marriage

Объясниться с отцом было сложнее, нежели с папой — Чонин ещё в детстве заметил, что у них разный подход к ситуации, — поэтому не всегда был честен с обоими. Папа любил уступать чужим желаниям и никогда не исправлял что-либо, если было поздно. Он признавал, что поезд ушёл, и приспосабливался к тому, что получилось. Даже в скандальной ситуации Чонина и Кёнсу старый омега не предпринял попыток остановить сына. Но и не поддержал его: беспомощно вздохнул и привёз Чонина на разговор с мистером Кимом в надежде, что последний всё скажет за них обоих. А сам, нервничая, наматывал круги по кухне и прислушивался к крикам альф. Гомон стоял дикий. Половину прислуги пришлось отпустить пораньше, а оставшиеся три человека спрятались куда подальше гладить белье. Мистер Ким был прямолинейным смелым человеком. Поэтому Чонин редко делился с ним переживаниями. Отец имел привычку вмешиваться едва ли не в законы мироздания и переделывать всё на свой лад. Если его мужа считали мягкими приветливыми небесами, то его самого — землёй, сухой и очерствелой. Отца не волновало ничего, кроме собственных убеждений. В этот раз он считал, что Чонин и Кёнсу намерены расстаться из-за пустячного разногласия. И всё — другого мнения для него не существовало. Полем битвы стал рабочий кабинет отца. То была единственная комната в доме, где отец выглядел ещё более внушительным серьезным альфой, чем являлся по факту. Оно и понятно: там принимались серьёзные решения, влиявшие на весь бизнес, и совсем не было уюта. Будь Чонин моложе, он бы привычно оробел перед рассерженным отцом и не осмелился возразить. Но Чонин уже не студент. Он крепко стоял на ногах, полностью себя обеспечивал и тоже стал авторитетом для подчинённых. Поэтому он бесстрашно поправил ошибочное суждение мистера Кима. В итоге, спор предсказуемо затянулся, так как они были одинаково упрямы. В чём-то был прав отец, в чём-то — Чонин. Яблоко от яблони упало недалеко. Чонин вымотал мистеру Киму нервы, доказывая, что договорные браки — пережиток прошлого. Это был его главный посыл к отцу. — Падение акций обеих компаний спровоцирует глумливая пресса, а не я с Кёнсу, пойми, наконец. Положить репортёрам на лапу, и всё сложится нормально. Бизнес не пострадает, мы с Кёнсу расстанемся. Все счастливы, — а потом буркнул едва слышно: — нечего расплачиваться за своё богатство нашим счастьем, ты и без контракта с их семьёй шикарно жил. Отец и сын были сильны в аргументах, но главой семьи считался мистер Ким, и последнее слово оставалось за ним. Судя по его поведению, аргументы сына были недостаточно убедительными; Ким-старший не станет идти на поводу у человека, рушившего собственную семью. Отец готовился сказать «нет, разводу не бывать». Тогда Чонин поддался отчаянию и честно признался, что семьи никакой нет. Всё это фикция, красивая картонная декорация для отвода глаз, пока в реальности отношения с Кёнсу состояли из конфликтов, непонимания и стремления досадить друг другу. Чонин рассказал всё, что когда-либо чувствовал за четыре года. Даже то, что испытывал чувство вины перед Кёнсу, ибо насильно занял место человека, которого Кёнсу до безумия любил. Отец поражённо проморгался, не поверив своим ушам. Столько лет он наблюдал, как омежка нежно смотрел на его сына и охотился за любыми его словами о себе. Кёнсу ловил касания Чонина, будто дороже них на свете ничего не было. Защищал его от обвинений. Кёнсу любил их мальчика, так всем казалось, да и Чонин не чертыхался от омеги. Не любил в ответ, но и не ненавидел. И вдруг — такое? Конфликты? Непонимание? Дети не были на седьмом небе от счастья, это помнили все еще с той встречи, но и не грызлись так, как это обрисовал Чонин. В конце концов, даже если сын не соврал, неужели истинность не подтолкнула ребят друг к другу? — Быть такого не может, — только и сказал отец. Природа не могла не свести альфу и омегу. Чонин пожал плечами; он озвучил, как было на самом деле. А верить этому или нет — выбор мистера Кима. Отец неохотно признал за собой поражение. — Если развод для вас — единственный выход, тогда мы постараемся не препятствовать. Убедим семью До, если потребуется. Надеюсь, они не разорвут с нами контракты из-за вашей блажи. Но это не значит, что вы по первой же прихоти расторгнете брак, — отец упал в массивное кожаное кресло, потирая нывшие виски.