Starvation

Голодание – одно из тех проклятий, которое не обходит стороной даже представителей минувшего века, что казались ранее неуязвимыми и почти что всесильными. Оно не такое, какое испытывают люди с ограниченными запасами еды и воды на захваченных планетах. То голодание, что право имеет мучить великих, нельзя прервать, приняв трапезу. Нет. Корни проблемы можно изничтожить лишь тогда, когда страждущий прольет достаточно крови и свершит месть. До этого момента он будет гнаться за своей целью, как за единственным верным решением всех насущных вопросов. Явик голодал. Голодал с той самой минуты, как Шепард нашла его на Иден Прайме. И проклинал каждую секунду, проведенную рядом с ней. Не из-за того, что она была «примитивной». Не по той причине, что она ни на что не годный коммандер, даже напротив. Просто сложно ужиться рядом с человеком, который является отражением тебя самого. Он не признавал данного факта, но с неудовольствием замечал, что эта женщина вызывает у него гораздо больше эмоций, чем следовало бы ожидать. К великому сожалению, в этом цикле не было средства, которое могло очистить разум и душу окончательно. Так, чтобы осталась лишь одна заветная цель, и ничего более, никаких посторонних мыслей. Явик старался сделать то немногое, чтобы смыть с себя все неприятные впечатления, оставленные чужими эмоциями. Это очищение мало к чему приводило, но немного облегчало его участь на этом корабле. Однако, казалось, ничто не может избавить его от неприятного осадка, возрастающего после каждого разговора с Шепард. - Интересно было выслушать точку зрения существа, проигравшего свою войну, - ее последние слова набатом прозвучали в голове. Тут же вспомнились ее жесты и взгляды: как она скрещивает руки на груди, как механический, бездушный блеск в глазах приобретает оттенок насмешки, а правый уголок губ чуть приподнимается в жалком подобии улыбки. – Самая жестокая правда жизни заключается в том, что величие не спасает от смерти и полного уничтожения. Пусть твоя держава была великой, зато моя остается жива. И никакие обвинения в адрес моего народа и народов этого цикла не изменит данного факта. Шепард умела бить не только физически; истинное мастерство – ударять словами так, чтобы моральная боль была гораздо хуже любого телесного увечья. Пусть коммандер плохо танцует – это не столь важно, если этим искусством она овладела лучше других. После множества подобных разговоров Явик понял, что не было бы удивительным фактом, если бы он возненавидел ее до боли в зубах. Но, как и в его цикле, так и в этом, оставались вещи, не поддающиеся объяснению: не было никакой лютой ненависти к человеку, не боявшемуся оскорбить чьи-либо чувства. Была лишь тяжесть после этих разговоров и понимание, что на самом деле Шепард так же, как и он, страдала от бездействия и невозможности принять бой в данный момент.

***

Каждый в этом цикле напоминал открытую книгу: Явик мог прочитать любую, но не делал этого по причине плохого содержания. Ненужные мысли, переживания, во многом омерзительные ему чувства представлялись Явику толстым слоем пыли, к которому он порой прикасался против собственной воли. Такое было бы недопустимо в его цикле, но не в первый раз протеанин напоминал себе, что это не его цикл. Знакомство с Шепард, азари и турианцем, которых коммандер взяла с собой в качестве команды высадки, прошло довольно сумбурно. После пробуждения Явик старался как можно быстрее прийти в себя и ни с кем практически не разговаривал, а Шепард и ее команда не искали с ним контакта, понимая, что проснуться внезапно спустя пятьдесят тысяч лет в совершенно ином мире - не так-то просто. Дальнейший их разговор также был не из приятных: Явик, понявший, что до жителей этого цикла дошло предупреждение его народа об опасности, просто не мог простить им подобной халатности. Допустить начало Жатвы, когда еще был шанс предпринять что-либо для сохранения органических форм жизни! Шок вперемешку со злостью и невозможностью выпустить хоть куда-нибудь накопившуюся ярость уже тогда каплей за каплей уничтожали его изнутри. Хотелось крушить. Убивать. Делать что-нибудь. Но уж точно не опускать от бессилия руки. Шепард не заходила к нему больше, чтобы поговорить, как случалось это у нее с остальными членами команды. Она зашла лишь однажды, чтобы взять его на миссию и дать выпустить пар. И у него это получилось. Пусть задание проходило и не на передовой, но в тот момент это не имело значения. Главное – там были Жнецы. Жнецы, которых он убивал с особой яростью, ощущая, как хищник внутри него насыщается от вида крови врага. Чувство голода притупилось, уже не давало так остро о себе знать. Тогда Шепард и пришла к нему. - Вижу, что время, проведенное в стазисе, не повлияло на твои боевые навыки, - сказала она, скрестив руки на груди. - А я вижу, что воинам вашего цикла еще только придется постигать основы, коммандер, - в тон ответил ей Явик и обернулся. – Я удивлен, что при наличии такой подготовки ваш цикл не был уничтожен в начале Жатвы. Попадать с пятого раза по врагу – это лучшее, что может предложить этот цикл? Не думал, что все будет настолько плачевно. Тем людям со станции нельзя брать в руки оружие. Шепард зло сощурилась. - Иногда у меня складывается такое ощущение, что великих протеан сгубила не нехватка времени, а чрезмерное самомнение, мешающее им видеть суть вещей, - коммандер усмехнулась и намеренно провела пальцами по некоторым артефактам, зная – она оставляет след, который не сотрется долгое-долгое время. – Те люди со станции – не воины, не солдаты, а мирные граждане, которые впервые держали в руках оружие. Но даже они смогли продержаться. Большего ожидать не стоило, да и не нужно было. - В Империи каждый протеанин умел сражаться, вне зависимости от положения и статуса. Это не служит оправданием… - Здесь не Империя, – прервала его Шепард. – Что бы не происходило в твоем цикле – это минувшее. Пусть каждый протеанин умел сражаться, но каждый из них проиграл свой бой. - Да как ты смеешь, человек… - Смею, - вновь прервала его Шепард. – Меня не заботит, как многих, откуда ты, кто ты, и зачем вернулся. Главное, чтобы ты умел сражаться и приносил пользу, но даже несмотря на это, ни одному члену своего экипажа я не дам зарываться. Бесполезно сравнивать наши миры: они слишком разные для понимания и слишком мало у них точек соприкосновения, но везде будут те, кто будет нуждаться в нашей защите. И попрекать их в невозможности за себя постоять – последнее дело. - Вы можете бесконечно оправдывать людей, коммандер, - произнес Явик с напускным спокойствием. – И когда-нибудь вас погубит то, что вы так легко прощаете им слабости. - Я не прощаю и не попрекаю, - сбавив тон, сказала женщина. – Я помню свое место. Помню место этих людей. Помню, где я нахожусь. Шепард тяжело вздохнула и отвела взгляд. В тот момент она не была похожа на машину, слишком человеческими казались ее движения. - Тебе тоже следует помнить.

