Drugs

Помещение было наполнено запахом алкоголя и дорогого одеколона. Сигаретный дым клубился в воздухе будто туман. Мягкое освещение придавало пабу сумрачный, загадочный вид; и только полуголые девицы, плясавшие на шестах, все портили. Это место можно было бы назвать даже романтичным, но только при других условиях. Он и сам не понимал, что здесь делает. Его друзья, далеко не трезвые, веселились: подзывали к себе танцовщиц, лапали их, засовывали купюры за тонкие резинки стринг. Он же был совершенно трезв и не чувствовал никакой радости. Напротив: он в который раз спрашивал себя, почему согласился пойти. Времяпрепровождение в пабе никогда не доставляло ему удовольствия. Его раздражал дым, пеленой висевший перед глазами, и не только потому, что он не был курильщиком; ничего кроме отвращения не вызывали стриптизерши, которые были совершенно разномастными – от азиаток до темнокожих мулаток; ничего крепче пива он не пил, да и то пил только ради вежливости, что бы не обидеть друзей. Друзья? Разве это друзья? Они же даже не замечают его состояния; состояния апатии и небольшого раздражения, которое проявляется в нервном подергивании цепочки на джинсах и постукивании ногой по деревянному полу. Но он их не винил и не чувствовал обиды: они всегда были такими, когда напиваются. И даже больше: он и сам бы хотел быть таким беззаботным. Но слишком противоречивы были их взгляды на отдых. А он должен быть за компанию. Они ведь друзья. Они ведь группа. Однотипная музыка, состоящая из простых повторяющихся ритмов, вливалась в уши и проникала в сознание. Она была неприятна, раздражала, разжигала желание заткнуть уши или же просто убежать отсюда. Но нет. Он ведь за компанию. От скуки он начал бродить взглядом по помещению, наблюдая за людьми и подмечая какие-то детали. Это было сродни игре или чему-то вроде того. Вон тот полный мужчина в дорогом костюме, пропитавшемся потом, был женат; наверняка на стройной красотке из уважаемой семьи, которая родила ему двух прекрасных детей. Но мужчине было мало; то ли природный инстинкт, то ли просто тупость заставляла его сидеть здесь, в обществе проституток, а не дома, с семьей. А все почему? Потому что он был уважаемым адвокатом (бизнесменом, дипломатом, или еще кем-то из подобного рода профессий), и считал, что так оно и должно быть. А те молодые парни в углу? Наверное, якудза, или члены какой-то группировки. Прожигатели жизни, охотники за удовольствием и наслаждением, герои-любовники… а на деле – просто мелкие сучата, прихвостни крупного босса. От раздражения он фыркнул и резко отвел взгляд. И что он забыл здесь? Ах да. Он же за компанию. Его друзья зашевелились, веселая непринужденная болтовня, не обремененная особым смыслом, переросла в обсуждение дальнейших действий; он не без удовольствия понял, что у них просто кончились деньги, и пора уже валить отсюда. Поднялся с кожаного дивана, засунул руки глубоко в карманы джинсов и пошел к выходу. За спиной раздались удивленные возгласы друзей и их требования остаться, ведь «здесь так весело, да и выпивка отменная». Он лишь обернулся и помахал рукой. Пора отделится от компании. Свежий воздух обдал его прохладной волной, разворошив и без того не слишком аккуратные длинные волосы. Он вдохнул воздух полной грудью, не обратив внимания даже на выхлопные газы – паб располагался у скоростного шоссе. Несколько раз оглянувшись, он натянул на голову капюшон и, чересчур ссутулившись, побрел в сторону остановки. Не успел он отойти и на десять метров от паба, как за спиной послышались крики и звук разбившегося стекла. Он резко обернулся – достаточно быстро, что бы застать такую картину. В свете неоновой вывески и тусклых фонарей пара бугаёв медленно шла к кому-то; кому-то, у кого был стройный невысокий силуэт, капюшон на голове, какой-то пакет (или может быть сверток?) в одной руке, а в другой – мотоциклетный шлем. Бугаи что-то тихо говорили, и он различал в их голосах угрожающие нотки. Тот, кому принадлежал стройный силуэт – а он почти не сомневался, что это была девушка, - молчал и медленно пятился. Бугаев приводило в бешенство молчание «жертвы»; один из них повысил голос, что-то спрашивая, и только тогда жертва ответила. Тихим, спокойным или же безразличным голосом. Ответ, видимо, привел мужланов сначала в замешательство, а потом – в ярость. Один из них подскочил к девушке и замахнулся. Он думал, что девушка отпрянет. Что отскочит в сторону, на худой конец – попробует защититься рукой. Но она просто стояла на месте, а затем покачнулась от сильного удара по лицу. Он замер, сердце пропустило один удар. Это было слишком страшно видеть – видеть, как двое мужланов избивают девушку, а она даже не защищается. Мгновение постояв в нерешительности, он разворачивается, наблюдая