— Знай, это самый простой способ уйти от проблемы. Будет плохо, если избежать расставания вы не способны. Ты же представляешь, какие потери я понесу? Лучше ищите компромисс. Чонин уважительно поклонился старику, осознав, что тот впервые перешагнул через свои убеждения. А убеждения у него были очень твёрдые. Для отца дело было не в деньгах, хотя он всячески их поминал. Просто для него Кёнсу был идеальным омегой. Заботливым, самостоятельным, смелым и почитавшим устои старшего поколения. Такому юноше хотелось вверить воспитание внуков. Поэтому с подачи отца в семье Чонина думали, что лучшей партии для юного Кима не сыскать. Тем более сильное разочарование настигло отца. Но что бы Ким-старший ни чувствовал, Чонин добился своего — доказал, что родители ошибались. Пошатнул старый уклад. Ничего хорошего из договорного брака не вышло. Теперь же, когда он открыл глаза взрослым, можно было поставить точку в этой истории, раз последнее препятствие пало. Первые несколько дней после этой ссоры Чонину не верилось, что дело сдвинулось с мертвой точки. Он ходил, оглушённый возможностью перемен, а потому не сразу вспомнил, что Кёнсу и след простыл из дома. Чтобы вернуть сбежавшего мужа и поговорить с ним, альфа попросил помощи у Исина — единственного друга До Кёнсу, с которым Чонин был знаком. Чонин долго вспоминал ещё кого-нибудь, но в смартфоне нашёлся только номер китайца (и тот был никак не проименован — просто по датам был близок к последней течке Кёнсу). Поутру альфа взволнованно позвонил, но услышал чужой голос и застопорился. Неужели всё-таки не тот номер? — Чжан Исин? Незнакомец отозвался с китайским акцентом и хрипел при этом так, словно накануне марафон бежал. Он представился Ифанем, поспрашивал у Чонина, кто он и чего ему надо. Чонин давно не слышал столько ревностной агрессии от собеседника, однако Ифань успокоился и передал трубку Исину. Исин сонно выслушал Кима. Казалось, он до сих пор ютился под тёплым одеялом, наслаждаясь остатком сновидения, и услышанное не впитал должным образом. Но основную мысль всё-таки уловил и не отказал Чонину в просьбе. — Я не назову его новый адрес, это было бы неправильно — вот так легко его выдать, но помогу встретиться на нейтральной территории, — предложил Чжан как парламентёр со стажем. На заднем фоне послышалось ворчание Ифаня. — Я свяжусь с Кёнсу чуть погодя. Думаю, он обязательно придёт, если ты не соврал про развод. Давай сегодня вечером в центральном парке? У Кёнсу на завтра есть планы вроде бы. — Если удастся назначить встречу, я буду очень рад. Спасибо большое за помощь. И прости, что побеспокоил в такую рань. — Ничего страшного, Чонин. Мне скоро мужа на работу собирать, — Исин потянулся в кровати, словно котик, и напоследок мягко улыбнулся в трубку. Так Киму показалось, по крайней мере. Исин в первую очередь позавтракал вместе с Ифанем и проводил его до автобусной остановки, одевшись будто на зимовку. Выклянчил теплый поцелуй в носик и прощально помахал Ифаню. Уже потом он договорился с Кёнсу, а ближе к обеду отослал Чонину подтверждение. Чжан приехал к месту встречи первым, заняв свободную лавку на окраине парка. Холодный ветер тотчас растрепал его волосы, и китаец пытался уложить их вплоть до приезда Чонина. Тот не заставил себя ждать. Он оглядел вздутый бесформенный