***

Явик помнил. Его, ее место – на передовой, но не в тылу и уж точно не за столом переговоров. Те битвы не позволяли выплеснуть гнев и, как правило, заходили в тупик. Каждый хотел урвать свое, не видя: Жнецы пожинают и «свое», и чужое, и сейчас надо было не делить, а спасать. Шепард говорила не раз, что она солдат, а не политик. И все-таки она была и тем, и другим. Действуя, как политик, коммандер получала союзников, чьей помощью в конечном итоге могла заручиться только в качестве солдата. Мирные договоры стоили платы, и бескорыстие что в этом цикле, что в его, давно забылось. Явик впервые за все время пребывания в команде Шепард попал на родину одной из рас. Тучанка, мать грозных кроганов, что исстрадалась от вражды своих детей, только-только попала в сферу интересов Жнецов, и потому оказалась почти ими не тронутой. Это удивляло. Протеанин на своем веку не видел, не помнил такой планеты, которая сохранила бы свой облик, суть, что не отравили Пожинатели. Однако, казалось, здесь их влияния и не требовалось. Тучанка была желтым миром, практически мертвым миром. Здесь не было жизни в полном смысле этого слова. Существовавшие кроганы, хищники представлялись падальщиками, оставшимися после затяжной войны, дышащими пылью и выдыхающими пепел. Явик знал, что этот цикл не совершенен. Но никогда он не видел расу, настолько склонной к самоуничтожению. И он не знал, что ужаснее: быть уничтоженным Жнецами или быть уничтоженным собственными сородичами. - Вы не спасете этот мир, коммандер. Здесь нечего спасать, - сказал ей Явик через приватный канал, чтобы не спровоцировать ехавших с ними кроганов. - Есть, - ответила ему Шепард спустя какое-то время. – Если я сумела восстать из мертвых, то и Тучанка восстанет. Она даже не мертва. Она просто спит. Явик не видел сна. Он видел руины и кроганов, подобно зверям боровшихся за продолжение рода. И, если это не смерть, и не сон, то точно кома. Однако была надежда. Странное слово со странным привкусом. Уходящая и приходящая неожиданно, ощущавшаяся тонкой-претонкой вуалью в руках. Явик ощутил прикосновение этой вуали, когда Ева заставила умолкнуть тех, что враждовали веками и объединились во имя общей цели. Ощутил и тогда, когда ожили руины, дав пробиться зеленым росткам. Ощутил, когда проснулась Калрос, не только праматерь мотольщиков, но и душа Тучанки, что спала и позволяла детям разрушать планету. - Кроганы похожи на Тучанку, - сказала Шепард, когда они вышли на свет. – Они уничтожат себя и возродят. Этот дикий мир не мог дать иного потомства. - Ничего не изменится, коммандер. Невозможно изжить то, что веками прорастало и крепилось в их сознании. Рано или поздно все пойдет по кругу. В канале отряда послышался тихий смех Шепард. - Может, и так. Но к тому времени мне будет уже плевать, - честно высказалась коммандер. Гаррус, сопровождавший их на миссии, промолчал. И после этого разговора началось то, что не могло утолить голод двух хищников, но ослабило их жажду крови и дало покой на недолгое время. Жнецы наступали, пытаясь преградить им путь, а они прорывались, безжалостно уничтожая врага. Кровь ли текла в их венах или иное вещество, – Явик не знал – но ощущение этого на руках, на лице будило в нем что-то первобытное. Казалось, только ради этого он и прошел сквозь время, пронеся с собой ярость своего народа. В итоге, в борьбе участвовали не только органики и синтетики, но и целые миры. Сказать, что они уничтожили Жнеца, - значит, солгать. Тучанка уничтожила, не приняв его в своих владениях. А Калрос… Калрос просто исполняла ее волю. Однако, когда они стояли посреди руин и смотрели на живительный дождь, что обязан был излечить планету, Явик не чувствовал удовлетворения. Это трудно назвать победой или поражением – исправлением ошибок, да, но не победой. И пролитой крови врага оказалось слишком мало, чтобы удовлетворить чувство, отравляющее его жизнь годами.

