Аврора и Шут

ноябрь 1597

      Уильям Сесил, 1-ый барон Бёрли, был уже так стар, что мог передвигаться только в инвалидном кресле, иначе быстро уставал даже от легкого променада. Его младший сын – первый советник и наследник – привез его в библиотеку, где старик хранил кое-какие секретные бумаги, кроме тех, что были спрятаны в рабочем кабинете. Подъехав к полке с сочинениями его любимых политических авторов, Уильям подтянулся, взял одну из книг и раскрыл ее: внутри кинжалом был вырезан тайник прямо из страниц, и в нем лежала стопка писем, перевязанная тонкой бечевкой. Сесил вынул ее и дрожащей от старости рукой протянул сыну.       - Это – еще одни письма Якову Шотландскому, которые ты должен будешь отправить после моей смерти, - прохрипел старик и тяжело опустил налитую свинцом руку на подлокотник кресла, будто держал двуручный меч или боевую секиру, а не несколько листов бумаги.       Роберт, взяв письма, рассматривал оттиск печати на них. Она была королевская. Взгляд молодого человека выразил некоторое недоумение.       - Но, отец, это – Малая печать*, и после твоей смерти письма не будут иметь силы, если их отправитель не будет владеть ею.       - Я уже позаботился, чтобы пост Лорда-хранителя Малой печати перешел к тебе, - Уильям Сесил закрыл книгу, вернул ее на место и направился к соседнему стеллажу.       Роберт замер, хотя внешне его лицо оставалось бесстрастным. Между тех самых книг по философии, куда тянул руку его отец, Роберт и хранил свои стихи, - и он хорошо знал, какой эффект окажет на старца эта находка, а также, что может ожидать и самого поэта. И хотя он был не единственным наследником барона Бёрли, - главная его гордость, сын от первого брака, Томас** был старше Роберта на двадцать лет, - кое-какие надежды он возлагал и на младшего сына тоже.       Роберт не знал, какую книгу старик достанет в этот раз, а тот так опасно проводил пальцами по корешку каждой из них, что мог остановиться на любой. Но, к великому облегчению молодого человека, Уильям Сесил взял самый правый том, которому не суждено было хранить его тайны.       - Печать – здесь, - сказал барон и раскрыл книгу, чтобы удостовериться, что все на месте. В таком же тайнике, что и в прошлой книге, лежала печать из красного дерева с вырезанным на нижнем конце гербом Англии. Затем Уильям закрыл книгу и вернул ее на полку.       - В твоих силах предотвратить гражданскую войну в Англии, Роберт, и я расскажу, как это сделать, - начал старик, когда сын повез его обратно в покои, чтобы тот отдохнул. – Помоги Якову Шотландскому, и смена власти пройдет тихо и безболезненно. Это твой гражданский долг. Если этот елизаветинский ублюдок, Эссекс, заявит свои права на трон, которых он, вполне возможно, и не имеет, страна может разделиться на два лагеря, и большинство окажется на его стороне. Последствия этого противостояния скажутся на Англии самым плачевным образом. Только твои навыки политика и дипломата помогут тебе защитить страну от пожара гражданской войны.       Роберт обещал отцу сделать все так, как он сказал, уложил старика и покинул его покои.       ***       Была почти полночь, коридоры дома освещались дрожащим пламенем редких свечей – остальные были давно погашены. Во мраке сэр Роберт в своем черном одеянии окончательно сливался с темнотой, тускло мерцали только его глаза. В полнейшей тишине он подошел к окну – ночь за ней была лунной и всепоглощающей, и что-то ему это напомнило. Город в большинстве своем уже спал, но молодому Сесилу было не до этого. Он закрыл глаза и очутился в ночном лесу, запахи которого мгновенно окутали его, как будто наяву. Ночь своей волшебной песнею с небес, На дом Авроры напустила сонный плен. Застыл в безмолвном лунном свете