marriage

После инцидента в больничной палате было нелегко подступиться к Чанёлю. Когда Кёнсу выписался, то альфа вёл себя отстранённо. Сегодня тоже не проронил ни слова, когда пришёл. Только дежурно взлохматил Кёнсу волосы, поймав его у плиты. Сам он не позволил поцеловать себя. Ускользнул, чтобы якобы переодеться. Кёнсу успел мазнуть губами по его подбородку, проклял разницу в росте, но не посмел настаивать на привычном нежно-приветственном поцелуе. Он вернул внимание к сковородкам и пытался унять скребущих на душе кошек. Не на такую холодность Кёнсу рассчитывал. Злость — да, ей было самое место после омежьего проступка. Но не то, что было сейчас: Чанёль казался чужим. Он проигнорировал даже открытую попытку соблазнения, хотя всегда считал счастьем возможность заняться с До Кёнсу любовью. На омеге была одна из самых свободных «беременных» футболок. Чёрная, без принта, на размер больше нужного. Она вечно сползала с плеча и была пошита из мягкой тонкой ткани. В сочетании с трусами, с которыми Кёнсу любил таскать футболки, вещица становилась провокационной. Чанёль возбуждался, если омега появлялся в ней. Прощал обиды, забывал о своих делах и пускал слюни на щеголявшего в ней Кёнсу. Отвешивал пошлые комплименты нижнему белью. Норовил залезть под эту футболку рукой, чтоб потревожить чувствительные соски любимого. Иными словами, давал внутреннему самцу свободу. Этим Кёнсу и решил воспользоваться, чтобы растопить лёд в общении. Но альфа никак не отреагировал, когда вернулся на кухню снова. Он, не выказав интереса к омежьему телу, сел за стол и потом жевал ужин, пялясь в столешницу. Чанёль отчётливо сознавал, что Кёнсу старался вернуть всё на круги своя. Но при всём желании был не в состоянии пойти на поводу. Услышав сопение и шмыганье, тяжело вздохнул. Наверняка Кёнсу напридумывал себе всякого и теперь начнёт плакать. Хотя проблема была не в нём, а в Паке. — Знаешь, после вашего с Чонином поцелуя у меня нет уверенности в завтрашнем дне, — Чанёль произнёс это необычайно серьёзно; его голос, чуть хриплый от долгого молчания, разрезал тишину. Кёнсу удивлённо заморгал влажными ресницами — уже и не надеялся на честный откровенный разговор. Было сложно не дать горечи политься из глаз по щекам. — Я не стал любить тебя меньше, Кёнсу, — задумчиво добавил Чанёль, позволив себе перекинуться через стол и шепнуть ему в ухо: — Ты дорог мне, это никогда не изменится. Не плачь, пожалуйста. Просто нужно время разобраться. В чём именно разобраться, он не уточнил. Кёнсу нахмурил брови, ожидая продолжения, потом послушно кивнул и смахнул пальчиком влагу. Он мог понять Чанёля при определённом старании. Поэтому бросил затею с соблазнением (с самого начала она казалась дурацкой и унижала его; поскорей бы снять эту дряную футболку) и не настаивал на большем. — Спасибо, — вскользь сказал Чанёль и сел ровно. Чанёль по-прежнему дорожил им, это главное. Кёнсу следовало верить в его чувства, а не воображать себе невесть что. Дурак. Он ведь в курсе, что любовь для Пака была тем чувством, которое накрепко оседало внутри. И чтобы что-то изменилось, требовалось ранить его сильнее, чем была его привязанность. Кёнсу зря потратил нервы, забыв об этой особенности своего мужчины. Но Чанёль отстранился, это тоже факт. Его губы поджимались при поцелуях — ему не хотелось ничего испытывать, но он испытывал и мучился. Потому что это была боль. Сомнение в правильности действий. Чанёль потерялся, выбирая, что сберечь: отношения или своё сердце. Субботним утром Кёнсу проснулся с чётким осознанием, что провёл ночь один. Значило ли это, что Чанёль сделал свой выбор? Омега отказался верить. Он с горьким комом в горле поднялся с кровати и распахнул плотные шторы, из-за которых комната тонула