***

Ничто не проходит бесследно, и каждая миссия оставляла свой отпечаток на Нормандии. След миссии на Тучанке – имя саларианского доктора, пожертвовавшего свою жизнь ради одного лишь шанса на лучший исход. И Шепард собственными руками прикрепляла табличку с его именем, как когда-то собственными руками отправила его на верную смерть. Явик ощутил присутствие коммандера до того, как она вошла к нему. Незримо тянулся за ней шлейф из бесконечных мыслей, в канву которого толстой нитью были вплетены воспоминания о пустующем медотсеке. - На Тучанке вы сказали, что вам будет плевать, если кроганы встанут на тропу междоусобной войны, коммандер. Однако, находясь даже на большом расстоянии от вас, я чувствую, что это не так, - сказал ей протеанин, не давая Шепард право первого слова. - Тогда мне было действительно плевать, Явик, - коммандер скрестила руки на груди. – Единственное, что меня беспокоило и беспокоит, это судьба Земли. Но сейчас… сейчас я понимаю, что не прощу Рексу, если жертва Мордина окажется напрасной. Ведь он умер не только за свои ошибки. Шепард умолкла, пройдя на середину помещения. Задумчивый взгляд женщины обратился к кристаллу памяти, который они нашли на Иден Прайме. - Когда настанет время, мы выжжем их дотла. После всего того, что они сделали, иного исхода быть просто не может. - Я рад, что вы понимаете это, коммандер. Они оба понимали.

***

Одна победа в битве не означала победу в войне. И одна выигранная битва не означала, что остальные битвы будут также выиграны ими. По этой причине Шепард старалась не смотреть новостей: ничего нового рассказать они ей все равно не могли. В отчетах она узнавала о потерянных планетах, но в отчетах не было изображений, криков, описаний сломленных судеб. В отчетах не было немого осуждения за то, что она не сумела спасти. Однако на Цитадели нельзя было избежать этого. Экраны, что ранее привлекали качественно сделанной рекламой, теперь собирали у себя беженцев с разных планет, что ждали милосердия судьбы или ее приговора. Коммандер часто посещала доки, ставшие домом не для одной сотни людей. Она понимала, Цитадель – Сердце Млечного Пути, и здесь как никогда должен быть порядок. Ей приходилось видеть стойки с фотографиями погибших, пропавших, людей, молящихся и уже потерявших веру в бога. Приходилось смотреть на эти экраны, гласящих не только о победе, но и о поражении. Так вышло, что продолжительные бои за одну из систем однажды увенчались полным провалом объединенных сил кроганов, турианцев и людей. Все экраны кричали о разгроме, то и дело показывая алый небосвод, пестривший огнями. Жнецы прибывали в систему, бездушным взором выжигая всех ее защитников. Шепард оказалась посреди толпы. Взгляды периодически устремлялись к ней, будто вопрошая: «Есть, есть ли надежда?» И спина коммандера оставалась все такой же прямой, лишь механический блеск в глазах отдавал большей краснотой. - Зачем вы ходите туда, коммандер? – спросил Явик в один из ее приходов. Шепард посмотрела на него и тут же отвела взгляд. - Чтобы не забыть, - ответила она, вертя в руках кристалл памяти. Вертя в руках то, что помогало не забыть ему. - Я не помню мира без войны, но эта война совсем другая. Это помогает не забыть... Всего. Протеанин понимал, как нельзя лучше. Потому, что сам зависел от этого. Крик народа, запечатленный на кристаллах, выжигал в нем осознание, заставлял бороться, как в последний раз. Явик тоже не помнил мира без войны. - Коммандер, - сказал он и протянул ей руку.