лес, - Не взвоет волк, не пронесется в нем олень, Не вскачет лань на ножках тонких, По норкам лисы с зайцами сидят, Сокрыт в траве от всех ручья бег звонкий, И даже ветер не тревожит дивный сад. Но Шут не спал; укрытый тихой негой, Он на луну смотрел – блудницу из стихов, Гулял в саду Авроры, и под звездным небом Вдыхал он нежный аромат лесных цветов. В лесной обители, где был и гостем, и слугой, Шут жил, не зная прежней жгучей боли. Все было, как условлено: днем ждал ее домой, А ночью, словно вор, бродил в неволе. Покинуть лес не мог ни под каким предлогом, Особенно, пока не встал златой рассвет. Пусть прихоть, или же таков расчет Авроры, Но Шут не собирался нарушать запрет, Ибо безумней не свершил бы дела – Он сердцем понимал, что получил. Решись уйти – то сразу б онемело тело, Скорей готов он был с ума сойти.       Из приятного забытья его вывел короткий вскрик, и перед ним оказалась молодая девушка в сером переднике – служанка Анны, Бетти, которую Роберт нанял в качестве подарка компаньонкой своей жене сразу после свадьбы. Во мраке, в котором неподвижно скрывался молодой хозяин, она сначала не заметила его, шла с опущенной головой, а потом, когда прямо перед ней из ниоткуда появился полуразличимый силуэт, испугалась скорей от неожиданности.       Роберт нахмурился.       - Что ты кричишь, дуреха. Время, поди, позднее.       - Да как не заорать-то тут, хозяин! Крадетесь по стеночке, как вор последний, - отвечала девица, осеняя себя крестным знамением.       - Что госпожа твоя, спит?       - Давно уж десятый сон видит. Вас дожидаться не стала, больно занятой вы, хозяин.       - Ладно, ступай, - и Роберт направился в сторону спальни.       Чтобы не вызывать лишних пересудов, супруги Сесилы делили одну постель на двоих, но отношения между ними были далеки от идеала. Постоянно отстраненные, скорее дружеские, и ни капли не доверительные. Их частые споры на той или иной почве в основном заканчивались тем, что Роберт запирался до конца дня в библиотеке и читал, или уходил гулять по саду дотемна, а Анна с удвоенным интересом бралась за ведение домашнего хозяйства, чувствуя себя единовластной хозяйкой, и всегда рано уходила спать. Но эти ссоры были сущими пустяками, и никогда супруги Сесилы не забывали о своей репутации, каждый по-своему, но хранили ее, так что к ночи все само собой как будто бы улаживалось.       Роберт зашел в небольшое помещение с ширмой и комодом, соединявшее коридор со спальней. Из него можно было выйти в еще одно помещение – маленькую комнатушку прислуги, где жила Бетти. Но девушки там еще не было. Роберт, обращающий на такие мелочи лишь мимолетное внимание, тихо проскользнул в свои покои. Действительно, как последний вор, или не его это дом?       Но мужчина старался не шуметь, чтобы не разбудить жену. В большой спальне, оббитой темным бархатом и драпировкой, на широкой кровати с бордовым балдахином под теплым шелковым одеялом возлежала Анна, и во сне ее грудь мерно вздымалась при каждом вдохе. В руке был зажат небольшой томик кого-то из ее любимых французских авторов. Читать перед сном было ее неизменной привычкой, а Роберт потом приходил и задувал свечи, чей неровный пламень нагонял пустые тени на умиротворенное лицо графини. Вот и сейчас несколько огарков на прикроватном столике тускло мерцали, едва выхватывая из мрака небольшое пространство спальни.       Но сегодня Роберт не спешил гасить их. Он бесшумно подошел к постели и присел на табурет, не спуская с Анны глаз. В полутьме ее черты плавно колебались, волнистые пряди струились по подушке, словно черный водопад, а матовая кожа вбирала в себя последний свет. Весь ее вид сквозил утонченным очарованием, способным остановить даже время.       