруичи. Иногда Ога справлялся. Доставал Сато, но с трудом. Со стороны было заметно, что Оге плохо: правой рукой он почти не пользовался, кренился из-за ушибленного бока и задыхался. Но все равно продолжал стоять, бегать и делать попытки. А потом произошло то, что должно было произойти: Вельзи в руках Фуруичи немного съежился, впиваясь ему ногтями в кожу. Метка на руке Оги слабо замерцала. И этого было достаточно, чтобы победить. Пол от обоюдных ударов просто взрывался, изрыгая в разные стороны бетонную крошку, прутья сетки ломались, если в них попадали, и даже искрились, когда Ога промахивался. Вельзи давал силы ровно столько, сколько требовалось. Ога нападал без остановки, опережая Сато по скорости, блокируя ответные удары, просто напирал вперед. Разбил ему голову. Улучив момент, попал ногой по печени, молниеносно переводя удар выше, в лицо. Ога побеждал. Серидзава от гнева чуть ли не приплясывал, сидя на месте. Но когда Химекава ухмыльнулся, он выхватил пистолет, направляя тот сначала на Фуруичи, а потом на него. Химекава повторил не только это действие: дверь отворилась, и в помещение вбежали несколько солдат с оружием и в бронежилетах, моментально направляя стволы на Серидзаву. Услышав внизу выстрел, Фуруичи снова метнулся к стеклу и увидел еще больше людей Химекавы и мертвого Сато. Ога, прихрамывая, медленно подошел к выходу, где его любезно подхватили под руки. — Ублюдок! — Лавочка прикрыта, Серидзава.***
Оге прописали строгий постельный режим на неделю, без исключений. Первый день он, может, и проспал. Зато на следующий, когда Фуруичи пришел к нему в гости, уже пытался доказать, что исцелился просто невероятным и волшебным способом, но с кровати все-таки не вставал. На третий же день сам приперся к Фуруичи домой, отчего тот долгое время не мог вспомнить хоть каких-нибудь слов, с помощью которых мог бы оценить собственную степень возмущения. А потом… Потом Фуруичи, чувствуя чужие ладони на своем теле, сам намекнул ему. Он старался не вспоминать жестокость Оги и не думать о том, что тот, возможно, на самом деле такой. Фуруичи предпочел не заметить, в очередной раз, опасности, в которою мог встрять по чужой вине. Ога все равно был для него тем Огой, который будет расхлебывать за двоих. И который сейчас целовал его, прижимая к полу, на котором они до этого сидели, играя в приставку. Фуруичи трогал Огу аккуратно, боясь задеть незажившие раны, хотя тот сам особо не волновался по этому поводу, получая то, что давно хотел. Они не сговариваясь решили сделать то, что уже им было знакомо и что приносило много удовольствия. — Через пару дней будешь отрабатывать по полной, — лукаво прошептал на ухо Ога, дергая ширинку Фуруичи и наслаждаясь его тихими полу-вздохами. Было так хорошо, до одурения хорошо, что Ога на мгновение зажмурился, когда прохладные пальцы дотронулись до его горячего члена. Но Оге было тяжело одновременно опираться на руку, напрягая болевшие мышцы пресса, а другой двигать по члену Фуруичи. Поэтому он сел, прислонившись к кровати, и притянул Фуруичи ближе, с удовольствием отмечая, как здорово чувствовать его у себя на бедрах. Дрочить, несомненно, стало во много раз приятнее и удобнее. В такой позе Фуруичи мог беспрепятственно прикасаться там, где нужно, обходя больные места Оги. И, повинуясь странной сентиментальной благодарности, он целовал наиболее терпимо выглядевшие синяки и ссадины. — Хотя знаешь, — задумчиво пробормотал Ога. – Можно попробовать и сегодня. Он немного приспустил брюки Фуруичи и проник пальцами между двумя половинками, дразня прикосновением колечко мышц. Фуруичи вспыхнул, заелозил: — Вот уж не думаю, — и губы облизал, нарочно. — Все равно придется, поверь. Фуруичи не был против, даже немного приподнялся, чтобы ему было удобнее. Просто сомневался. Как и он сам, потому что слишком непривычно. Ога, склонив голову, улыбался от пронизывающих пах приятных ощущений. Осторожно улыбался, потому что ссадина на щеке была еще свежей и иногда кровила: сильно он ее разодрал. Но это неважно. Важно то, что Химекава все разрулил, как умел. Что Ога просто сыграл свою роль, и что Фуруичи теперь спит спокойно, а после будет спать еще и с ним. И от осознания этого становилось хорошо и безмятежно. Ога позволял себе погружаться в удовольствие, тихо постанывая.***
— И ради этого ты устраивал перепланировку?! — удивленно приподняв брови и тыча пальцем в некогда упомянутую коллекцию чайных ложек, Канзаки прожигал Химекаву взглядом. — Зато я нашел им достойное место. — Над этим охрененно выебистым траходромом? Знал, конечно, что ты на голову конченный, но что б настолько… Химекава невзначай расстегнул пиджак, вполуха выслушивая словесные прелюдии любовника: — Так ты против? — Нет. Погнали.