уже другую картину – второй мужлан трясет девушку, схватив за ворот куртки, а первый вновь бьет по лицу. Вздрогнув, он ускоряет шаг, лишь на секунду замедлившись, чтобы поднять лежавшую на земле пивную бутылку. Все происходит слишком быстро – бутылка опускается на затылок тому, который держал девушку. Он покачивается, разворачивается – и падает лицом вниз, не издав и стона. Другой бугай опешил; затем его лицо, которое осветил фонарь и которое не обладало никакими признаками интеллекта, искажается от ненависти. Но, увидев разбитую бутылку, он пятиться назад, затем, проорав что-то нецензурное, бросается бежать. И только тогда он переводит взгляд на девушку. Наверное, почти каждый воображал в детстве, как спасает какого-нибудь человека от опасности, будь то бешеная собака или бандит. И воображали, как благодарный спасенный смотрит на вас с благоговением и обожанием в глазах. Ну, или хотя бы с благодарностью. Лицо девушки можно было назвать миловидным, нет, даже красивым. Но оно было каким-то болезненно худым, с синяками под глазами, выпирающими скулами и потрескавшимися губами. В нижней губе был пирсинг в виде кольца. Зеленые глаза смотрели с неприкрытой ненавистью, а зрачки были чересчур маленькими для нормального человека. - Ублюдок! Голос был чуть хрипловатым. Он отшатнулся, удивленно глядя на девушку, которая распахнула глаза еще шире, а губы подергивались. Он не мог понять, почему она так себя ведет. - Кто? Кто тебя просил вмешиваться, а? Сукин сын! Она замахнулась, намереваясь ударить его по лицу, но он перехватил в воздухе ее худую руку, которая оказалась очень сильной, пусть и была хрупкой. С бледной кожей, через которую были видны синие вены. Девушка попыталась вырвать руку, но он держал крепко; затем резко отпустил, и «жертва» чуть не упала. Она зло сплюнула кровь, что текла изо рта: видимо, когда бугай бил, он выбил ей зуб или распорол внутри щеку. На скуле уже вырисовывался синяк. - Черт бы побрал таких, как ты… Эти слова были произнесены уже более тихим голосом. Наряду со злобой слышалось отчаянье. Что-то дрогнуло у него в душе, но непонимание ситуации было сильнее. Он так и остался стоять как вкопанный на месте, наблюдая, как девушка садиться на оставленный неподалеку черный мотоцикл, надевает шлем, засовывает за пазуху сверток и срывается с места. Она проносится мимо, чуть не сбив его, и исчезает за поворотом. - Татсуро? – Послышались голоса позади. Он медленно обернулся. Его друзья, чуть пошатываясь, вышли из паба и явно не ожидали его увидеть здесь. – Эй, Татсу, все в порядке? Что ты здесь делаешь? - Всё… всё в порядке. Свой голос показался Татсуро каким-то неживым и хриплым, будто он слишком долго молчал и говорить теперь быть непривычно. С друзьями он дошел до остановки, потом они попрощались. Татсу жил в другой стороне, их пути не совпадали. Сквозь пыльное стекло позднего автобуса он смотрел на эту веселую компанию. Ухмыльнулся – смешные ведь. Затем достал телефон и посмотрел на время. Надо же, еще и двенадцати не было. А кажется, будто пол ночи прошло. Он вышел из автобуса и пошел к темнеющей многоэтажке со множеством горящих окон. Начал падать снег, постепенно покрывая черный асфальт. Хлопья снега не спеша кружились в воздухе, лезли в лицо, попадали в нос. Татсуро еще больше натянул капюшон на голову и ускорил шаг. Ему стало неуютно, он чувствовал себе каким-то беззащитным, будто обнаженным. Он никогда не любил чувствовать свою слабость, считая это пороком. «- Но все люди порочны», - промелькнуло у него в голове. Наверное, если бы он таки выпил, было бы лучше; в голову не лезли бы эти мысли, эти философствования. Размышления, которые не многого стоили. Подъезд, лифт, двенадцатый этаж; дверь, щелчок ключа в скважине, сквозняк из квартиры. Он опять забыл закрыть окно. Чертыхнувшись, он скинул куртку и сапоги, и по холодному полу прошел в спальню. Так и есть – окно нараспашку, а ведь на улице не лето. Поежившись, Татсуро скорее закрыл окно. Кожа покрылась мурашками, он потер ладони и пошел на кухню. Он нигде не включал света, будто боялся его. Хотя в квартире было не так уж и темно – просто сумрак, сквозь который проступают очертания мебели и прочих предметов быта. На кухне он поднял жалюзи и удостоверился, что снег усиливается. Наверное, к утру все занесет. Поставил чайник, дождался, пока он вскипит. Залил себе растворимый кофе. Только хотел отпить – поставил кружку обратно на стол. « - Вот идиот», - подумал он, - «ночь на дворе, а я кофе пить». Оставив кружку на столе, он отправился в спальню. Там все еще было холодно, и кожа опять покрылась мурашками. Стянув футболку, Татсу потер руки, что бы хоть немного согреться. Через некоторое время он залез в постель, которая так же была холодной. Завернулся