И для Роберта оно действительно остановилось – все звуки затихли, даже дыхание он пытался затаить. Он будто оказался в какой-то старой сказке, чья атмосфера окутала его, заставляя выплеснуть наружу все потаенные мысли и желания. Легонько, почти невесомо, он положил ладонь ей на руку, и в голове сами собой родились слова, сдерживать которые не было сил. И тогда в звенящую тишину ночи ворвался тихий, полный печали и потаенной страсти шепот. Но не желал он покидать Аврору. Бывало, ночью приходил к ее костру, Садился рядом и смотрел на свет подолгу, И тихо возносил молитву божеству. И голос его был подобен летнему дождю: Глухой и кроткий, ласковый и жгучий, Он страстью – до небес взлетал; тоской - ко дну, Страдал, надев на голову венок колючий: «Что увидала ты в Шуте - бродяге грязном? И чем прельстилась? Видом неужель? Что за заслуги привели в чертог под вязом - В зари всходящей колыбель? Но знать я не хочу - боюсь проснуться утром, Боюсь вернуть назад былой кошмар. Я от него бежал так долго, что забыл - откуда, И так упрямо, что не знал – куда. Боюсь проснуться нищим, без единой мысли, О том, ради чего, несчастный, еще жив. Все страхи позади, но надо мной нависли Иные страхи, меня хищной стаей окружив: Боюсь я потерять сей лес с ручьем пугливым, И полутьму среди раскидистых сих крон, Твой дом, где я покой обрел, не раз гонимый, И голоса Авроры нежный перезвон. Я много видел их, похожих на меня былого, - Забитые бродяги, дикари у праздных дел. Я понимаю, как мне повезло, когда такого Мог ожидать любой, коль так же смел. А шанс один из ста, и те, кому не повезло, Уж никогда другого шанса не получат. И их мне страшно жаль, однако, все равно, Не пожелал себе бы жребия я лучше. Я вновь поверил в то, что ангел мой со мной, Еще глядит он сверху, гневно сокрушаясь, И будто недоволен выбором моим, судьбой, Опять исправить на свой лад пытаясь. Уверовал несчастный раб, что госпожи достоин, Достоин благ ее, ее святых щедрот. И заблуждается, глупец, но помечтает вволю, Когда еще он в жизни сладко так уснет? Судьба-плутовка! Как попал к богине Шут? Теперь так близко к трону восседает. У ног ее нашел отныне вечный свой приют, И умереть однажды он у ног ее мечтает. Как если б бабочку, привыкшую к свободе, Поймали, усадили в тесный коробок, - Дворец такой для бабочки, увы, негоден, Так и Шуту, плуту, чужой достался рок. Но, раз уж суждено, роптать не стану боле, - Ведь это я прошел сей тайною тропой, Не кто иной, как я, нашел обитель у Авроры, И только я – слуга отныне верный твой. Я буду рядом. Спи, моя Аврора, до зари. Пусть шепот трав ласкает нежный слух, Пусть дух лесной хранит друзей внутри, -       - Храни же и Аврору, добрый дух», - еле слышно завершил Сесил, задувая свечи.       ***       Анна проснулась довольно рано, - впрочем, она всегда вставала одной из первых в этом доме. Еще немного – и за окном полностью рассветет, а пока солнце не торопилось нарушать покой обитателей поместья Сесилов. Графиня потянулась: она неплохо выспалась, пожалуй, сегодня лучше, чем обычно. Повернув голову, она увидела рядом с собой сэра Роберта, который пока не планировал просыпаться. При виде его лицо Анны тронула легкая усмешка, и она демонстративно закатила глаза: ей было известно о привычке супруга бродить по дому или заниматься «делами королевства» до поздней ночи, и если это продолжится, он превратится в ночное существо из страшных сказок, не переносящее солнечного света и предпочитающее в дневное время спать. Вот только она позабыла название этих существ. Девушка откинула одеяло и встала с постели, готовая к новым свершениям. Выглянула в окно: улицы Лондона были еще пустынными, – город и сам еще толком не проснулся. Анна широко зевнула, сгоняя с себя остатки сна, и вышла в предбанник.       