***

В его цикле небо тоже плакало пеплом, блестело алыми огнями, и смотреть на него было боязно. Явик родился, когда Жатва уже началась, и страх появился вместе с ним, трансформируясь с годами в жгучую ненависть. Он никогда не видел величия своей расы. Он видел ее руины. Видел и запоминал. Планеты выгорали одна за другой, товарищи менялись каждые несколько дней, что со временем Явик перестал запоминать их лица. Небо везде одинаковое, равно как и земля: покалеченные залпами орудий, израненные бесконечной войной. Иногда ему казалось, что бороться со Жнецами все равно, что бороться с ветром. Бессмысленно. Глупо. Однако собственное бессилие заставляло не опускать руки, а разжигало внутри такой огонь, что он смог пронести его даже сквозь тысячи лет. Может, он сгорит в нем. Может, они оба сгорят. Но их враги сгорят вместе с ними. Шепард показывала ему то, что было еще до пробуждения, и то, что было после, но не касалось Явика. Ощущения коммандера строились на контрасте, потому протеанин испытывал странные чувства: он никогда не видел голубого неба и неразрушенных городов. Шепард показывала ему миры до Жнецов и войны. Показывала то, что стало с ними после. А Явик прикасался к ее чувствам и понимал, что в главном они похожи. Борьба со Жнецами заменила им обоим нормальную жизнь, превратила в одичавших зверей, нуждающихся в одной лишь мести. Это чувство было помещено в них, съедая все остальные, и за это Явик ненавидел Жнецов. Тех, кого они не обращали в машин, они превращали в обезумевших от жажды крови хищников. Шепард не осознавала это так, как он. Протеанин признал себя Местью и не отрицал измененной сущности. Но коммандер дойдет до этого рано или поздно. И тогда ее уже ничто не остановит.

***

Явик знал: Шепард не миротворец, но порой ей приходилось принимать его роль, чтобы разрешить, казалось бы, не разрешаемые конфликты. Спор Творца и Творения был вечен. В его цикле он тоже имел место быть, но в Империи не доходило до войны. А здесь… Здесь дошло. И презрение, которое протеанин испытывал по отношению к кварианцам, было гораздо больше того, что он испытывал по отношению к другим расам. Слабые. Никчемные создания, возомнившие себя богами. Они не думали о последствиях и заслужили все происходящее. Вот только «падшие боги» имели самый большой флот во всей Галактике, и Шепард приходилось молчать. - Самое глупое, что они могли сделать: это разжечь войну сейчас! – Явик не сдерживал эмоций, когда коммандер зашла к нему после переговоров. - К моему сожалению, я не могу обозвать их за это идиотами. Они дождались, когда Совету не будет дела до того, что происходит за Вуалью, и напали, - Шепард пожала плечами. – Даже здесь есть своя логика. - Вы оправдываете их, коммандер? – с раздражением и удивлением спросил протеанин. Шепард лишь покачала головой. - Нет. Хотя отчасти их понимаю. Мне плевать, какие причины побудили начать войну, главное – прекратить ее и заполучить соглашение. Она остановит ее, как остановила когда-то и распри между кроганами и турианцами. Однако в этот раз судьба поставит ее перед выбором, где Шепард выберет Творцов, безжалостно уничтожая того, кто мог бы назвать себя ее другом. Шепард действовала жестко, бескомпромиссно, делая выбор там, где иной бы его сделать не смог. Явик также знал, что он не захотел бы вставать перед таким выбором.

***

После произошедшего Шепард не показывалась долгое время. И это вызывало беспокойство. Впервые Явик шел к ней, а не она к нему. Данный жест с его стороны был вызван не волнением, но пониманием: Шепард коммандер, одна из значимых личностей в Галактике, и от ее решений зависело слишком многое, чтобы спустить сейчас все на самотек. Протеанин нашел ее за столом в компании нескольких отчетов и открытой бутылки вина. То, что Явик ощутил в воздухе, ему не понравилось. Не было отчаяния. И страха не было. Но чувствовалась какая-то неопределенность, словно Шепард находилась на мосту и не могла выбрать, в какую сторону идти. Такое было впервые. Коммандер – решительный человек, Явик не видел в ней раньше колебаний. Что-то изменилось. В глазах Шепард отражалась не ненависть, а пустота, похожа на просторы Темного Космоса. Затягивающая. Опасная. - Коммандер… - Зачем ты пришел, Явик? Не помню, чтобы я приглашала тебя в свою каюту, - довольно резко сказала Шепард, даже не посмотрев в его сторону. - Команда волнуется. Вы не выходили из каюты после высадки на Раннох, - ответил протеанин, которому за высказанную дерзость в его адрес хотелось применить биотику. - Это мое дело. Если я не выходила – значит, так надо. Шепард все-таки посмотрела на него, и красное свечение, казалось, заполонило радужку и зрачок. Если бы Явик не дал ей прикоснуться к себе, он так бы и не узнал, какого цвета были на самом деле глаза коммандера. - Вы можете обмануть их, коммандер, но не меня. Я чувствую вашу нерешительность, ваш страх. Эта вонь заполонила весь этаж. - Да как ты смеешь?! – Шепард вскочила с дивана и приблизилась к нему в два шага. – Кто дал тебе право зарываться, Явик? Я твой командир, не забывай об этом. Помни, с кем ты говоришь. Последние слова она буквально прошипела. - Я говорю с человеком, от которого в этом чертовом цикле зависит слишком многое, - повысив тон, сказал протеанин. – С человеком, которому непозволительно вести себя подобным образом. Я помню, с кем я говорю, но помните ли вы сами, кто вы есть?! На него накатила не только собственная волна раздражения, но и волна, исходившая от Шепард. Мышцы ее лица словно застыли, и любой бы на месте протеанина уже послал бы к черту этот разговор и спешным шагом пошел бы к лифту. Но Явик – не любой, и бояться бывалому воину женщины – глупо. Даже такой женщины, как Шепард. - Пошел вон, - низким голосом проговорила коммандер. Она собиралась вновь приняться за отчеты, но Явик не желал оставлять все на своих местах и без разрешения схватил ее за руку.

