Never mind

"Знаете, когда я пишу твиты на английском, я обычно пьян", − Икчже улыбается самому себе, а затем приписывает в конце предложения "но не всегда", и это выглядит какой-то попыткой оправдаться, попыткой не менее пьяной, чем он сам. У Икчже склонность к рефлексии, шестая банка пива за вечер и почти законченная лирика − от и до на английском. У Икчже первый час ночи, почти пятнадцать тысяч подписчиков в твиттере, и некоторые вещи лучше говорить так, чтобы поняли все, но какой-то конкретный человек вряд ли догадался. Судя по тому же твиттеру, он пьян уже с неделю. Икчже выдыхает расслабленно и запускает пальцы в волосы на затылке, сжимает их в кулаке и оттягивает назад, но от лишних мыслей это все равно не спасает. Тот же Чжеюн говорил не раз, что прошлое должно оставаться в прошлом, что для того оно и нужно, чтобы вспоминать иногда и, может быть, осознавать свои ошибки. Икчже бы и рад послушаться, но его прошлое высветляет волосы до цыплячьего жёлтого, показывает средние пальцы в камеру на совместной фотке и чёрт знает, о чем вообще думает, когда временами репостит фотографии Икчже в свой инстаграм. Прошлое Икчже прошлым и не является вовсе, оно вполне себе настоящее: объявляется раз в неделю, иногда остаётся ночевать в его квартире и никогда не называет хёном. Икчже достаёт новую банку, открывает окно пошире − вся квартира и так прокурена насквозь − и понимает, что хочет выговориться, но нужных слов всё равно не найдет − проверено временем. Дисплей смартфона снова высвечивает поле для нового твита, и Икчже хочет написать что-то абстрактное про сложность несостоявшихся отношений, но мысли не укладываются даже в собственной голове, выходя куда-то за рамки сознания, что уж говорить о ста сорока символах. "yes i am drunk why would i be tweetin", потому что действительно, почему бы и нет. Икчже иногда кажется, что он живет, совершенно о себе не думая, хотя о себе он думает достаточно, только вот это приносит не пользу, а сомнительную лирику, нацарапанную второпях на чём попало − нижний ящик стола уже закрывается с трудом. Икчже кажется, что пора уже отпустить то, чему не суждено было сбыться − один раз он уже проебался, а второго предсказуемо не хочется. Донхёк стоит на пороге его квартиры непривычно хмурый, но с привычным пиздецом на голове, кое как спрятанным под кепку, которые тот, на памяти Икчже, не носит уже с год. − I'm gonna fuck you up, − вместо приветствия тянет Икчже, но делает шаг назад. У Икчже есть склонность к рефлексии и мысли о том, что так и не случилось почти три года назад, и он почти готов благодарить за это мироздание сутками, если бы иногда не было так обидно. У Донхёка − Юнён, которую тот фотографирует в целлофановом пакете и в шутку зовет "моя мусорная королева" и, наверное, любовь, которая Икчже никак не касается. − Себя фак ап, будь добр, − Донхёк вроде шутит, но веселым не выглядит, однако заходит внутрь и проходит вглубь квартиры, на Икчже даже не оборачиваясь. Икчже снова улыбается глупо, закрывает дверь и отчего-то чувствует себя так, будто ему пятнадцать, но никак не третий десяток. Донхёк лезет в холодильник, достаёт пиво и для себя тоже, забирается на кровать Икчже, подбирая под себя ноги, и отвечает на невысказанный вопрос. − Достал уже. Я подписывался на твой твиттер не для того, чтобы слушать твои пьяные рассуждения о здоровье печени, − Донхёк отхлебывает из банки и выглядит откровенно уставшим. Икчже его понимает прекрасно, но ничего с этим поделать не может. Его и самого достало. − Я закончил песню, − ближе к утру говорит Икчже и пустые банки под столом пересчитывать даже не пытается. − И напился со мной. Напиши об этом в твиттер, если тебе станет легче. − Пошёл к чёрту, − Икчже улыбается и кидает в Донхёка скомканной салфеткой. − И после этого ты хочешь, чтобы я звал тебя хёном? − Что-что, а разницу в возрасте не пропьешь. − А теперь встал и подошёл сюда. Хён. Икчже впервые в жизни хочет быть пьяным настолько, чтобы наутро ничего, совсем ничего не помнить, знает, что вспомнит всё равно и наверняка будет об этом жалеть, но послушно поднимается и перебирается на кровать. Донхёк подкладывает под его спину подушку, приобнимает за плечо и говорит что-то − Икчже ни черта его не слушает. Донхёк под боком очень тёплый, горячий даже, и все причины его настроений понимает прекрасно − Икчже уверен. − Жалеешь? Икчже мысленно возвращается в то похмельное утро, когда жалеть о паре пьяных поцелуев уже поздно и глупо − всё равно ничего не изменилось бы. Сделать вид, что ничего не было вовсе − это и есть показатель взрослости. Или последнего идиотизма. − Не знаю, − Икчже отвечает честно. В конце концов, усложнять другим жизнь не в его правилах. − Это было давно. − Но ты всё равно же помнишь. Икчже соглашается сначала мысленно, а затем произносит и вслух. Самое паршивое, что могло с ним случиться, уже случилось, и пора бы сделать так, как советует всё время Чжеюн. − Я тоже. − Помнишь? − Жалею. Наверное, − добавляет Донхёк и тянет Икчже к себе ближе.