В комнатушке царил полусумрак – окон на улицу в ней не было, а свечи еще никто не зажигал. Осторожно затворив за собой дверь в спальню и продвинувшись вглубь, она тихонько позвала служанку по имени.       Бетти вышла уже одетая, потягиваясь и зевая; она тоже легла за полночь, хотя знала, что госпожа любит вставать пораньше. Но ежедневные дела не оставляли ей выбора.       - С добрым утром, госпожа, - сонным голосом протянула девушка, собираясь зажечь свет. – Как вы спали сегодня?       - Хорошо, даже очень. Было тихо, - графиня зашла за ширму, чтобы одеться, и Бетти подала ей платье. Но затем Анна на секунду замешкалась. – О, ты знаешь, я только что вспомнила: мне приснился довольно любопытный сон.       - О чем же?       - Да, там что-то несвязное, я все детали забыла. Представляешь, пока спала - все как наяву было, а стоило проснуться – пустота. Я даже не видела, где нахожусь, как будто ослепла. Впереди все мерцало и расплывалось во тьме, и ничего не оставалось, как идти на чей-то голос, - графиня облокотилась на ширму, всерьез задумавшись об этом таинственном проводнике. – Да… Я так никуда и не пришла. Я думала, в конце пути будет тот, кого я слышала, - уж больно складно он говорил, так печально и воодушевленно одновременно. Живой и безнадежный голос. А я так хотела встретить его обладателя.       - А что говорил-то?       - А это самое интересное! Представляешь, я сначала не поняла: голос-то шел издалека, а потом прислушалась – стихи какие-то! Красивые, проникновенные. Если бы запомнила – подкинула Эдварду в качестве идеи. Что-то про богиню и какого-то шута. Хотела бы я еще раз их услышать, - Анна иронично вздохнула, придав своей грусти легкий оттенок театральности. Хотя меньшим ее сожаление от этого не стало.       - Про богиню и шута, говорите? Ну, это запросто, только попросите хозяина об этом. Я-то тоже не запомнила – больно мудреные стишки были, - внезапно заявила Бетти на полном серьезе.       Графиня застыла, уставившись на служанку многозначительным взглядом.       - Что?       - Да вчера, миледи, когда ложилась я, глядь – в покоях ваших свет еще горит. Ну, я к щелочке в дверном проеме прильнула, – клянусь, исключительно чтобы проверить, все ли в порядке. Смотрю: хозяин сидит на табурете рядом с вами и нашептывает что-то. Вы-то, госпожа, самое главное, спите, а он все говорит и говорит. Ну, я прислушалась – стихи какие-то. Вот про то, что вы сказали. Красиво так, но непонятно. Святой крест в свидетели, хозяйка, – он эти стихи читал!       Бетти осенила себя крестным знамением в подтверждение своих слов, но Анна все равно не могла поверить. Зная ненависть мужа к поэзии, услышать о нем подобное вообще походило на самые изощренные небылицы. Она обыскала всю библиотеку и не нашла в этом доме ни единого сборника стихов, так что же, он заучивает их где-то на стороне и декламирует по ночам? Роберт воспитан в строгой пуританской семье, так что же заставило его пойти против заветов своего отца, которые он чтил всю свою сознательную жизнь?       Графиня бесшумно заглянула в спальню, где в объятьях Морфея почивал ее достопочтенный супруг. Но глаза Анны по-хитрому сузились, и она еле слышно произнесла:       - Ах, вот как, сэр Роберт? По долгу службы, скрываете вы много тайн, и меня они не интересуют, но эту я раскрою, не сомневайтесь. ____________ * Малая печать - тайная персональная печать английского, затем британского монарха. После смерти своего отца в 1598-ом году, Роберт Сесил занимает должность Лорда-хранителя Малой печати и сохраняет ее за собой и при Якове I. ** Томас Сесил, 2-ой барон Бёрли (с 1605-ого - 1-ый граф Эксетер) – сын Уильяма Сесила и Мэри Чек, политический деятель и основатель дома Эксетер.