Clarity

Зарываясь пальцами в шелковистые волосы Седрика, когда его голова покоилась на ее коленях, Корнелия почти верила в призрачную иллюзию, что все может быть по-прежнему. Она не спрашивала, когда он придет в следующий раз и зачем он вообще приходит в ее комнату-камеру. Они не разговаривали, он просто медленно отворил дверь и, шелестя длинным плащом, приблизился к ней, сел рядом, поцеловал ее запястье и лег рядом, обвив ее собой, как змея обвивает кладку яиц. Он засыпал, а Корнелия, сама не отдавая себе отчета, старалась дышать тише. Когда он появился в первый раз, она даже не поверила, что Седрик может вот так просто уснуть рядом с ней. В конце концов, на пути к ее свободе стоял только он. — Я ведь могу и убить тебя, — прошептала она, наклонившись к уху Седрика. Он спал, но на секунду ей показалось, что уголки его губ задрожали в насмешливой улыбке. В своей способности убить Корнелия почему-то не сомневалась. Однако, когда дело касалось Седрика, все становилось гораздо сложнее. Поэтому Корнелия решила отложить переосмысление своих жизненных позиций на другой раз, времени у нее теперь было предостаточно. В последний раз, когда Седрик был так близко, Корнелия была слишком погружена в собственные переживания, чтобы заметить, как изменился сам Седрик. Волосы на ощупь были сухими, как осенняя трава, под глазами залегли темно-фиолетовые тени. Кожа на щеках шелушилась и опадала мелкими чешуйками на его черный шарф, под которым явно виднелось что-то темное, похожее на кровоподтеки. Дрожащими руками она осторожно взялась за край шарфа, надеясь, что Седрик спит крепко, но он распахнул глаза, стоило ей только коснуться его шеи. Она замерла, как вор, пойманный с украденной безделушкой в руках. Он смотрел, не мигая, на нее добрых полминуты, а потом рывком дернулся и освободил ее колени. — Хоть бы еды нормальной приносил с собой, — скривилась с разочарованием она, когда через неопределенный промежуток времени, он на нетвердых ногах поднялся и, кивнув на прощанье, направился к выходу. Седрик вопросительно изогнул бровь, а Корнелия от злости на него, на себя, на эту камеру и на эту ситуацию едва не взвыла. — Ну, когда приходишь, можешь что-нибудь с собой захватить. Я буду не против, — она невзначай пожала плечами. — А то никакой пользы от тебя. — Какая от меня должна быть польза? — подчеркнуто вежливый тон обескураживал. Секунду назад он был таким близким, а сейчас будто и не знакомы вовсе. — Мог бы поговорить со мной! — с неожиданной для себя обидой в голосе выпалила она. — Если уж ты не догадывался, что мне может быть скучно в четырех голых стенах. Он остановился возле двери и облокотился на нее, с насмешкой глядя сверху вниз на девушку. — Если мне и дальше будет нечем заняться, то так можно и план побега придумать. Вам же этого не надо? — Корнелия невинно и с явной иронией захлопала глазами. — Чего же ты хочешь? — поинтересовался Седрик с вежливым недоумением, оглядывая комнату будто впервые. Корнелия закусила губу, точного списка в ее голове не было. — Вязальные спицы, — выдавила она спустя пару секунд молчания. — Ты вяжешь? — насмешливо приподнял брови лорд. — Да, — мужественно пробормотала она, — обожаю вязать. — Конечно, — все так же улыбаясь, хмыкнул Седрик, не веря ей ни на йоту. — А потом эти спицы окажутся у меня в глазницах. Не у тебя, — мысленно поправила Корнелия, но возражать не стала и демонстративно упала на матрас, уставившись в потолок. Так обычно делала Лилиан, когда что-то ей отказывались купить родители. Печальный взгляд в потолок, безучастный голос и спустя пару дней у папы сдавали нервы. Вспомнив родителей, Корнелия почувствовала, как тянущая боль в груди снова дала о себе знать. Она была такой эгоисткой, а теперь они даже не знают, где она и что с ней, и теперь ей даже некого винить в своих бедах кроме себя самой. — До свидания, Корнелия, — мягко прошелестел Седрик, перед тем, как закрыть за собой дверь. Корнелия быстро приняла вертикальное положение, и задумчиво уставилась в дверь. Размышлять о нюансах их с Седриком отношений можно вечность, однако думать о нем будет гораздо приятнее в Хиттерфилде, а не под замком у Фобоса в темнице. В первую очередь, конечно, он служит Фобосу. Но факт этот вовсе не делает его злым. Он показал, что может быть милосердным и сочувствующим, может заботиться о ком-то кроме себя. Хотя по-настоящему благородный поступок он совершил бы, если бы отпустил ее, вопреки приказу Фобоса. Сердце у Корнелии почему-то заныло, ей вдруг стало не по себе от мыслей, как может наказать Фобос предателя. Она задумчиво провела длинным, обломанным по краям ногтем по шершавой стене. Седрик служит Фобосу довольно долго, чтобы это стало его привычкой, его стилем жизни, его кредо. А от убеждений порой бывает трудно отказаться, особенно, если ничего не приходит взамен. Надеяться на счастливый финал, что Седрик исправится и будет с такой же восторженной глупостью, как Калеб, бороться за революцию на баррикадах, было бы очень наивно, но воображение уже рисовало набросок, и Корнелия, завернувшись в одеяло с головой, стала мечтать, то и дело проваливаясь в сладкую дрему. Последней мыслью перед тем, как окончательно уснуть было то, что завтра непременно она узнает его чуть лучше. Ведь завтра он непременно придет снова.