в одеяло, немного подрагивая. Сколько раз он говорил себе закрывать окно? Сон не шел. В голове крутились беспорядочные мысли. Он вновь и вновь возвращался к событию этого вечера – к случаю у паба. Своей ладонью он чувствовал фантомное прикосновение запястья девушки. Вспомнил ее суженные значки, пересохшие губы. Почувствовал одновременно и жалость, и отвращение к этому существу. Наверняка страдает наркоманией, думал Татсу. Но все же… интересно. Почему те бугаи так отнеслись к ней? Почему начали избивать? Что было в свертке? И почему она так набросилась на него? Слишком много вопросов и ни одного ответа. Сплошные догадки, сплошное безумие. Он слишком устал, чтобы думать о таком, чтобы строить предположения. И вообще – его не должно это волновать. Случайный случай зимним вечером. Завтра он уже забудет обо всем. *** Устало опустилась на пол, буквально сползя по стене. Достала из-за пазухи сверток, повертела в руках и откинула в сторону. Полиэтилен жалобно зашуршал. С трудом расшнуровала тяжелые кожаные ботинки, стянула их с ног; развязала шарф, бросила на пол рядом с собой. Расстегнула куртку, кое-как стянула с себя. Дотронулась до щеки и застонала от боли. В квартире было слишком душно. Надо бы проветрить, но сначала девушка направилась в ванную комнату. Лампочка слабо замерцала, потом свет стал более или менее ровным, но тусклым. Девушка не обратила внимания. Она посмотрела в грязное, заляпанное невесть чем зеркало, чуть повернув голову набок. Большую часть левой стороны лица занимал огромный синяк, который уже наливался пурпуром. Он вытерла засохшую кровь у рта, проверила, целы ли зубы. Прополоскала рот водопроводной водой и вышла из ванной. Кухня встретила горой немытой посуды, плесневелым хлебом на столе и запахом скисшего молока. Девушка открыла окно, и морозный воздух ворвался в помещение. Снег залетал в окно и таял. Она не обращала внимания на грязь и разруху, царившую вокруг. Все это не важно. Через несколько дней она уберется из этой квартиры. Это просто временное пристанище. Вдоволь надышавшись свежим воздухом, она вышла с кухни, оставив окно открытым. В темноте прошла в гостиную, так как квартира не имела отдельной спальни. На полу валялись газеты, какие-то пакеты, пустые консервные банки. Настоящий бомжатник. Грязно, отвратительно и неуютно. Но выбирать не приходится. В углу стояла низкая скрипучая кровать, застеленная старым покрывалом. Белье было свежим и чистым – об этом девушка позаботилась. На тумбочке лежал ноутбук, далеко не самой дешевой модели. Буквально рухнув на кровать, девушка начала засыпать, но какое-то время ее мозг еще обрабатывал информацию, полученную за сегодняшний день. Слишком глупо вышло с этим парнем на улице. Она не сдержала эмоций. Но это не важно. Они никогда больше не увидятся. Она забудет обо всем на следующий же день, она – чуть позже. Некоторое время синяк на лице и боль будут напоминать ей об этом, но потом все пройдет. Она заснула, не заметив, что в квартире стало очень холодно. *** Татсуро проснулся слишком рано. От того, что во рту пересохло, и горло побаливало. Он не помнил, как заснул. « - Наверное, я просто отключился», - подумал парень, переворачиваясь на спину. Тело затекло – видимо, он всю ночь пролежал в одной позе. Это было неприятно. Настенные часы показывали одиннадцать утра, а он полагал, что проспит намного дольше. Как бы то ни было, вновь уснуть ему не удастся. Вздохнув, он потянулся и встал. Отправился в ванную, на ходу натягивая джинсы. Зеркало встретило сонным лицом и синяками под глазами, будто он не спал трое суток. « - Отличный видок», - саркастически подумал Татсу. На кухне одиноко стояла кружка с кофе. Проходя мимо стола, он машинально взял ее и отпил, затем подлетел к раковине и выплюнул кофе. - Что за мерзость? – Воскликнул парень вслух, вытирая рот тыльной стороной руки. Сполоснув кружку, он поставил ее на стол, затем включил чайник. Раскрыл жалюзи, и серый полумрак кухни разрезал яркий белый свет. Татсу зажмурился, потом привык к свету и посмотрел на улицу. Все замело. И мир будто стал черно-белым. Черный асфальт, серые дома, и белый снег вкупе со снежно-белым небом. Ярко, гротескно и неестественно. Татсуро закрыл жалюзи, чтобы не видеть этого. Он вообще не планировал сегодня выходить из квартиры. Почему бы не провести денек дома, в спокойной обстановке? Пусть здесь и чересчур тихо и спокойно. Как в больнице. Одиноко. Кофе испускало пар и приятный бодрящий аромат. Парень уставился в кружку с черным пойлом, будто там можно было увидеть будущее или найти ответ на вопрос. Проматывал в голове происшествия прошлой ночи, но лишь оттого, что было нечего делать. Нет, наверное, он не сможет высидеть весь день дома. Он же не хиккикомори, в конце концов.