В Вестеросе на пороге войны

«Я предупреждал, чтобы вы не доверяли мне.» Кто-то сравнивал слова с птицами и был прав. Слова, простые слова, по отдельности не значащие ровным счетом ничего, связанные обретают смысл, но все равно практически не имеют значения. Они инструмент, которым некоторым дано пользоваться с умом, другим – нет, но слова никогда не станут основой наших чувств. И приставленный к горлу нож, отрезавший последний шанс на спасения, и быстрые слова, пропитанные иронией, дались на удивление легко. Все было кульминацией давно просчитанного и продуманного плана, и он бы мог повторить все тоже самое, не открывая глаз. Так было лучше, выгоднее и можно сказать правильнее, потому что другой судьбы у Эддарда Старка сложиться не могло. Рано или поздно, и скорее даже рано, он бы проиграл в вечной придворной игре за влияние и власть, Бейлиш только обставил этот проигрыш на своих условиях. Ни придраться. Все так, как должно быть, но где-то в глубине души скребет острыми ноготками непонятное чувство. *** Заплаканная Санса, красивая дочка опального Десницы, так похожая на Кейтилин, привлекала внимание. Она осталась вхожа во дворец, ее не посадили под стражу. Хотя что сделает тринадцатилетняя девочка в замке, где на каждом углу по стражнику, думает мастер над монетой, следя за робкими, нервными движениями леди Старк. Ее можно и даже нужно спасти от медленной гибели в этом змеином гнезде, и дело тут даже не в давнишних чувствах к ее матери, но не сейчас. Пока завязывается война, ему нужно оставаться в тени как можно дольше, как можно дальше отводя от себя любые подозрения. Но кое-что все-таки можно сделать. - Леди Старк, прошу прощения, если помешал, - Петир с сочувствующим взглядом заглядывает в глаза девушке, изображая глубокое сопереживание, - я понимаю ваше горе и хочу выразить свои соболезнования. Санса кивает, выдавливая из себя тихое « спасибо». Она напугана, и этот человек пугает ее не меньше, если даже сказать не больше, остальных. - Я знаю, вам страшно и вы не до конца понимаете, что происходит, но позвольте вам дать совет. Ваш отец сейчас разбит и, говоря на чистоту, уже не составляет угрозы для Джофри и королевы, - девочка опускает глаза, и Бейлиш хмурится почти незаметно: как бы ни была похожа она на красавицу-Кейтилин, глаза у нее отцовские, и без них она ему уже не так нравится. Но он быстро отбрасывает ненужные и мелочные сожаления. – Как нареченная короля, вы, может быть, сможете повлиять на его решение. Не важно, жив лорд Старк или нет, пока в заложниках он и его дочь, война будет идти. Не дававшие ему покоя последние дни коготочки успокаиваются. *** Ночью он приходит в темницу. Стоит рядом с камерой Эддарда, наблюдая за спящим мужчиной, не решаясь войти. О чем ему с ним говорить? Извиняться? Объяснить свои мотивы? Так делают, если чувствуют вину, если предали человека, который что-то значил до этого. А что значил для Бейлиша Старк? Он спал с ним. Наверно, это основное, что отличало их отношения от множества подобных, в которых Петир состоял. Они не общались на темы, выходящие за деловые рамки, не признавались в чувствах, не дарили подарков. Взаимовыгодное партнерство. Он смотрит на осунувшееся лицо с залегшими под глазами тенями и думает, что за время, проведенное в темнице, Нэд будто постарел лет на десять. Коготки вновь высовываются из невидимых лапок и впиваются на этот раз в сердце. Он вспоминает его руки и его губы, его прикосновения и на долю мгновения приходит понимание, что они отличались от всех других прикосновений, в немалом количестве присутствующих в жизни хозяина борделей, искренностью. Но эта мысль быстро пропадает, вытесненная другой, цинично подметившей, что у лорда Севера других быть и не может, а то, что эта искренность стала единственной причиной, по которой Петир раз за разом отдавался Эддарду и чувствовал себя в его руках почти счастливым и почти любимым, так это его личная ошибка. Наши привязанности суть наши уязвимые места. У умелого интригана не должно существовать рычагов воздействия на него, в этом и заключается его сила. Бейлиш еще несколько минут стоит у решетки, потом отворачивается и уходит, так и не проронив ни слова. *** То, что просьба Сансы возымела успех, удивляет. Ожидать подобного милосердия от Джоффри было по меньшей мере неблагоразумно, но король и правда обещает Старку помилование, хотя некая неправильность ситуации коробит. Слишком просто и легко, напоминает затишье перед бурей, поэтому, когда Джофри меняет решение, выслушав признание бывшего Десницы, в такую жестокую правду верится сразу, безоговорочно. Мир вероломно не сделал исключение для человека, который был в нем исключением. Санса кричит и умоляет короля передумать, Серсея явно колеблется, она тоже не ожидала, что так все повернется, а Бейлиш смотрит, как заносят меч над головой Эддарда, как губы приговоренного шевелятся в беззвучной молитве, и не чувствует ничего, кроме тяжести замедлившихся мгновений. Только когда голова Старка летит на помост, а вопль дочери казненного замирает не высокой ноте, в нем что-то обрывается, и мир возвращает свой нормальный бег, как будто проведя мнимую границу между «до» и «после». Петиру не больно, не горько, только внутри расползается холодящая пустота, и он не чувствует тела. Кажется… Он проиграл. Накатывает сильно, вышибая дух, осознание. Обманул сам себя. Многотонно наваливается и неверие, и отрицание, и раздирающая безысходность. Он ошибся. Ошибся катастрофически, фатально, решив, что сможет обыграть свои чувства. Если бы те коготки принадлежали кошкам, те заходились бы воплями. Великий интриган забыл о том, что он человек. Великий интриган решил, что если убьет того, кто стал дороже всех, то станет сильнее и обезопасится, но только сам своими руками уничтожил свою силу. Лорд Бейлиш понимает, хотя это уже ничего ровным счетом не значит, что это не было ни дружбой, ни любовью, но это было крепнущей связью, которая могла бы перерасти и в то, и в другое, если бы ей только дали время. Он приходит домой и садится за стол. Хочется упасть на колени, схватиться за голову и выть, как раненное животное, как пойманный в капкан волк, чтобы хоть как-то вытащить из себя ту мерзлую пустоту, разрывающую на части, но он берется за бумаги, убеждая если не себя, то окружающих, что ничего важного для него не произошло. Петир читает и перечитывает строчки, не понимая написанного, и ждет, когда перестанет быть так больно. Но легче не становится ни через час, ни через день. Жизнь продолжается, и он думает, что когда-нибудь болеть перестанет, и когда-нибудь ему перестанут сниться серые глаза, смотрящие нежно и спокойно. Или когда-нибудь, пусть даже во сне, он сможет упасть на колени перед Эддардом Старком, попросить прощения и пролить так и непролитые слезы. И почувствовать тяжелую руку в волосах. Когда-нибудь. Ведь всему есть конец, верно?