пуховик, объёмный тёплый шарф и раскиданные по нему длинные волосы. Похоже, Ифань пытался спрятать мужа от посягательств других альф. Чонин умильно улыбнулся, но не осмелился пошутить. Просто присел слева от Исина и ляпнул пару дежурных фраз о погоде. По факту он ни в чём не ошибся. С деревьев опала жёлтая листва, а воздух стал холодным и каким-то склизким. Горожане один за другим вырядились в блёклые куртки, медицинские маски и обозлились на осень. Однако Исин к разговорам был не расположен. Он рассуждал о чём-то своём и незаметно для себя грыз кожицу на нижней губе. Через минуту-другую он вынырнул из размышлений и нарушил молчание: — Вот мне интересно, как ты себя чувствовал, когда тебя прогнали в другой город в самый ответственный момент? Помню твоё недовольное выражение лица, но не понимаю, как ты всё воспринял. Сказать, что альфа удивился, — это ничего не сказать. Ему никогда не задавали личные вопросы с таким простым выражением лица. Исин будто не понимал, что метил в очень личное. Но ещё интереснее была реакция Чонина на это. Он не возмутился, хотя ждал от себя именно этого. Исин расположил к себе каким-то волшебным образом, и ему можно было открыться. Наверное, потому что Исин был спокоен, не ехидничал и не прятал за спиной ножа. Чонин был честен: — Злился я! Всю дорогу до Тэджона злился и бесился. — Почему злился? — Ну, меня же «прогнали в другой город в самый ответственный момент»? — Чонин иронично скосил взгляд на Исина. — Дурацкая была идея, кстати. Тот махнул рукой и поморщился. Его отросшие тёмные волосы вывалились из-за уха обратно к скулам. Стала понятной ревность Ифаня: такого омегу, как Исин, постоянно провожают взглядом. Он очень красив. — Я не об этом. Тебя это оскорбило? Уязвило? Может, было задето твоё самолюбие, вот ты и разозлился? Или ты разозлился потому, что не был с Кёнсу рядом? Я совсем не понимаю. Чонин открыл было рот, но проглотил холодный воздух и обомлел. Удивительно. Он ни разу не спрашивал себя «почему?», это просто не приходило в голову. Ну, разозлился, да; а дальше-то что, обычное же дело. Но если подумать... Неужели внутри альфы за очевидными обидой и злобой было что-то ещё? Оно, наверное, крохотное для полноценного чувства, и тем не менее..? Если да, то что это? Беспокойство? Волнение за Кёнсу? Они? Значит, омега ему важен? Если да, то с каких пор? Или всё не так? Чонин свёл брови к переносице и помрачнел. Он не знал ответов. Впервые в жизни он усомнился в себе. Вскоре вспомнил, что Исин терпеливо ждал хотя бы слова, и пожал плечами. Не врать же, в конце концов. Больше нечего было обсуждать. Исин при очередном порыве ветра вжал голову в плечи и спрятал замёрзшие руки в карманы. Скомочился, как только мог. Чонин собрался предложить погреться в машине, но Чжан привстал и широко помахал рукой кому-то. Наверное, Кёнсу. Чонин прищурился — и правда он. У До тоже был пуховик, за которым не проглядывалась фигура. Интересно, а закутал ли его в эту дрянь ревнивый любовник? Почему-то само существование некоего любовника Чонина раздражало. Подойдя к мужчинам, Кёнсу натянул на кончик носа вязаный снуд, спрятав половину лица от ветра (или себя от вкусного запаха Чонина). Было очевидно, что ему больно видеть Чонина после всего, что произошло. Кёнсу не смотрел ему в лицо, невнятно и тихо попросил Чонина отойти в сторонку, а китайца — остаться на месте. — Давайте недолго, — сказал Исин, — а то холодно на скамейке-то вас ждать. Альфа, кивнув ему, двинулся вслед за Кёнсу и пристально наблюдал за его устойчивой медленной походкой, будто не был уверен, что прежде Кёнсу двигался так же вяло. А он всегда был так угрюм? Всегда ли так вымотан? Беззащитен? У Чонина сжалось сердце — он никогда не обращал внимания. — Тц, Чонин, хватит пялиться, — в какое-то мгновение омеге надоело. — Не могу. Ты