в темноте. Солнечный свет ворвался внутрь, а Кёнсу полной грудью вдохнул свежий сладкий запах мая. День обещал быть хорошим. А нутро наперекор шептало, что вскоре что-то должно было случиться. Малыш тут же лягнул папу в бок, протестуя против плохих эмоций. Его топили в них бессознательно, ему это не нравилось и он против этого боролся. Бойкий малый, равно как альфы. Это хорошо; он не вырастет такой размазнёй, как его папа. Кёнсу примирительно погладил живот. Горевать, впрочем, не перестал — это было вне его возможностей. В гостиную он выполз напряжённым и настороженным. Солнце там доставало до центра комнаты, скользило по паркету к подлокотнику, оттуда — к середине дивана, чтобы ослепить спавшего Чанёля. Оно, наверное, не знало, что этого человека и танком не разбудить. Вон, покрывало сползло с него почти до конца (единственный уголок отважно лежал где-то на уровне бёдер Пака, а всё остальное валялось на полу), но альфе это не мешало храпеть дальше. — Чанни, — Кёнсу замер за диваном и невесомо коснулся щетинистой скулы Пака. Он намеревался альфу разбудить, чтобы тот не опоздал на работу. Чанёль обычно не позволял себе быть невнимательным. Уж кто-кто, а он точно бы не запамятовал завести будильник. Однако вот он: распластался на диване длинноногой звездой и в ус не дул, что давно пора собираться. — Чанни, — вновь попытался Кёнсу и погладил его по лохматой голове с особой тоскливой нежностью. Запустил пальцы в спутанную шевелюру, помассировал кожу, погладил лицо и коснулся пальцем уголка рта. Губы омеги кололо от желания поцеловать туда. — Чанни, ты забыл взять будильник из спальни. Вставай. Или тебе уже не надо подменять напарника? Чанёль, наконец, завозился и в итоге перевернулся на бок, лицом к Кёнсу, отчего одеяло окончательно упало вниз. Сначала он был полон счастья и едва не мурлыкал от наслаждения, а затем вмиг стал замученным и наполнился скорбью. Как будто недавно увиденные грёзы раскололись на части о реальность. У До что-то оборвалось внутри в этот момент. Он отдёрнул руку, отстранился, дрожавшим голосом назвал время: «У тебя есть минут пятнадцать перед выходом». Затем забился на кухню, чтобы отвлечься на приготовление сэндвичей и кофе. Во рту было сухо, горло оказалось пережато. Тогда Кёнсу отложил в сторону пустой кофейник, не в силах удержать его на весу; торопливо и не особенно аккуратно прошёлся рукой по лицу. Опять «стирал» с лица плохие эмоции. Слава Богу, Кёнсу вовремя исчез из гостиной. Вряд ли бы ему удалось притвориться, что его не задели перемены Чанёля. Судя по всему, омега больше никогда не сможет актёрствовать, ему не хватает былой выдержки, с которой он успешно обманывал наблюдательного Чонина. Значит, Кёнсу устал от такой жизни. Они с Чанёлем оба устали. На остаток дня Кёнсу заперся в спаленке. А задумка гулять по аллеям вылетела в трубу. Он даже кофе не приготовил, какие ещё прогулки. Альфа перед самым выходом расставил чистые кружки по местам и, не завтракая, отправился в офис. Таил надежду пообедать в перерыв, тем самым отвлекаясь от чувства вины перед Кёнсу. Чанёля компания нашла сама — коллега в аккурат пригласил. В условленный час они покинули здание, продвинулись в конец улицы в толпе таких же офисных сотрудников и притулились за столиком, который был занят одним омежкой. — Чанёль, вы чего стоите как истукан? — не сдержался коллега и перевёл внимание на Бэкхёна. — Да вы оба в шоке, что с вами, парни? Я же предупреждал обоих, что нас трое будет. Кёнсу не обмануло его предчувствие, и плохое всё же случилось. Пшеничные крашенные волосы были аккуратно уложены. Костюм по тонкой сочной фигуре. Маленькие прыщики с воспалениями замаскированы корректором. Бэкхён уже сидел за столиком, откинувшись на спинку. До