Всё в порядке

Капитан Кучики Бьякуя целенаправленно шагает в расположение второго отряда... развалинам второго отряда. Он не оглядывается по сторонам: на территории всего Готей-13 царит одинаковая разруха. А через несколько часов лейтенант доложит, что происходит в Руконгае. Бьякуя уверенно и невозмутимо проходит мимо опор разрушенных ворот. Дежурных предсказуемо нет, и некому спросить о цели визита. И капитан шестого отряда беспрепятственно доходит до того, что осталось от административного блока. Он не чувствует реацу и на короткий момент замирает, сомневаясь. Но стряхивает волнение: где же ей ещё быть? И мужчина идёт по пустым коридорам без стен, перекрытий, крыши, но он идёт так, будто всё в порядке. Любопытно, что фундамент уцелел, хотя крыши и стены сорвало, унесло, испепелило бушующей реацу. О символизме данного явления думать не хочется, и Кучики усмехается собственной наблюдательности. Однако сейчас его мысли больше занимает человек, о ком совсем не волновался во время битв, отдавая должное профессионализму, опыту, мастерству, но о ком абсолютно не беспокоиться не получалось уже на протяжении многих лет - чуть меньше, чем о сестре, и намного больше, чем о себе. И - знание знанием, уверенность уверенностью, а желание убедиться, что она в порядке, возрастает тем сильнее, чем ближе он подходит к кабинету. Сдерживая себя от того, чтобы не ускорить шаг, не сорваться в сюнпо, капитан Кучики Бьякуя идёт к капитану Сой Фонг, отряд которой пострадал сильнее остальных – менее десяти процентов личного состава выжили. Но Бьякую мало волнует здоровье других разведчиков. И сердце бьётся где-то в горле, когда он останавливается на пороге и видит черноволосую макушку, склонившуюся над столом – капитан Сой Фонг сосредоточенно составляет очередной отчёт, изучает поступающие донесения, подписывает рапорт. И есть в этом обыкновенном, повседневном зрелище нечто успокаивающее. Нечто постоянное и неизменное, что моментально приносит облегчение. Женщина не повернётся, не взглянет искоса, но Бьякуя точно знает, что заметила его присутствие. Она зябко поведёт плечами, будто стряхивая собственное утомление и чужое внимание. Бледная до прозрачности, с перебинтованными по всей длине руками, с марлевой нашлёпкой на щеке. Всё такая же суровая, строгая, непримиримая... Застывшая в отчуждённой невозмутимости... Он не придаст значения показной грубости. Подойдёт ближе. И укутает её в свою накидку. Прижмёт крепче, игнорируя слабое, усталое сопротивление. И сам замрёт, с нею в руках, уткнувшись носом в тонкую шею. И, вслушиваясь в размеренное биение чужого сердца, пригреваясь, он абсолютно и бесповоротно осознает, что всё закончилось.