как? Всё хорошо? Кёнсу вскинул брови и настороженно обернулся в сторону Исина, подозревая его в чём-то. Что Чжан выдал омегу с потрохами, например. Но было не очень похоже. Если бы Чонин был в курсе беременности, то сейчас вёл бы себя иначе. Когда испуг сошёл на нет, Кёнсу ничего не объяснил мужу и перевел тему к причине встречи. Чонин продолжил подозрительно щуриться, но обсуждение поддержал и пересказал диалог с отцом. Ушло всего двадцать минут, чтобы рассудить, нужен супругам развод или нет. Оба были согласны расстаться. Вот так просто всё и решилось. Чонин взял на себя бумажную волокиту, а Кёнсу не стал возражать против этого. Обещал ждать. Затем они вернулись к ожидавшему их Чжану, поражённому их быстротой. — Раз такое дело, то расходимся, — подытожил он. — Мы с Кёнсу дождемся Ифаня, он нас заберёт на машине, а ты можешь ехать. Будь внимателен на обратном пути. — ...и поешь как следует, — несмело крикнул Кёнсу вдогонку. Ему не понравилось, что Ким заметно потерял в весе и явился в мятой одежде. Было ясно, что виной тому исчезновение омеги, но если Кёнсу сдастся на полпути и вернётся гладить его рубашки или терпеть измены, это будет полный провал. Чонин поклонился им и двинулся к автостоянке, довольный результатом своей маленькой кампании по получению свободы. Он не видел, как Кёнсу зарылся в объятия Исина, дрожа от горя. Зато без спешки прогрел автомобиль на парковке, потыкался в смартфон, чтобы узнать, который час. Стоя в пробке на Каннаме, он запоздало озадачился замкнутостью Кёнсу. Омега всегда что-то недоговаривал, противно молчал или таился, да хотя бы в том же сексе! Но сегодня всё было как-то чересчур; Кёнсу показал лишь то, насколько он уставший и расстроенный, но спрятал внутри себя чувства. А главное, от него до сих пор слышался странный запах, у которого не читалась ни одна из нот. Хотя держалась метка Чонина. — Бред какой-то. Так не бывает, чтобы на занятого омегу мазали запахи другие альфы. На ночь глядя Чонин приволок на кухню ноутбук, плеснул в бокал коньяка и, медленно цедя его, освежил знание о том, как омеги впитывали в себя запахи самцов. И как вообще эта система работала. Все источники твердили, что к Кёнсу никто бы не приблизился. «Независимо от того, каким способом альфа пометил своего омегу (посредством долговечной метки, представляющей собой механическое повреждение кожных покровов шейной области, или посредством подавления естественного аттрактанта омеги запахом альфы), второй теряет привлекательность для посторонних самцов и воспринимается оными почти как бета». Иными словами, на До не могли слышаться сразу два альфы. Тогда почему от него разило чужаком? Это что же, нашёлся смельчак, которому удается вытерпеть метку Чонина? Или дело в чём-то другом? Загуглив, Чонин попал на какой-то форум и завис там в поисках объяснения. Несчастный короткий комментарий в дискуссии перевернул с ног на голову весь внутренний мир. Такого не должно быть, они же с Кёнсу не… Ким испуганно проглотил остатки коньяка. Ринулся искать другие статьи, которые, впрочем, твердили то же самое. Не веря своим глазам и открывшейся правде, он настрочил мужу кучу мелких сообщений, забыв который час. «Ты забеременел?» «Это мой ребёнок?» «Мой, я точно это знаю. Иначе бы аромат малыша не вписался в симбиоз наших так просто». «Ты же понимаешь, что мы влипли? Не потому что у нас РЕБЁНОК, а потому что У НАС ребёнок, а мы обсуждаем развод как ни в чём не бывало». «Надо встретиться». Самое страшное, по мнению Кёнсу, случилось — Чонин догадался. Омега был словно обнажённый нерв, пока читал букву за буквой. Не хотелось верить в случившееся. Он пожалел, что встретился с Чонином. Что теперь будет? Как Чонин поступит? Даже гадать не стоило. Кёнсу специально запрятал телефон подальше, оставив Чонина без ответа. Было бы опрометчиво