прихода мужчин со скучавшим видом теребил пальчиками свой крупный бейдж, висевший на шнурке. Как только мужчины приблизились к кафе, он захлопал ресницами и поискал упавшую челюсть. Альфа, которого он пару месяцев безуспешно выслеживал в коридорах офиса, сам к нему шёл сейчас! Нервничал только Чанёль. Он достаточно долго избегал встречи с этим человеком и теперь не знал, как быть. Застыл изваянием перед столиком. Бэкхён вопросительно поднял бровь, мол, чего это ты до сих пор мне в вечной любви не поклялся? Прищурился подозрительно, повёл носом, на секунду показав крайнюю степень наслаждения с примесью разочарования (ветивер, что ли, услышал?), и вдруг как разразился! — Ты! — он бесцеремонно ткнул в альфу пальцем. — Не выдумывай. Сядь и сиди. Коллега окончательно опешил и в полу приседе завис над своим стулом. Он не мог взять в толк, почему Бён позволил себе неформальную речь. Он, конечно, омега. Но это не давало ему права управлять альфами и загонять их под каблук, как только что было с Чанёлем. Чанёль тоже хорош! Альфа же, сильный и мужественный, но покорился и приземлился пятой точкой. Как нашкодивший щенок листал скромное меню. Эти двое разительно переменились, завидев друг друга. Не один только Чанёль. На работе Бэкхён был собранным исполнительным малым, сотрудничал с серьёзными людьми, хоть и в роли секретаря руководителя своего отдела. То есть понимал, как вести себя правильно при общении. Вне работы был милым и задорным, более игривым, чем полагалось людям его возраста и должности. Но и тут не позволял себе лишнего. — Вы… это… — замялся коллега, смотря то на одного, то на другого, и отмахнулся. Чанёль и Бэкхён, приступившие до этого к пибимпабу*, вконец растерялись. — Неважно, забудьте. Мне просто показалось. — Уверен? — переспросил Бён. — Абсолютно, — коллега пожал плечами. Будь они истинными, то вряд ли бы были так спокойны при встрече. Так что его догадка бредова. Знал бы он, как ошибся… Чанёля током прошибло, едва тонкие пальцы Бёна коснулись его колена под столешницей. Он с жутким выражением лица воззрился на юношу и безмолвно умолял прекратить это. Пусть и глупо было прекращать, коли он принадлежал Бэкхёну в той же мере, в какой Бэкхён принадлежал ему. Для них в порядке вещей должны быть такие прикосновения. Бэкхён являлся его парным омегой. От него вкусно пахло мятой и какой-то пряной специей. Чанёль впервые услышал его аромат на корпоративе и счёл за счастье, что был недостаточно трезв, чтобы подойти. Если бы он очутился вблизи Бэкхёна и насытился его аттрактантом, то перечеркнул бы в своей жизни Кёнсу. Альфа был не готов к этому. Да и не хотел. И хорошо, что не смог из-за опьянения. Позднее доводилось чуять Бэкхёна в разных местах офисного здания, но, опять же, Пак не искал встреч. Он доказывал себе, что любовь сильнее зова природы. Что истинность не такая, какой ее описывал Кёнсу. Что она не лишала мужчину воли и от неё можно было отказаться. Разумеется, при мысли о Бэкхёне сердце билось быстрее и сделать хотелось что-нибудь такое, чтоб Бэкхён оценил. С этим Пак не спорил. Но это была отнюдь не та истинность, которую Чанёль имел несчастье наблюдать между Чонином и Кёнсу. Тех как будто магнитом тянуло друг к другу, и они успокаивались при виде своей половины. Чанёля не тянуло к истинному непреодолимо. Что-то было, но не то. Не такое отчаянно-истеричное. Это означало лишь одно: между Чонином и Кёнсу и правда были чувства. Они примешивались к инстинктам и создавали поистине взрывной коктейль. Весь прошлый месяц Чанёль горевал из-за этого. Ему было плохо и обидно. Едва он отпустил ситуацию, его столкнули с Бэкхёном лицом к лицу. Двадцать минут вблизи с Бёном, и после прикосновения связь усилилась. Чанёль потерял контроль