****

Прямых указаний от Фобоса относительно Корнелии так и не появилось, поэтому перед Седриком стояла дилемма, как поступить. Единственное чувство, с которым он родился и жил, было свирепой преданностью Фобосу. Его луна и солнце, его хозяин, его личный Бог. Кроме него у Седрика не было ничего, что так сильно волновало его. Ради него он жил, ради него готов был и умереть. Но он не мог отрицать одной простой вещи. Согретый однажды ее теплом, заснуть один он больше не мог. Поэтому после нескольких бессонных ночей, он рывком сбросил с себя одеяла и бросился уже вниз, но вспомнил их прошлый разговор, когда Корнелия недвусмысленно дала понять, что ей хочется разнообразить свой досуг в четырех стенах. Вязальные спицы, — вспомнил он с легкой усмешкой, — ну конечно. Альтернативы на ходу он придумать не мог, поэтому решение обратиться к Элион, которая в любом случае знала Корнелию лучше всех в замке, пришло само собой. Время было уже позднее, но Седрик знал, что принцесса далеко не жаворонок, а потому без раздумий бросился в другое крыло. Разумеется, о деталях сообщать Элион было необязательно, но общими вопросами было просто вывести ее на разговор о подругах. Однако, первое, что бросилось в глаза в западном крыле, ввело его в ступор. Охраны не было. Задумай, кто-нибудь из повстанцев или стражниц похитить принцессу, дело было бы уже сделано. Седрик раздраженно впился ногтями в ладони и встряхнул головой. Дурные мысли имели свойство материализоваться, а у него слишком мало времени осталось, чтобы вновь искать Элион для Фобоса. И когда он вошел в комнату, а Элион там не оказалось, то почти не удивился. Просто он вдруг понял, что смертельно устал от этой вечной гонки. Последний раз, — мысленно уговаривал себя Седрик, двигаясь к покоям принца, но уже сам не веря ни на йоту, — последний раз и брошу все это. — Принц отдыхает, — загородил проход стражник у покоев принца. — Это важно, — процедил Седрик, поднимая голову с той гордостью, силы на которую у него еще остались. — Он просил… — Это. Важно. — Но если все же принц посчитает вашу причину не особенно важной, то… — Отойди от двери, — прошипел Седрик, уже заметно раздраженный. Зная, что с лордом шутить не стоит, стражник неохотно сделал шаг от двери, нарочито отворачиваясь к стене. Рассчитывая, что Фобос уже спит, Седрик очень осторожно приоткрыл дверь, впуская в темную комнату сначала луч света из освещенного коридора, и вслед за ним проникая в комнату сам. Однако, вопреки его ожиданиям, когда глаза Седрика привыкли к сумраку комнаты, он обнаружил, что Фобос вовсе не спал, а, напротив, все это время смотрел на него немигающим взглядом. Ощущение было не из приятных, и лорд громко выдохнул, чтобы затем на одном духу выложить, что обнаружил, но Фобос предостерегающе поднял руку. — Фобос, я… — Сейчас слишком поздно, Седрик, — еле слышно прошелестел тот. Что-то неестественное было в том, как Фобос говорил и сидел. Он опустил голову, нарочито избегая взгляда на лорда, смотрел куда-то в сторону. Седрик обвел глазами комнату, и взгляд его будто споткнулся обо что-то, что было явно в комнате лишним. Неожиданное открытие было настолько фантастическим, что Седрик не поверил своим глазам. — Я не буду повторять дважды, Седрик, — все так же тихо, но уже с явной угрозой в голосе процедил принц, замечая его смятение. — Доброй ночи, — все же успел пробормотать Седрик прежде, чем исчез за дверью комнаты. По крайней мере, необходимость искать или охранять принцессу больше не стояла перед Седриком: он своими глазами видел, как Элион, свернувшись калачиком, словно котенок, спала под боком у Фобоса. И вряд ли сегодня можно было найти более надежного стража, чем