Never mind

Юнги любит простые вещи, когда пьян: открытых людей, будничные и не значимые зачастую поводы и очевидные решения, потому что только в подобные вечера он может расслабиться и забыть о том, что он также любит усложнять себе жизнь. Они сидят прямо на полу в квартире Икчже посреди разбросанных коробок из-под лапши и смятых пластиковых стаканчиков и отмечают день рождения Хосока, который только завтра, и почему-то без самого Хосока, однако никто ничего не имеет против. Донхёк и Икчже, видимо, тоже любят, когда всё просто. Хёсан приходит, когда Юнги допивает первую бутылку вина, щурится и зачем-то рассматривает через горлышко разводы на дне. У Хёсана в причудливо уложенных волосах снежинки, наклейка-сердечко на щеке и подведенные глаза. – Ты сбежал с фансайна? – Икчже гаденько улыбается и тянется забрать принесенные пакеты. – Нуна беспокоится? Сехёк обещал прикрыть, если что, так что всё в порядке. – Отлично, только вот нуна сейчас даст тебе леща. Хёсан только отмахивается. – А что за повод-то? – День рождения Хосока. – Без самого Хосока? – Зато у нас есть вино. Хёсан смотрит на Икчже с лёгкой тенью недоумения, а потом ерошит волосы, прячет их под капюшоном и говорит: – Отлично. Донхёк картинно вздыхает и прикрывает лицо ладонью, а Юнги вдруг облегчённо смеётся, потому что больше всего когда-то боялся, что тот Хёсан, который айдол, окажется совсем не тем Хёсаном, которого они знали раньше. У Хёсана в пакетах ворох игрушек, милых ободков и наклеек, а Юнги даже не сопротивляется толком, когда Донхёк облепляет его сердечками, такими же, как у Хёсана на щеке, а потом водружает на голову фату. Икчже поправляет сползающую с головы плюшевую уточку и присвистывает. – Сбежавшая невеста? – Хип-хоп мёртв. Давно мёртв, господи, – Юнги уже даже не смешно, Юнги просто хочется выпить. – Я, наверное, домой. – Валяй, – Икчже даже не отговаривает, просто поджимает под себя ноги, давая Юнги пройти, а уже потом, когда собирается закрывать за ним дверь, вручает бутылку вина и совершенно вскользь интересуется. – А домой ли? Юнги может признать очевидное только тогда, когда пьян. Снег под ногами мокрый и липнет к подошвам кроссовок, а у Юнги замёрзли пальцы, но единственное, что он испытывает – благодарность Икчже за то, что бутылка хотя бы оказалась открытой, и совсем немного за то, что тот всегда знает и понимает немного больше, чем ему следует. Когда Юнги оказывается возле знакомого дома и вглядывается в тёмное окно на втором этаже, он запоздало думает о том, что сперва следовало бы предупредить, но зачем звонить, если можно прийти самому. – Эй, Пак Чимин! – Юнги орёт так громко, как только может, а ещё почему-то улыбается глупо, когда понимает, что то, что он сейчас делает, должен был сделать ещё давно. – Пак Чимин! Просто позвонить всё ещё не в его стиле. Когда кто-то из соседнего дома не очень вежливо просит Юнги заткнуться, а Юнги в схожих интонациях просит не лезть не в своё дело и готовится кинуть в окно очередной снежок, за стеклом наконец включается свет и отдёргивается штора. – О, Чимини! - улыбается Юнги и машет заспанному Чимину рукой, прося не то выйти, не то просто открыть окно. Чимин выбирает последнее. – Женись на мне, Пак Чимин. – Хён?.. Хён, ты чего? – Чимин сонно смеётся, трёт глаза ребром ладони и ёжится от холода, но окно не закрывает. – А чего я? Чимин перегибается через подоконник и высовывается из окна почти наполовину, улыбается странно, прижимает палец к губам, а потом просит подождать минуту. Юнги только кивает, минута – это не так много. Чимин выбегает на улицу в растянутой майке, пижамных штанах и плюшевых домашних тапочках, а Юнги вдруг понимает, что не может сдвинуться с места, потому что происходящее, каким бы нелепым оно не было, для него особенно значимо. – Холодно же, – Чимин подбегает к Юнги, переминается с ноги на ногу, сдавленно хихикает, когда поправляет сползшую фату на его голове и наверняка думает, что всё это глупый розыгрыш. – Я серьезно, – Юнги смыкает пальцы на чиминовом локте, пока тот пытается застегнуть на нём куртку, и заглядывает в лицо. – Ладно, но пойдем в дом, хорошо? Только тихо. У Чимина на кухне тепло и уютно даже в темноте, и чайник тот ставит почти на ощупь - родители всё ещё спят. – Женись на мне, – Юнги уже не спрашивает, а будто просит, забираясь с ногами на стул и пытаясь отогреть замёрзшие руки. Чимин заглядывает в настенные шкафчики в поисках сахара и печенья и не просто не смотрит на Юнги – он меняет тему. – Ты почему так напился, хён? Юнги берёт протянутую ему чашку, обнимает её ладонями и понимает, что скорее всего выглядит нелепо с красными от холода (или всё же от смущения?) щеками, растрёпанными волосами и цветами на ободке фаты, но решает быть сам с собой честным хотя бы сейчас. – Потому что у нас сегодня годовщина. – С кем? – С тобой, с кем же ещё, – Юнги усмехается и обжигает язык о слишком горячий чай. Чимин опирается подбородком на сцепленные пальцы и смотрит на Юнги с непониманием, но потом делает вид, что вспоминает. – Точно, мы же с тобой познакомились у Хосока два года назад, да? – Не в этом дело. – Если не в этом, то это не очень смешная шутка, хён. – Сегодня вроде как год с тех пор, как я не могу перестать на тебя смотреть. Чимин отодвигает от себя чашку, обходит стол и становится с Юнги совсем рядом. – Ты пьян. – И смотрю на тебя. – И всё ещё в фате, – Чимин вздыхает, мягко улыбается и закрывает глаза ладонью. – Потому что женись на мне, Пак Чимин. – Хён, – Чимин садится рядом с ним на корточки и опирается о его колени ладонями. – Ты же знаешь, что это очень и очень паршивый подкат? – Чимин переходит на шёпот, а затем берёт Юнги за руки и рассматривает кольца на его пальцах. – Но я, наверное, всё же куплюсь, – он осторожно стягивает понравившееся кольцо и надевает себе на палец. – Теперь я могу поцеловать невесту? Юнги кивает и тянется к Чимину сам.