над желаниями, его выбило из колеи. По телу текло приятное тепло, рос внутренний восторг. Ни разу не полапав Бэкхёна, он почему-то знал все изгибы его фигуры. Желал пройтись ладонью по его медовым бёдрам к ягодицам (Бэкхён носил обтягивающие костюмные брюки; Пак не виноват, что отчётливо вообразил себе, что под ними). Вздохнув огорчённо, понурый Чанёль с трудом доел обед. Неохотно отработал до вечера. Плёлся в метро, будто преданный. Он признал за собой поражение в начале июня. До родов оставалось всего семь недель. К тому моменту сложности с Кёнсу достигли своего апогея, а нехватка Бэкхёна стала острой. Теперь альфа понимал, что двигало До в том поцелуе. И, видит Бог, Чанёль был готов сорваться в ту же яму. Если не сблизиться с Бёном, он сдохнет. Прежде, чем Чанёль хоть что-то сделал Бэкхёну, он выудил из смартфона Кёнсу заветный номер и пригласил Чонина встретиться тет-а-тет. Немало удивленный, Чонин принял приглашение, явился в назначенное место без задержек. На его лице легко читался вопрос: «что происходит?». — Ты ради Кёнсу меня позвал? — первым делом спросил он. В его мимике проскользнула опаска. И правда что. Других причин для встречи у них не могло быть. Из-за этого Чонин сорвался прямо в разгар совещания, которое не удалось отменить, — если судить по количеству отклоненных им звонков за эту минуту. Телефон Чонина обрывался. Но альфа упорно его игнорировал, заглядывая в Чанёля ожидающе. В Чанёле бурлило столько всего сразу, что ему было тяжко выбрать что-то для вступления. — Не знаю, с чего начать... Чонин напрягся, застыв на альфе взглядом. Впрочем, быстро взял себя в руки: пригласил Чанёля зайти в кофейню, занял свободный уголок и купил обоим попить. Он не походил на сумасбродного идиота, как прежде. Сейчас он казался взрослее своего настоящего возраста. В нём будто утихла стихия. — Ничего не случилось, если что. Не волнуйся. Просто у меня нет идей, как тебе сказать то, что хочу, — Чанёль вздохнул и провернул пластиковый стакан с напитком на месте. — Я по-прежнему считаю тебя недостойным альфой. И не поменял о тебе мнения за эти полгода. Но за неимением другого выбора... — Эй. Я не за тем приехал, чтобы слушать такое. Чонин свёл брови к переносице и ощетинился. Чанёль взвился в ответ. Разве трудно было его дослушать, а? — За неимением другого выбора, — настойчиво повторил Пак, — придется раскрыть тебе секрет, что Кёнсу — это самый обычный омега. Чонин промолчал. «И что?» — спрашивали его глаза. — Ему надо, чтобы его любили. По-простому, искренне. Возможно, я не имею права рассказывать тебе, но всё же посмею это сделать. Кёнсу всегда нуждался в том, чтобы его считали центром своей вселенной. Это у него с детства. Чонин, по правде, мало что слышал о юных годах бывшего мужа. Поэтому жадно ловил каждое последующее слово. Как только Чанёль это заметил, сразу расслабился и изъяснялся свободно: — Я начну немного издалека. Ты хоть раз задавался вопросом, почему о своих родителях Кёнсу редко упоминает? Вижу, что не задавался. На самом деле у них сложные взаимоотношения. Он всегда ждал их внимания, любил их, как трепетная фиалочка, и думал, что они тоже должны. Однако они были вечно заняты своим успехом и редко появлялись дома. Полагаю, это причиняло ему боль, но он не предавал свои чувства и продолжал ими дорожить. Взрослые порой замечали его, уделяли столько времени, сколько надо, чтобы не потерять его доверия. Он вечно ревел у Минсока на плече и говорил, что скучает по ним. А Минсоку не хватало суровости, чтобы донести до Кёнсу истинное положение дел. В старших классах его начали брать с собой и выказывать ему каплю чувств. Чем дальше, тем больше. Мы тогда жутко обрадовались. Он сразу расцвёл, весь распушился и оттаял. Улыбался