писать ему в подобном состоянии. Вдруг муж догадается, что к нему чувствуют? Лучше поспать. Глядишь, завтра всё это окажется кошмарным сном, и Кёнсу посмеётся с того, каким смешным и истеричным был во сне. А заодно поймёт, что боль в груди и желание залезть на стенку — всего лишь его больная фантазия. Чонин потерял полночи, пытаясь осознать и принять беременность Кёнсу. Битый час ворочался в кровати. Было, по меньшей мере, дико дать кому-то жизнь. Точнее, дать жизнь другому существу может любой дурак. У Чонина возраст подходящий, да и тело Кёнсу давно готово к зачатию. Но дико, что малыш появился в их развалившейся семье. В которой не было ни привязанности, ни уважения. Когда ребёнок родится, его будет ждать ужасное будущее, и сколько ни старайся, этого не изменить. Две семьи, редкие встречи с отцом, склоки родителей, смешки сверстников. Ким воочию это видел. Он даже не заметил, как уснул с дурными мыслями. Утром он всколыхнулся в кровати из-за смс Кёнсу с указанием времени и места встречи. Но буквы плыли и вообще Чонину было дурно. — Такое ощущение, будто меня асфальтоукладчиком переехали, — проворчал он и вылез из большой холодной постели. Чонин не успел ни позавтракать, ни сменить куртку на зимнюю парку (на её поиски ушли бы долгие минуты), поэтому выскочил из дома в кожанке, джинсах и светлом свитере. Это было немного неуместно для начала календарной зимы. В условленный час он припарковался напротив нужного кафе, но заходить внутрь не спешил — дожидался Кёнсу в машине. Облокотился руками о руль и с любопытством поглядывал через лобовое стекло по сторонам. Жадным цепким взглядом рассматривал каждого прохожего. Как идиот, пытался отследить, откуда придёт омега. Просидел он так минут пятнадцать точно. Даже посмеялся над собой при мысли, что Ифань, возможно, так же караулил своего мужа, когда тот возвращался с работы. Из-за неожиданного стука в окошко Чонин жутко испугался. Он не был впечатлительным, но чёрный пуховик Кёнсу на секунду померещился рясой Смерти, а сам Кёнсу появился как черт из табакерки. Такое испугало бы любого. Омега с невозмутимым видом отворил дверцу и сел на пассажирское сиденье. Ким отнял руку от сердца и облегчённо выдохнул. Кёнсу был одет теплее него. Значит, добирался сюда пешком или общественным транспортом, несмотря на то, что родом из богатой семьи. Кёнсу тоже рассуждал о Чонине по его виду: либо альфе в конце ноября достаточно печки, чтоб не мёрзнуть, либо этот бестолковый не знал, где хранилась зимняя одежда. Кёнсу цокнул языком, удержавшись от подколки. Ясен пень, что Чонин без омеги и шагу в доме ступить не может. Кёнсу довольно откинулся к спинке сиденья и с удобством вытянул ноги. Был не по ситуации спокоен. Чонин не мог сказать наверняка, пора ли его мужу обниматься с фаянцевым другом из-за токсикоза, но был рад, что Кёнсу чувствовал себя хорошо. Рядом с истинным, да в тёплой комфортной машине Кёнсу действительно полегчало (в метро его едва не стошнило на юную школьницу, которая переборщила с духами). Но Кёнсу отказался верить, что запах Чонина как-то повлиял на самочувствие. — Что ж... — начал Кёнсу, глянув на мужа. — Мы в сложной ситуации. Мусолить её можно вечно, но времени нет. Попробуем принять окончательное решение сегодня? — Нельзя спешить, хён, иначе ошибок не избежать. И вот ещё что. Ты не ответил на моё сообщение вовремя. Если будем общаться так, то вряд ли придем к компромиссу, — Чонин понизил голос и напряжённо сжал губы. — Там не было ни одного вопроса, который требовал бы моих пояснений. Ты сам на всё ответил, — резонно заметил Кёнсу, хотя под натиском чужого недовольства уступил. — Да, этот ребёнок твой. Я не то чтобы скрываюсь. Просто ты неправильно трактовал перемены, а переубеждать тебя было лень. — «Лень»? Блин, Кёнсу, это же беременность! Что значит «лень»? — возмутился альфа. Чонин так и не научился противостоять такому Кёнсу, так что более здраво отреагировать не смог. Против упрямства Кёнсу нет оружия. Сейчас было в разы хуже, ведь в Кёнсу теперь две жизни. Упреки выливались и на малыша, даже если тот был безобиден и беззащитен. Приходилось с ним считаться. Альфа сердито запыхтел, прищурившись. Он не любил сдерживать эмоции, но в свете недавних перемен приходилось это делать. Он долго подбирал тему, чтобы пойти в обход. — Расскажи, как ты видишь будущее? — наконец, сквозь зубы спросил Чонин. — Нам нужен развод. Потому что мы друг друга не выносим, и ты постоянно травишь меня, чтоб я, оскорблённый и униженный, вымелся из твоей жизни. И я как раз собирался. Давай не будем показывать ребёнку наши конфликты? Он не должен расти в такой атмосфере. Давай расстанемся. Значит, ребёнку предстоит метаться меж двух семей и выбирать, где ему лучше. В случае если Кёнсу вообще расскажет сыну, кто отец, а не выдаст отчима за кровного отца. Чонин считал непозволительным вешать такое на ребёнка. Сколько ни придумывай, а расставание альфу больше не устраивало. Чонин подумывал упираться бараном из-за их чада. Распланировал жизнь на двадцать лет вперёд. Кёнсу, наоборот, считал своё решение верным и настаивал на нём. Поэтому разговор перешёл на повышенные тона. — Я имею право помогать вам, имею право участвовать в его жизни, — заявил вдруг Чонин где-то между «Чунмён давно в прошлом» и «ребёнок нас сдружит, всё получится, не ершись». — Помогать нам? Что ты нам дашь, кроме денег? Чувства где возьмёшь? Нельзя из ничего построить благополучную семью, Чонин, — зло вскрикнул Кёнсу, поддавшись эмоциям. Он меньше всего хотел выпускать плаксивую уставшую омегу из себя, ведь та могла что-то сболтнуть. Но гормоны сделали своё грязное дело, и Кёнсу весь переменился. Его маска самодостаточного омеги всё-таки треснула. Раскололась раз и навсегда. У Чонина аж сердце замерло на секунду - настолько ранимым раскрылся Кёнсу. — Ты столько лет не мог полюбить меня, а сейчас по щелчку пальцев сможешь? Вздор, — и Кёнсу смолк. Его глаза раскраснелись и заблестели; пухлые мягкие губы перестали подчиняться. Они дрожали, набирали краску, складывались в ломанную некрасивую линию, потому что Кёнсу их поджал, чтобы не сказать Чонину лишнего. К лицу, некогда спокойному и красивому, прилипли боль, обида, тревога, досада, злость. И стыд за каждую из них — Кёнсу стыдился показывать Киму свою душу со всеми её тайнами. А то вдруг альфа узнает, что его любят? Что тогда? Всё будет ещё хуже, чем сейчас. Омега сжался на сиденье и зарылся носом в шарф, как было накануне. Он вот-вот заплачет. Потребовалось время, чтобы успокоиться и добиться нормального звучания в голосе. — Ты пытаешься остаться ответственным, и я рад, честно. Помогай нам, я не спрячу сына от тебя, когда он родится. Но пойми одно: ты не обязан оставаться моим супругом, а ребёнок не служит гарантом хороших отношений. Не надо делать мне одолжений ради него, просто будь отцом. Ты понимаешь, что это означает? Альфа прежде не видел мужа таким отчаянным и настырным. Ким опёр локоть на дверцу и прикрыл рот ладонью, отвернувшись от До. Чонина загнали в тупик: либо надо действовать как говорил Кёнсу, либо иначе. Хотелось именно иначе, вопреки мужу, но как именно «иначе» — непонятно. Чонин не мог ничего придумать. Почему Кёнсу переменился? Почему бился за развод так рьяно? Он четыре года терпел и не рыпался, а теперь отчаянно рвался на свободу. — Другой? У тебя есть кто-то другой? — ляпнул Чонин. Это походило на игру в «Морской бой», когда первый удар делается на авось, — И он принимает и тебя, и ребёнка? Поэтому ты уходишь от меня? Кёнсу кивнул. Он не собирался преподносить эту новость вот так. — Вот те раз. — Кажется, Чонин утопил корабль слепым выстрелом.