***

Бесспорно, коммандер хорошо прятала чувства. Но Явик сомневался до последнего, что в этом она преуспела, неоднократно ощущая ее раздражение и злость. Однако глубоко внутри таилось то, чего он никогда за ней не замечал. От бессилия женщина хотела выть побитой собакой, она билась в агонии словно запертый зверь. Ярость душила Шепард, царапала ей горло до крови, уничтожало. Безумие. Сколько бы ни делала она шагов, Жнецы оказывались впереди. Умирали люди, захватывались системы, устремлялись к ней упрекающие взгляды. Она должна быть там, на передовой. Она должна сражаться. Она не миротворец. Ей отвели не ту роль. Порой Шепард казалось, что она даже не человек. Сравнивая себя с другими, коммандер не видела в себе многого из того, что делало бы ее человеком. Зато видела многое из того, что делало ее похожей на Жнецов. И после миссии на Раннохе Шепард поняла, что была ничем не лучше их. И Шепард, и Жнецы хотели сохранить жизнь, но действовали разными методами, в ином видели спасение. И Шепард, и Жнецы готовы были пойти на многое, чтобы добиться своей цели. И Шепард, и Жнецы были настоящими машинами, коммандер недалеко ушла от них. В какой-то момент борьба стала ее жизнью, Шепард потерялась в ней. Произошедшее на Раннохе открыло ей глаза на правду: война закончится, и Шепард закончится вместе с ней. Такие люди, как она, в новом мире будут не нужны.

***

Явика обожгло, окатило, и тут же все закончилось. Шепард отдернула руку, с вызовом посмотрела на протеанина. - Этот мир выплюнет нас обоих, - твердо сказала ему коммандер, прекрасно зная, что он увидел. – Я не боюсь, Явик, но сможешь ли ты жить с этой правдой? Ни в одном из миров тебе не нашлось бы места. Он испытывал сейчас лишь одно желание: отмыть руки от этой грязи. И закончить беседу. Но Явик не мог оставить все так. Не с этой женщиной. Не в этот раз. - Я никогда не строил иллюзий, коммандер, и прекрасно знал свое место. Я Месть. Я пронес голос своего народа, чтобы уничтожить их, - ответил протеанин. – Я никогда не искал себе места, поскольку оно у меня уже давно было. А вы, коммандер? Как вы докатились до того, что сравниваете себя со Жнецами? - Потому, что я понимаю их, - просто сказала Шепард уже спокойно, безэмоционально. – Многими слишком долго двигали эмоции, и они ослепли. Жнецы – это машины, как у любого ИИ, у них есть определенная задача, программа, которую они обязаны соблюдать. Их цель – сохранение жизни, но как этого достигнуть, если жизнь сама уничтожает себя рано или поздно? Мы ненавидим их за то, что они хотят нас уничтожить, когда в этом они видят спасение если не для нас, то для жизни вообще. Это логично. Хоть и больно. - Вы не ответили на вопрос, коммандер, - успокоившись, проговорил Явик. Он сложил руки на груди так же, как делала это она во время многих разговоров. Прошедших и уже забытых разговоров. - То, что делают Жнецы, один из вариантов спасения жизни, Явик, - продолжила Шепард. – Есть и другие, но машина будет отвергать их, поскольку ей чуждо слово «надежда» и мизерные шансы не вдохновят ее на то, чтобы прекратить Жатву. Мы знаем необходимость сохранения, но по-разному видим ее. Мы пользуемся одинаковыми методами, во всем ища выгоду, и не скупимся на жертвы. Это делает нас похожими. - Но мы не они, коммандер, - возразил протеанин. – Они всего лишь ошибка, просчет, который был допущен много лет назад. Различий в нас гораздо больше, чем схожих черт. Явик уловил сомнение, нескрываемое Шепард, насмешку. - Или мы просто хотим в это верить? – Впервые алый огонь в ее глазах не показался протеанину бездушным. – Органики и Жнецы действительно не похожи. Но что говорить о нас? В первый наш разговор ты сказал мне, что у тебя нет иного смысла жизни, кроме борьбы. Тогда я согласилась. Иного я не предполагала и сама чувствовала то же самое. Правда заключается в том, что все мы существуем ради одной цели, и, достигнув ее, мы потеряем смысл существования. Коммандер замолкла, опустила взгляд. Спокойно. Равнодушно. И вновь посмотрела на него. - Нельзя вернуться к жизни после смерти, Явик, - холодно сказала Шепард, садясь на диван. – Если я когда-то и была человеком, то это время прошло. Меня вернули, чтобы я сражалась со Жнецами. Я выполню свою миссию. И ты тоже выполнишь. Протеанин посмотрел на нее, как на прокаженную, а после быстрым шагом покинул каюту. Это был слишком. Слишком много грязи. Слишком много правды.

