Пока горит свеча

Багги был трусом. Он любил себя, берег и старался лишний раз не рисковать драгоценной шкурой и не менее ценными для него волосами. Потому после случайной («Никем не предусмотренной, кошмар!» — возмущался Багги) стычки с пиратами, не желавшими покоряться воле Великого Шичибукая, истерика была неминуема. Мало того, что Багги перепугался не на шутку, так ещё у него болели ноги, гудели руки и раскалывалась голова, о чем Галдино слушал примерно полчаса и две минуты как. Нервная система бывшего Мистера 3, закаленная Импел Дауном, а ранее ― очень секретной и очень преступной организацией, выдерживала и не такие атаки, но дольше терпеть просто не было смысла. ― Чего ты хочешь? ― Внимания! ― Багги чуть не добавил «и любви», но вовремя прикусил язык. От сухаря и педанта он не ожидал никакого проявления чувств, кроме сдержанного интереса или снисхождения. Любовь и прочие эфемерные вещи явно оставались за гранью понимания Галдино, как думал Багги, так что не было никакого смысла давить в этом направлении. ― Я был в смертельной опасности, между прочим! Меня могли убить! Мне подпалили волосы, в конце концов! ― Ах, вот оно что… ― Галдино вскользь оценил размер ущерба, глянув поверх страниц газеты на распущенные волосы союзника. «Действительно, концы немного отличаются по длине и утратили здоровый блеск. Нервы ему надо лечить, нервы». ― А ты сидишь и хоть бы посочувствовал! Пожалел! ― Может, тебе еще и массаж сделать? ― раздраженно спросил Галдино, перевернув страницу газеты, на которой красовалось фото Великого Шичибукая во всей красе. «Умеет же перед камерами позировать и удобный момент ловить». ― Сделай, ― царственно разрешил Багги и чуть более вежливо добавил: ― Пожалуйста? Такого от него Галдино не ожидал и удивленно изогнул бровь. Может, подумал он, Клоуна контузило ли во время битвы? Новая модификация пушки Багги получилась разрушительнее предыдущих, но контролю не поддавалась с тем же упрямством, что и раньше, словно впитала в себя характер создателя. Взрывом снесло пол-острова и многих членов команды после пришлось лечить, так что подобный вариант казался Галдино вполне разумным. К сожалению, была травма головы или нет — это ровным счётом ничего не меняло. Решимость довести в сердцах брошенную идею до логического конца читалась крупными иероглифами на лице Багги. «Не отстанет, — мысленно скривился Галдино и неохотно кивнул, соглашаясь сделать массаж. — Полчаса тишины после этого мне обеспечено». Увидев кивок, Багги позабыл про «невыносимую боль» и кинулся создавать суматоху, которая царила вокруг него всегда, где бы он ни находился. Со вздохом отложив газету, Галдино процедил: — Успокойся и прекрати мельтешить. Если не хочешь, чтобы я передумал, иди и прими душ, остынь. Всё понятно? Багги гордо вскинул нос и ушёл, даже не устроив нового скандала. Ему не нравилось голосить, когда это не производило должного эффекта, а у Галдино не было никакого желания прикасаться к чужому потному телу. Из душа донеслись отнюдь не музыкальные завывания. Почти все, что делал Багги, вызывало у окружающих ступор и шок, но надежда на то, что вскоре он наконец замолчит, не умирала. Пока что. Застелив постель – неизменно шикарную – обычной клеенкой, Галдино достал несколько изготовленных ранее свечей и расставил в строго определенном порядке. Оглядел результат, удовлетворенно кивнул и отправился допивать чай с апельсином и корицей. Он спокойно дочитал газету и отставил пустую кружку лишь после того, как из ванной вывалился Багги. Клоун как всегда ворчал на всё: слишком горячую воду и слишком холодный воздух, но Галдино привык к его вспыльчивости и несдержанности. Окутанный паром Багги, мокрый и недовольный, с вызовом посмотрел на Галдино, и тот рукой указал ему в сторону спальни. Сказать, что лицо Клоуна сравнялось цветом с его же носом, значит не сказать ничего. Багги что-то смущенно пробормотал, потом вспомнил, что это всего-навсего массаж и что он, великий и прекрасный, ничего не боится, гордо тряхнул волосами и прошел мимо Галдино, оставляя на полу влажные следы. Врожденная аккуратность бунтовала против подобного поведения, но научить наглеца манерам мастер восковых фигур решил позже. «Все равно он слишком упивается осознанием собственной исключительности, чтобы слушать разумных "людей". Багги повысил голос – увидел, чем застелена кровать – и тут же понизил, следовательно, свечи несколько примирили его с наличием клеенки. Побурчав для приличия, Багги поправил полотенце на бедрах, растянулся на кровати и посмотрел на Галдино через плечо: ― Ну, ты скоро там? ― Волосы в хвост собери, ― приказал Галдино и не спеша закатал рукава рубашки, чтобы не мешалась при работе. Он привык надевать еще и защитный фартук, но в данной ситуации это