Фобос. — Я предупреждал, — будничным тоном хмыкнул стражник, даже не удостоив взглядом лорда. Седрик тоже не обратил особого внимания на его реплику. Не то, чтобы у него было мало своих забот, однако увиденное не могло оставить его безучастным. Будучи довольно далеким от человеческих устоев, Седрик практически наверняка знал, что Элион находиться в комнате брата в такое время не следовало бы. И Фобос никогда бы не стал так рисковать без веской причины на то. Когда успел так измениться их первоначальный план, что Элион теперь согревает постель Фобоса? Стоило Седрику об этом подумать, что-то узлом завязалось у него в животе, напоминая совсем о другой его проблеме. Согревает. Постель. Седрик машинально запустил пальцы в золотистые пряди, которые в последнее время стали совсем редкими. Должно быть, Фобос контролирует девчонку, пускай и таким довольно странным образом, а значит, Седрика это больше не касается. Он неожиданно понял, что ждал чего-то подобного уже давно. Что-то сияющее появлялось в глазах Элион, когда она смотрела на Фобоса. Когда она говорила о брате, тембр ее голоса скакал от самых низких грудных до высоких ноток. Детский восторг? Теперь уже Седрик был не так уверен. Несмотря на то, что уже решил оставить Эсканоров разбираться со своими проблемами самостоятельно, он не мог не думать о том, как же больно будет Элион, когда вся ее сказка окажется замком на песке.

****

Он открыл дверь в ее камеру, будучи почти уверенным, что Корнелия не спит. Однако она лежала, отвернувшись к стене, накрывшись одеялом с головой, и никак не отреагировала на скрип отворившейся двери. Поэтому он не очень громко позвал ее по имени, и она рывком сбросила одеяло и внимательно вгляделась в лицо вошедшего. В сумраке комнаты он не мог разглядеть выражение ее лица, но он почему-то был уверен, что приветливой улыбки там и близко не было. Спустя минуту молчания, она небрежно поправила прядь волос со лба и отвернулась, поднимая с пола одеяло. — А, это ты, — все же удостоила его приветствием Корнелия, рассеянно кивнув. Седрик даже уловил нарочитые нотки вялого разочарования в ее голосе. — Ты ждала кого-то еще? — хмыкнул Седрик, про себя действительно отмечая, как убого смотрится комната, в которой находится девушка. — Разные люди здесь бывают, — безразлично бросила она. — Они проходят мимо, а я их слышу. Что-то в ее голосе было неестественным. Она всегда любила пререкаться, но сейчас она явно не шутила. Его словно обдало холодным воздухом. Надеясь, что ему показалось, он растянул губы в несмелой улыбке. — Да что ты? Считаешь, тебе нужна комната в менее заселенной части замка? — сощурился он, проходя вглубь пустой комнаты. — Знаешь, — Корнелия манерно всплеснула руками, — общение — это диалог. — Однако, — улыбнулся Седрик, прикрывая улыбку за фальшивым зевком, — ты не особенно наслаждаешься сейчас. — Вы очень наблюдательны, лорд Седрик, — холодно ухмыльнулась Корнелия, показывая ровные белые зубы. Такой резкий тон, словно выстраивал бетонную стену между ними, что обескураживало, особенно сейчас, когда Седрик всего лишь хотел немного покоя. — Корнелия, — по слогам промурлыкал он, мягко приближаясь к ней. Она быстро встала с кровати, а в глазах яростным потоком засияла решимость. — Оставь. Слова повисли в воздухе, как вербальная пощечина. Он застыл, недвижимый, ожидая продолжения, но его не последовало. Единственное, что изменилось: она опустила глаза на пол и обняла себя руками за плечи. — Оставить — что? — безразлично поинтересовался он. — Свои ужимки, — со злостью выплюнула она. Ему словно вогнали кол в солнечное сплетение. Он только сейчас осознал, как сильно он ждал этой встречи, как жаждал тепла