***

Казалось, чувство голода сожрет то немногое, что осталось от них прежних. Война шла долгое-долгое время. Жнецы наступали. И все внутри требовало крови. Разговор с Шепард сбил его с толку. Явик никогда не задумывался над тем, что будет после. Он жил ради борьбы, и, собравшись с мыслями, протеанин понял, что ему все равно, что будет после. Это не столь важно, если оно вообще будет. И не важно, что они с Шепард уже потеряны для этого мира. Война раскрыла их истинную суть. Глупо было бы это отрицать. Он признал правоту Шепард лишь в том, что невозможно вернуться с того света тем, кем ты был. Перейдя черту, ты оставляешь за ней все. Однако Явик чувствовал лишь облегчение. Протеанин знал, что люди говорили о чувствах на войне: им нет здесь места. Немногие понимали, что под этим подразумевалось. Дай волю чувствам – и враг убьет их всех. Шепард и Явик имели крайне маленький спектр эмоций. Им нечего было терять, кроме собственных жизней, посвященных борьбе. Потому они не чувствовали боли. Бессилие, но не боль. «Вместе с войной закончусь и я», - вспомнились ему мысли Шепард, когда ладони погрузились в воду. Может, и так.

***

Они не разговаривали и не виделись до миссии на Тессии. Потому у каждого из них было время обдумать произошедшее и прийти к выводу, что везде была доля правды. Однако не всякая истина была принята ими. От Шепард исходило странное, больное спокойствие. Затишье перед бурей, как говорили люди. Она с прищуром смотрела на экраны, где мелькали изображения разрушенной Тессии. Явик и Шепард молчали. Лиара тяжело вздыхала, и им обоим не хотелось бы думать, что с ней станет, когда они сойдут на землю. Тессия горела. Как горели когда-то Земля и предел Харшан Тарсы, родной мир Явика. Они видели это. Лиара же впервые окуналась с головой в измененную реальность, где сгорали лучшие из лучших и погибала на глазах, казалось бы, бессмертная история великого народа. - Богиня… Шепард сомневалась в том, что Богиня смотрела сюда. Наверное, это было к лучшему, поскольку на поле боя коммандер переставала быть человеком в полном смысле этого слова. Зверь, сидящий внутри нее, насыщался от вида крови. Зверь, сидящий внутри Явика, также не дремал. Протеанин ощущал предвкушение со стороны Шепард и невольно понимал, что сам чувствовал его. Жнецы расплатятся за все: за уничтожение целой расы, за гибель триллионов, за разрушенные города, за слезы, за боль, за бессилие. За все. Храм приближался. И им показалось странным, что хоть что-то посреди этого хаоса осталось нетронутым. А потом завертелось: маяк, протеанский ИИ, Кай Ленг. Тогда из рук выскользнуло то, что должно было стать их расплатой. Шепард смотрела на прибывающих Жнецов. Слышала голоса азари. И ненавидела. Жутко. До скрежета в зубах.