широко-широко. Ещё бы, любимые родители дорожили им! Приглашали с собой на важные ужины. Это началось где-то в старших классах, если мне память не изменяет. Вот только дело было в том, что он омега в богатой семье. Его просто готовили на выданье. Понимаешь? Его не полюбили по-настоящему. Его любили ради чего-то. Не так, как надо ребёнку, подростку, юноше. А он… Он когда понял, какие цели они преследуют, то почувствовал себя преданным. Родители ранили его. Он, значит, свои чувства пронёс через все испытания, не потеряв и грамма любви к родителям, а те... И с тех пор ему нужно, чтобы люди, которые рядом с ним, его любили. Ему плевать на деньги, успех или имидж. Для Чонина это было откровением. Он никогда не подумал бы, что у Кёнсу на душе была рана, толкавшая его искать себе людей, которые искренне и по-простому дорожили бы им. Его мечта действительно очень проста и незатейлива. И сам он простой, но замкнутый. И оттого всегда казался сильным. — А потом в жизни Кёнсу появился ты, — продолжил Чанёль, не пряча своего недовольства. — Ты был с ним, потому что надо было. Считай, вонзил нож в больное место и расковырял там всё. — Совсем не как ты, — вырвалось у Чонина. В свете открывшихся фактов Чанёль казался ему лучшим, что случалось с Кёнсу. — Верно. В отличие от его родителей. В отличие от тебя. Я не хвалюсь перед тобой, но я дважды помогал ему справиться с этим. Вся его жизнь продиктована тем, чтобы найти человека, который будет его любить просто за то, что Кёнсу есть. У него не было отношений ни с кем, кроме меня и тебя. Он более неопытный, нежели думают люди. Ранимый. И если пошевелить извилинами, — Пак постучал пальцем себе по виску, — то его можно прочесть как открытую книгу. Понимать его желание — значит, найти ключ к нему. За сим он прервался окончательно. С его плеч ушла тяжёлая ноша. Но было немного стыдно выдавать секреты другого человека как свои собственные. Даже если речь о близком. — Зачем ты говоришь мне об этом? — задал вполне верный вопрос Чонин. — Чтобы ты знал, какой он на самом деле. — А то я не знаю! — фыркнул он. — Может, и знаешь, — Чанёль пожал плечами для вида. А по выражению его лица было заметно, что он очень сильно сомневался в осведомленности Кима. — Но сказать я всё равно должен был. Ты же истинный. — Означает ли это, что ты уступил мне Кёнсу? — Чонин задал еще один меткий вопрос. — Едва ли, — тусклая улыбка Чанёлю совсем не шла. — Сейчас я нахожусь в сложной ситуации, и скоро она должна решиться. Плохо или хорошо, я не могу предугадать, но я стараюсь обезопасить Кёнсу как только могу. Не хочу, чтобы он плакал из-за меня. Если это требует привлечь тебя, то я это сделаю. Всё же ты занимаешь в его жизни много места. — Погоди, погоди, — замельтешил Чонин. — То есть сейчас ты наставлял меня, как обращаться с ним? ТЫ? Да ты словно завещаешь мне… Чанёль не оспорил ничего из услышанного. — Серьёзно?!? Что происходит, Чанёль? — Я встретил своего омегу недавно. Между нами ничего не было, но я не готов ручаться, что и впредь не будет. В итоге, томлюсь в шкуре Кёнсу сейчас, — он печально хмыкнул. — Ирония. Я его осуждал, а сам... Чонин только отчасти понимал, что это могло значить. Но его охватил панический страх, что Пак Чанёль мог оставить Кёнсу навсегда. Ким об этом часто грезил, но не так он представлял себе их расставание. Рассчитывал, что Чанёль уйдет поражённым в честной борьбе альф. Чонин беспокоился за Кёнсу сильнее, чем радовался возможной перемене мест слагаемых. Как омега перенесёт расставание с Чанёлем? Не создаст ли это угрозу рождению сына? ПРИМЕЧАНИЯ: *пибимпап - корейское блюдо. В основе него рис, который смешивают с листьями салата, грибами, пророщенной пшеницей, кусочками мяса, яйцом и острой перцовой пастой.