явно лишнее. Багги удивительно послушно отправил руку искать в тумбочке заколки, небрежно перевязал волосы черной резинкой и откинул с плеч, оставляя их полностью открытыми. Галдино оценил предоставленный ему «холст»: кожа бледная, без шрамов, они начинались только на руках ниже локтя; нет родимых пятен, только родинка под правой лопаткой; мышцы не бугрятся, а едва отмечаются взглядом. С такого ракурса спина выглядела вполне привлекательно, будь Галдино ценителем живой красоты, а не прекрасных, но мертвых восковых скульптур. ― Разглядывать обязательно? ― недовольно буркнул Багги, но умолк, почувствовав прикосновение к розовой после душа пятке. Брыкнулся, как молодой конь (хотя упрямством и напором иногда напоминал другое животное), едва не сбив с носа Галдино очки, и тут же затих, вжав голову в плечи. ― Я не девица! ― Я вижу. Лежи смирно. У тебя разве не болела голова? ― Зануда. Кровать немного просела под весом второго тела, но не скрипнула – Багги, получив титул, окружил себя неизменно дорогими и качественными вещами. Воск свечей немного расплавился и потек, источая тонкий аромат гвоздики. Галдино отрешенно отметил, что вытерся красноносый шут плохо, капли воды стекали по спине вниз, оставляя влажные дорожки вплоть до ягодиц и по бокам. Небрежно смахнув воду заранее приготовленным полотенцем, Галдино спокойно выслушал мнение «холста» по этому поводу и принялся за работу. В ладони постепенно собирался воск. Галдино завораживал процесс создания восковых фигур, это всегда было подобно рождению новой жизни, наивысшему акту прекрасного в искусстве, но рисовать на коже еще живого человека весьма… заманчиво. Такого он еще никогда не пробовал и потому согласился. В творчестве надо избегать проторенных дорожек и давно известных приемов. Когда воска набралось достаточно, и он остыл до приятно-теплой температуры, Галдино медленно развел руки в стороны, позволяя намного более жидким, чем обычные, «краскам» стечь на спину Багги и собраться в изгибе позвоночника маленькой лужицей. По консистенции воск напоминал масло и легко впитывался кожей. Во всяком случае, кроме сдавленно-удивленного «Ох!» мастер не услышал никаких претензий и воспринял это как одобрение. ― Не горячо? ― поинтересовался он, распределяя воск по спине. ― Если что, кричи, как ты обычно делаешь. ― Иди к черту! ― взвился Багги, но почему-то не поднял глаза, словно стеснялся чего-то. ― Меня какими-то каплями не обжечь! «Ну да, конечно. — хмыкнул про себя Галдино. — А кто вопил совсем недавно про волосы?.. Память ему тоже лечить надо». Ухмыльнувшись, он воспользовался тем, что Багги его не видит, и убрал руки, чтобы полюбоваться на промежуточный результат. Воск растянулся по всей линии позвоночника белыми тягучими линиями, стекая кое-где по бокам на кровать. Благодаря предусмотрительности Галдино, клеенка спасла роскошное покрывало, которым Багги хвастался Альвиде всего неделю назад. Мысли о Клоуне и красивой, но капризной девице по странной причине подняли в душе Галдино мерзкую волну досады, что не спешила оседать или униматься. Воск стал горячее, а капли, теперь хаотично спадающие с пальца, ― меньше. От каждого такого касания Багги вздрагивал и шипел сквозь зубы ругательства, но не просил остановиться. Уши его пылали, а руки пытались ухватиться за скользкую клеенку, что получалось, откровенно, говоря, паршиво. Процесс массажа-истязания неожиданно увлек самого мастера. Он то медленно и плавно, то стремительно и резко выводил на покрасневшей коже абстрактные узоры, надавливал на некоторые участки и даже убирал уже застывший воск, чтобы подуть на место слабого ожога и услышать совсем не ругательства. ― Это что было? ― «Мне показалось?..». Положив горячую руку на плечо Багги, Галдино снова услышал тихий стон и не смог сдержать довольной усмешки. ― Осталось немного, потом перевернешься на спину. ― Что?! ― взвизгнул Багги и вскинул пылавшее от смущения лицо. Теперь Галдино не мог отказать себе в удовольствии полюбоваться его темными глазами, искусанными губами и румянцем, выступившим неровными пятнами на щеках и скулах. Разумеется, его всё это привлекало исключительно как профессионала, никакой личной заинтересованности. Галдино отлично умел себя убеждать. ― Нет уж, не собираюсь! С какой стати ты вообще раскомандовал… Эй, слушай, что я тебе говорю! Галдино невозмутимо проигнорировал вспышку и нарисовал воском на шее, совсем рядом с корнями волос, изогнутую витиеватую тройку. ― Я могу уйти и оставить тебя в таком виде, ― холодно предупредил он, растирая между пальцами новую порцию воска. ― Но отдирать капли и решать некоторые другие проблемы тогда будешь сам. Устраивает? Багги скрипнул зубами, признавая поражение. Ему спорить с Галдино совершенно не хотелось. «Этот засранец