***

- Мы найдем их! – голос ее дрожал металлом. – Уничтожим. Я больше не позволю сидеть им у нас на хвосте. Джокер, бери курс на Святилище. Пора уничтожить эту дрянь. От Шепард исходил жар. В таком состоянии Явику было бы опасно к ней прикасаться: обжечься не стоило и труда. Редко кто доводил коммандера до такого состояния. Цербер довел, и многие из экипажа не завидовали уготованной им участи, зная: Шепард не умеет прощать и слишком хорошо помнит тех, кто хоть однажды перешел ей дорогу. Она зашла к нему, приказав готовиться к высадке. Явику следовало бы молча согласиться и не лезть, но эмоции, исходившие от Шепард, не могли не встревожить протеанина. Месть – блюдо, которое подают холодным, но уж точно не горячим. А коммандер была на взводе. - Вам стоит успокоиться, коммандер, - сказал он, когда Шепард уже готовилась выйти. – Решать что-либо на, как выражаются люди, горячую голову – не самое правильное решение. - Хочешь остаться на корабле? – поинтересовалась коммандер. Вопрос последовал тут же, незамедлительно. - Нет. Вам просто следует быть осторожной, коммандер, я знаю, что вы… - он подошел к ней, намереваясь считать доподлинно ее состояние через прикосновение. Вот только Шепард подняла правую руку, останавливая его. - В прошлый раз это ничем хорошим не закончилось, Явик. - Правда не всегда бывает приятной, коммандер, но это не значит, что нам следует ее игнорировать. Вы не в том состоянии, чтобы руководить миссией на Святилище. Шепард прищурилась, сжала губы в тонкую полоску, наклонила голову к правому плечу, словно раздумывая, что с ним сделать. Убрала руку. Но протеанин не спешил считывать ее. Спустя долгие минуты коммандер сама прикоснулась к Явику, показывая ему то, что трудно было описать словами. Тогда он увидел себя, стоящего к ней спиной в этой каюте. - Представители моего народа… воплощали многие черты: храбрость, силу, хитрость. Были образцы и других достоинств, - сказал он, и Явик вспомнил. Их первый разговор. - И кто же ты? – спросила Шепард, почему-то прекрасно зная ответ на этот вопрос. - Олицетворение мести. Я – гнев погибшего народа, я требую, чтобы за нашу кровь пролилась чужая. Последние слова набатом прозвучали у него в голове, врезаясь в память. Постепенно образы стали блекнуть, меняться. Каюта отошла на второй план, и Явик смог увидеть людей, соратников, друзей. Так называло их подсознание Шепард. Кайден на Вермайре. Мордин на Тучанке. Тейн на Цитадели. Легион на Раннохе. Все они умирали за других. Все они умирали во имя лучшего мира. Все они могли бы жить, если бы раз за разом она не совершала ошибки, не подпускала бы врага ближе. Они стояли рядом, смотрели на нее, а за ними – тысячи и тысячи людей, кроганов, турианцев, азари. Представителей самых разных рас. - Шепард, - перед ним предстало лицо Лиары. Они стояли с Шепард в каком-то доке на Цитадели. Мимо проносились корабли. Все еще шел дым от разрушенных Цербером построек. Рядом находились тела погибших, накрытых белыми простынями. Коммандер смотрела и запоминала. - Ты смогла найти местонахождение Кай Ленга? – только и спросила ее Шепард. - Нет, - ответила Лиара и замолчала. Он пропал, исчез, словно его и не было. А пояснять что-либо или оправдываться – в этом не было смысла. К тому же Шепард ненавидела подобных людей. - Ты спасла Цитадель, - спустя долгое время сказала ей азари. – Это главное. Рано или поздно мы доберемся до Кай Ленга и… - Тейн умер в госпитале несколько часов назад, - прервала ее Шепард, голос которой стал бездушным, безэмоциональным. – Большая потеря крови. Синдром Кепраля. У него не было шансов, но он прожил бы дольше, если бы не рана, оставленная Ленгом. Коммандер говорила об этом, словно это ничего не значило. Она всегда говорила так о вещах, которые значили слишком много. Именно поэтому ее считали бесчувственной сукой. - Шепард, я… я не знала… я… - Он умер в бою, как того и хотел, - вновь прервала ее коммандер. – Однако я не забуду того, что Ленг приложил к этому руку. Когда Шепард посмотрела на нее, в глазах азари отразились быстро сменяющимся калейдоскопом страх, волнение, растерянность. - За пролитую кровь каждого моего человека они заплатят в троекратном размере. Образы снова поблекли, и на этот раз больше не менялись. Шепард убрала руку, холодно посмотрела на него, изучая. Месть. Кажется, она осознала и приняла измененную сущность. Явик понимал. Понимал, и потому больше не перечил. - Они заплатят больше, коммандер.

***

Когда голод становится невыносимым, тот, кто его носит в себе, окончательно теряет разум. Дрянь, что вцепилась где-то между ребер, постепенно забирает последние толики самоконтроля. Тогда Человек уходит и на его место приходит Зверь. В Святилище не было ничего святого, а, если и было, то оно давно уже умерло. Самым мерзким Явику в их миссиях представлялось то, что они попадали в места, где люди искали спасения, а находили гибель. Он наблюдал за Шепард, когда та пролистывала списки беженцев. Тысячи имен. Тысячи людей, среди которых сотни детей. Ему не нравилось, что он чувствовал здесь. Слишком много надежд, отчаяния, страха, веры. Яркие-яркие краски, к которым он прикасался против воли. Абстрагироваться было тяжело, и все же Явик пытался. Протеанин знал, что люди верили в существование рая и ада. Что после смерти душа попадает на суд, где ей выносится вердикт, и она отправляется в один из миров. Святилище… С виду оно было похоже на рай. Здесь не было войны. Не было Жнецов. И все же под землей был настоящий ад. Явик не знал, кто в этом месте вершил несправедливый суд. Но знал: если он когда-нибудь встретит его, то уничтожит, не позволит больше играть в вероломного бога. - Ты был прав, - раздался низкий голос Шепард в приватном канале. – Они заплатят больше. Когда они натолкнулись на Жнецов, то невольно Явик почувствовал облегчение. Яд, что протеанин копил в себе все это время, теперь он отдавал врагам. Душивший его голод притупился. Он снова заговорил голосом тысяч и тысяч протеан. - Черт, Шепард, как думаешь, сколько хасков они успели создать? - Вакариан нашел себе укрытие за ящиками, отстреливаясь от врага и, как ни странно, находя еще возможность говорить во время процесса. - Честно говоря, я и думать об этом не хочу, - тут же ответила ему Шепард, кидая гранату. Взрыв заставил разлететься четырех хасков. Явик слышал крики. Стены их запомнили, как запомнили мольбы и слезы. Он видел, как разлучали мужчину и женщину, молодую пару, таща к разным капсулам. Потом их заперли, капсулу наполнил сонный газ. И все закончилось. Слишком. Слишком много людей проходило через все это. - Шепард, тебе стоит взглянуть на это… - спустя какое-то время послышался голос Вакариана. Они нашли компьютеры, где было несколько баз данных. Незашифрованных. Сколько самомнения… - Черт, - тихо выругалась коммандер. – Надо будет отослать эти данные на Нормандию. - Связь не работает, - напомнил Явик. Шепард помнила. Шепард копировала все на омнитул. - Ленг здесь, - прозвучали слова, подействовавшие на коммандера подобно сильной пощечине. Шепард перевела взор алых глаз на монитор, где было видно приспешника Призрака, покидавшего лабораторию. Гаррусу в какой-то момент показалось, что черты лица женщины стали острее. Коммандер не стала комментировать ситуацию, лишь коротко бросила: «Идем».