этих рук. Какое разочарование. Он был даже немного благодарен ей, что не пришлось скрывать растерянность на лице, ведь стоило бы ей поднять глаза на него, она бы все непременно узнала. Но она даже не удостоила его взглядом, такая же ледяная, как он сам. — Хорошо, — все так же равнодушно кивнул Седрик, отворачиваясь к двери. Она понимала, что выиграла, что доказала свою независимость. Только вот от этого ничуть не легче, скорее наоборот. Чем выше она возводила свою гордость, тем сильнее ей хотелось, наплевав на все свои достижения, упасть перед ним на пол и не дать ему уйти. Ну конечно, неужели, я ожидала, что он будет просить прощения или оправдываться? — Она с горечью хмыкнула. — Разменная монета, которая ничего ему не стоит. Застыв перед дверью, он уже положил руку на ручку двери, но зачем-то обернулся и столкнулся с не менее потерянным взглядом Корнелии. — Ты бросил меня в эту комнату и считаешь, что все прекрасно! — выпалила Корнелия неожиданно, взорвавшись. — Ты можешь приходить, когда тебе вздумается, уходить, когда пожелаешь, можешь вообще оставить меня одну на неделю! Молчаливое презрение, за которым пряталась Корнелия, рухнуло навзничь, а за ним обнажилась острая обида и горечь, от которой ей хотелось разреветься. — На несколько дней, — машинально поправил ее Седрик, чувствуя, что за этим кроется что-то важное, но пока еще не осознавая, что именно. Перед ним стояла снова просто Корнелия, которой было страшно признать, что ей тоже бывает больно. Она ждала его весь следующий день после их последней встречи, уговаривала себя, что он наверняка найдет время утром, но это было бессмысленно. Он не пришел даже на третий день, после которого она была уже почти уверена, что с ним что-то случилось. Но вот он здесь, как ни в чем не бывало смотрит на нее томным взглядом, считая, что он совершенство. — Несколько дней! — с горечью повторила она, отворачиваясь к стене. — Это ведь такой пустяк. Ты, конечно, был очень занят, чтобы вспомнить обо мне. Но не беспокойся, можешь и сейчас убираться по своим делам. Уже держа руку на ручке двери, Седрик почему-то окаменел и будто прирос к полу. Он не забывал о ней ни на минуту, она всегда была где-то в его мыслях, маячила ярким огоньком, дающим надежду. Его тянуло сюда, и он помнил каждую бессонную ночь, но было бы абсурдно приходить сюда каждый раз по первому желанию. Иначе пришлось бы признать, что ему хочется просто поселиться с ней в этой сырой комнате. Он глубоко вздохнул. Впервые ему не нужно лгать, достаточно было сказать правду, чтобы стало лучше, но с чего начать, чтобы она поверила? Он осторожно двинулся к ней, опустился на колени, протягивая руку, еле касаясь ее плеча и волос. Она зашипела и конвульсивно дернула плечом. — Убирайся, — небрежно бросила Корнелия, собрав остатки самообладания. Он просто бессовестный ублюдок, вот и вся, с ее точки зрения, правда. Седрик прикрыл на секунду глаза от усталости, не надеясь уже сегодня уснуть. Однако, еще одна вещь задерживала его в камере, кроме слов у него был для нее подарок. И если по пути сюда, он был уверен, что несет его исключительно по просьбе заложницы, то теперь ему было важно, чтобы она его получила. Он положил сверток на кровать и поднялся с колен. Почему-то Седрик не хотел видеть, что сделает с его подарком Корнелия, поэтому он метнулся к выходу, стараясь не сорваться на бег. Он лишь обернулся у дверей, но Корнелия все так же буравила взглядом стену, не обращая никакого внимания на происходящее вокруг. — Я не забывал о тебе, Корнелия, — бросил он будто бы невзначай, и за секунду до того, как дверь за ним захлопнулась, ему показалось, что Корнелия вздрогнула и дернулась ему навстречу.