вечно делает только то, что хочет сам, и совсем не думает о чувствах других! А если правда уйдёт?..». Багги боялся признаться самому себе, что возбудился от дразнящих и очень смушающих действий. Его выбили из привычного состояния «Я – бог!», отчего Багги просто растерялся и позволил всему этому «безобразию», как он считал, зайти так далеко. В его голове не укладывалось, как простые капли воска, почему-то пахшие апельсином и корицей, могли вызвать столько приятных ощущений. Пальцы на ногах даже невольно поджимались, когда новая капля обжигала укусом-поцелуем кожу. Вместо связных мыслей давно была белесая дымка, и Багги уже не мог подобрать слов, чтобы выразить свой праведный гнев. «Меня, великого и прекрасного, вместо массажа обычного развели на массаж эротический! Даже Альвида себе такого не позволяла, а этот… Галдино…». Дальше мысли Багги окончательно запутались, и всё, что он мог заметить и осознать — взгляд, которым, по его мнению, Галдино смотрел на него. Невинно и спокойно, всем своим видом показывает, что еще немного – и проблем у Клоуна станет больше. ― Х-хорошо, черт с тобой… ― пробубнил Багги, покосился на наполовину прогоревшие свечи и неохотно перевернулся на спину. ― Ай, больно! Воск сдирается… ― «Нет, я не плачу от боли, просто мусор в глаз попал!». Но причина слёз далеко не в мусоре. Спина горела огнем, из-за чего соприкасаться с клеенкой было дико больно, а еще восковые узоры при каждом движении сдвигались и ранили чувствительную кожу. Всхлипывая и жалея бедного несчастного себя, Багги совсем позабыл, почему не хотел поворачиваться передом к Галдино. ― Полотенце сними, ― снова приказал он, занося палец над судорожно дергавшимся животом Багги. Белая капля ужасно медленно тяжелела, наливалась, а после отделилась от пальца и растеклась неаккуратной кляксой рядом с пупком. Багги прикусил язык и попытался сжечь мучителя взглядом, но тот, вопреки силе своего фрукта, поджигаться, как свеча, не спешил. ― Когда догорят эти свечи, я уйду. У меня есть еще дела, кроме твоего ублажения. ― Я тебе честь оказываю! ― обиделся Багги, откинул полотенце и на всякий случай зажмурился. ― Доступом к своему прекрасному телу! ― Неплохо, ― хмыкнул Галдино. ― Не могу сказать, что я в восторге, но мне льстит твоя реакция. Багги покраснел еще больше, шумно выдохнул и глаз не открыл. А Галдино внимательно осмотрел широкие плечи, вполне приличный пресс, едва заметную тазовую косточку и член Клоуна, стоявший так, будто над ним работало несколько девиц легкого поведения. Самомнение Галдино было удовлетворено, а досада наконец улеглась, не оставив и следа. Ему как мастеру нравилось, когда труды приносят результат. Причем столь явный. Фигуры на коже стали сложнее, температура – выше, а места, куда падали капли, все интимнее. Получив забавный цветочек на внутреннюю сторону бедра, Багги всхлипнул и зажал рот руками. Галдино же жалел, что вся эта красота скоро исчезнет, и нет возможности сохранить ее навечно. «А еще неплохо бы раскрасить, но раньше этим занималась Мисс Голденвик…». Отогнав ненужные воспоминания, он снова переключился на живот и грудь Багги, с каждой минутой изнуряя его все сильнее и заставляя выгибаться от удовольствия. Просить чего-то большего Шичибукаю не позволяла гордость, да и сам Галдино не собирался переходить черту, отделявшую эстетически прекрасную эротику от пошлого секса. Багги же потерялся в ощущениях: боль сменялась вспышкой ненормально острого наслаждения, тепло растекалось по телу сладкой волной, а после все повторялось снова. Галдино определенно знал толк в извращениях. Когда горячие руки огладили живот Багги, выводя одному художнику ведомую картину, перешли на бедра и, уверенно раздвинув колени, оставили размашистые росчерки на внутренней стороне бедер совсем рядом с пахом, Багги не выдержал. Замотал головой в тщетной попытке удержаться от жалобного скулежа, прокусил себе палец до крови и застонал, кончая. По сравнению с воском сперма казалась почти холодной. Багги не чувствовал ее на животе, пытаясь отдышаться, и упрямо не смотрел на Галдино, который спокойно мыл руки в миске с водой. ― Больше ничего не болит? ― участливо поинтересовался он, но Багги смог в ответ только промычать что-то нечленораздельное. Клеенка неприятно скользила и мешала найти удобное положение, отчего он морщился и вздрагивал – оргазм еще не отпустил, став таким длинным, похоже, из-за ароматических свеч. «Чего он туда намешал, чёрт возьми?». ― Славно. В таком случае оставлю тебя одного. Галдино в последний раз с жалостью окинул взглядом шедевр, застывший на коже самого трусливого и самого непредсказуемого пирата, постарался запомнить узоры до мельчайших деталей (румянец и смущение Багги тоже считаются) и один за другим задул фитили свечей.