***

Потом мир вновь завертится юлой, не желая останавливаться. Он сбросит с себя тяготившее его бремя и окончательно, бесповоротно изменится. Смерть Миранды Лоусон стала последней каплей в чаше терпения Шепард. Она не была одним из тех людей, которым коммандер могла доверять, через силу Шепард назвала бы ее товарищем. Однако Миранда, как и остальные, была с ней в битве против Коллекционеров, и это не забылось. Когда-то Лоусон была ее человеком, и за нее Шепард тоже будет мстить. Ориана молча плакала, боясь прикоснуться к сестре, чей голос вырвался за пределы планеты и предупредил тех, кого еще можно: в Святилище не осталось ничего святого. И мнимое спасение здесь – верная гибель для всякого пришедшего сюда. - Пора покинуть это место, - в какой-то момент сказала коммандер низким, хриплым голосом. Кортез забрал их с проклятой планеты. И впервые Явику не нужно было касаться Шепард, чтобы понять, что она чувствует. Мрачная решительность, засевшая где-то на дне ее глаз, сказала ему о многом. Шепард находилась на грани.

***

- Это конец, Явик. Роковые слова прозвучали, когда он во второй раз пришел к ней. Шепард не пыталась выгнать его, чувствуя, что провести в молчании оставшиеся часы – настоящее сумасшествие. - Конец, - повторила она, когда он приблизился и сел рядом с ней на диван. Явик не ответил. Что-то в ее голосе надломилось. - Не хочешь выпить? Мы так долго к этому шли, - Шепард открыла бутылку вина и поставила на столик два бокала. – Пара глотков не помешает. - Коммандер. Шепард не откликнулась. - Коммандер. Шепард подняла взгляд. - Для меня было честью сражаться с вами бок о бок, - вкрадчиво сказал он. Коммандер покачала головой из стороны в сторону, ставя перед ним бокал, и стала наполнять свой. Странная усмешка заиграла у нее на губах, спустя некоторое время преобразившись в теплую, человеческую улыбку. Блеск в ее глазах смягчился, и в какой-то момент Явику показалось, что в Шепард есть что-то, чего не убил их голод. - Не прощайся, Явик, - сказала коммандер. Она подняла свой бокал. - За ушедших, - Шепард выдержала паузу. – И за покой, который нам только снился.

***

А потом голод исчез. Явик проснулся в одной из уцелевших палат Лондона и понял, что все закончилось. Не было Цербера. Не было Жнецов. И то, ради чего стоило жить, тоже не было. Война закончилась… Закончился кошмар. Прервался бесконечный цикл. Явик смотрел из окна на улицы Лондона и впервые в жизни увидел салют. Он не был запечатлен на кристалле памяти, не был чьим-то воспоминанием. Протеанин видел его. И впервые он не знал, что делать дальше. По новостям сообщали о том, что обломки Цитадели вошли в атмосферу Земли и упали в районе Люксембурга. Шепард должна была быть там. Явик знал, что он должен ей. Коммандер сдержала свое слово и выполнила миссию, потому самое малое, что он мог сделать, это найти ее. Явик не верил, что она умерла. Шепард не из тех, кто прощается раньше времени. Так и было. Прошло несколько дней, и Героиня Галактики, находясь в руках у протеанина, была возвращена миру. Затем пошли долгие месяцы. Череда праздников, новостей, ожидания. Дыхание Шепард было ровным. Явик, как и многие, впервые видел ее спокойной. И это болезненное спокойствие нервировало. Лучше было видеть Шепард в гневе, чем такой. - Не прощайтесь, коммандер, - сказал он ей в один из серых дней. Шепард не прощалась. Вскоре после того эпизода, который ей так и не запомнился, она очнулась. Врачи направлялись в палату, но перед их приходом Явик успел встретиться с ее пустым взглядом и услышать бесцветный тихий смех. …и они закончились вместе с ней.