декабрь 1596
- Анна, подождите! Леди Анна! – послышался голос сзади. Девушка обернулась: по коридору Вестминстерского дворца к ней торопливо приближался Роберт Деверё, 2-ой граф Эссекс, ее хороший знакомый. Анна осталась там, где стояла, – недалеко от завешенного темной драпировкой балкона. Приближалось Рождество, и все они как раз были на праздничном королевском балу, когда Уильям Сесил объявил во всеуслышание о помолвке его младшего сына с единственной дочерью 6-ого графа Хэленда, - то есть, с Анной, - после чего та решила прогуляться по дворцу в одиночестве. Но она очень надеялась, что ее уход останется незамеченным. Что ж, не вышло. - Милорд Эссекс, - девушка сделала скромный реверанс, когда молодой человек достиг ее. - Простите, Роберт, я всего лишь хотела побыть одна. - Я понимаю. После таких-то новостей, - граф скривил губы в усмешке, но Анна вовсе не считала ситуацию забавной. Она потупила взгляд. Заметив это, Роберт вмиг посерьезнел. – Почему вы ничего не сказали раньше? - Мы не виделись с лета, когда бы я успела? И потом, это не имеет значения. - Разумеется, имеет! – с жаром воскликнул молодой человек, чем немало удивил собеседницу. – Мне небезразлична ваша судьба, Анна. Я думал, вы доверяете мне. - Разве я обидела вас недоверием, друг мой? – недоуменно спросила девушка. - Именно так! Похоже, вы решили, что я не способен защитить вас от Сесилов, раз даже не пытаетесь сопротивляться, - с явно выраженным упреком в голосе сказал граф. - Но мне не… - Я же вижу, что вы боитесь. Брак с Сесилом – вовсе не то, чего вы заслуживаете. - Нет, не в этом дело, я вовсе не боюсь… Но Роберт снова перебил ее отчаянное объяснение, не намереваясь ничего выслушивать. - Не пытайтесь оправдываться, Анна, только не передо мной. Я хочу помочь вам. Одно слово, – и я укрою вас от целого мира. Я знаю, что мои слова звучат очень странно, сумбурно, но, поверьте, все из-за того, что я в отчаянии, - затараторил Эссекс, пылко хватая девушку за руку. – Я… я просто не знал, иначе не стал бы ждать, пока не будет поздно. Каким же глупцом я был, - внезапно он опустился на одно колено, тяжело дыша. – Я люблю вас, Анна! Вы выйдете за меня замуж? Целая буря пронеслась в голове юной леди Рейнберк, его слова пронзили мозг, будто ледяной стрелой. Роберт – ее друг. А теперь он говорит, что любит ее. Почему она не замечала этого? Никогда раньше он не давал знать о своих чувствах. Или же она была настолько слепа? Ведь некоторые вещи невозможно сразу увидеть в их истинном свете. Впрочем, было одно обстоятельство, которое даже не сразу пришло ей в голову, но именно оно было сигналом поостеречься. Искривив губы в недоуменной улыбке, будто предчувствуя фарс, Анна произнесла: - Простите меня, Роберт, но ведь вы… вы уже женаты. Молодой граф сглотнул; он, разумеется, помнил об этом факте своей биографии, но так просто отступать от леди Рейнберк не собирался. Однако он стыдливо отвел глаза. - Мой брак – досадная ошибка. Но дело в том, что здоровье моей дражайшей супруги, леди Деверё, в последнее время сильно подорвано. Она умирает, миледи. Но моя жизнь продолжится, и после траура, если бы вы согласились, я бы сделал графиней Эссекс вас. Ибо вы достойны той любви и того положения, которое я хочу вам дать, и которого вы не увидите от Сесила. - Как? Леди Фрэнсис… - Анна вдруг запнулась; волнение и подозрения наперебой овладевали ей. Насколько она знала, у графини Эссекс было отменное здоровье, и ни о каких размолвках в их семье слухов не ходило. Тогда чего ради лорд Роберт обещает ей такое? - Поверьте, только вы будете для меня утешением. - Не говорите так, будто все предрешено! Я верю, леди Деверё выдержит. Сэр Роберт ответил на ее пылкое восклицание лишь обреченным вздохом, и крепче сжал ее руку. Еле слышно он произнес: - Тогда просто ответьте мне, Анна: смогу ли я когда-нибудь надеяться на вашу благосклонность? Если я снова приду к вам, вы скажете «да»? Но Анна молчала. Как тогда, когда к ней пришел Роберт Сесил. Однако в этот раз у нее не было и пары секунд на раздумья. И они были ей не нужны. Это было жестоко с его стороны. Но кое-что не оставило ей выбора, и на этот раз решение далось куда легче. Лгать и лукавить она тоже считала нечестным и недостойным, поэтому точно знала, что ответ, данный сейчас, уже не будет изменен. Успокоив мысли, она скорбно произнесла: - Простите, Роберт. Я дорожу вами, как другом, но не смогу стать вашей женой, даже если придет время, о котором вы говорите. Я уже обещана другому. На лице Деверё мелькнула тень чего-то зловещего. Вся его кротость сошла, не говоря уж о былом пыле, уступив место непониманию и недовольству. Он вперил в девушку пристальный взгляд. - Но почему? Ведь вы не любите его! - Вас я тоже не люблю, - призналась девушка. - Разве это так важно? Вы полюбите меня, только дайте шанс. Анна, вы не можете выйти за него замуж! – граф готов был вот-вот перейти на крик, позабыв про всякие приличия, и неосознанно до боли сжал ладонь леди Рейнберк, лишь бы она не выдавала такого безучастного выражения лица. Однако хоть она и чувствовала боль, оставалась такой же неприступной и строгой. Изменились только ее глаза: Анна слегка прищурила их, - первый признак нескрываемого недоверия. Глаза всегда выдавали все ее мысли. Глаза и голос. Не стараясь даже смирить свое недовольство, она спросила: - А чем вы лучше, дорогой Эссекс? - Я хотя бы не горбатый урод, - сухо произнес Роберт после небольшой паузы, встав с колен и оставив ее руку. Больше на его лице не было ни капли робости, - она сменилась гневом. Анна затаила дыхание, поражаясь надменности молодого человека. Внутри бушевало возмущение. Она знала его уже не первый год, но никогда не обращала внимания на его высокомерие. Но сейчас эти слова почему-то больно укололи ее, и она не собиралась прощать ему насмешек. - То, каков вы снаружи, я вижу. Но также вижу, каков вы внутри, – девушка с вызовом посмотрела в глаза графа Эссекса, но они были темны. Привыкнув, не стесняясь, говорить то, что думает, она и в данной ситуации решила быть прямолинейной до конца. – Так вот, друг мой, уясните себе: презрение, с которым вы отзываетесь о Сесиле, говорит только о вашей надменности, что вовсе не делает вам чести, но у меня есть честь, и если я обещала стать его женой, - я ею стану. Эссекс ничего не ответил, а лишь обдал девушку полным ненависти и непонимания взглядом. В ярости сжав кулаки, он развернулся и стремительно направился куда-то в сторону лестницы наверх, а Анна, усмехнувшись про себя, направилась дальше по коридору. Теперь ей еще меньше хотелось бы подобных встреч. Драпировка у балкона, где только что стояла Анна, заколыхалась, и оттуда показался Роберт Сесил. Глядя вслед уходящей девушке, он тихонько улыбнулся.январь 1598
«Вечер созвездий» - так назвала леди Анна сегодняшний прием в доме Сесилов. Подъезжавшие гости стремились быстрее спрятаться от промозглого январского ветра в гостеприимном доме первого министра. На улице бушевала не самая приятная погода, но здесь, в большом зале для приемов, звучал смех и веселая музыка, а слуги в украшенных ливреях разносили вино и закуски, так что продрогшие в повозках и каретах лорды, графы и бароны довольно скоро согревались. Все наперебой, в первую очередь, спешили выразить свое почтение хозяевам и виновнице торжества – леди Сесил, в честь двадцатилетия которой и был устроен этот прием. Разумеется, на свой собственный праздник леди Анна пригласила всех своих друзей, пусть даже не со всеми из них ее почтенному свекру, барону Бёрли, было приятно знаться. Были ее братья: сэр Генри с малюткой Мэри, его дочерью. К сожалению, жена сэра Генри осталась дома ввиду болезненного самочувствия их младшей дочери, что леди Анну несказанно огорчало. Своих племянниц – очередных наследниц духа Графини - она любила не меньше, чем братьев. Что касалось сэра Майкла Рейнберка, то он, не имея покуда собственной семьи, уделял внимание каждой мало-мальски свободной леди, которая имела неосторожность на него взглянуть. Среди гостей Анна заметила и сэра Уолтера Рэйли, несколько месяцев назад вернувшегося из своей морской экспедиции с Азорских островов. Он был одержим идеей найти Эльдорадо - сказочную золотую страну. Из-за мечтательной, романтичной натуры бывшего фаворита Ее Величества, а также из-за горячей любви к стихам, Уильям Сесил отказывался видеть этого человека в своем доме, но, к удивлению Анны, именно сэр Роберт уговорил отца сменить гнев на милость в отношении старого капера. Как и покойный Филип Сидни, граф Оксфорд был сэру Уолтеру хорошим другом, и, встретившись на очередном балу, они тут же заняли друг друга. С ними же был и Чарльз Блаунт, барон Маунтжой, побывавший в той же экспедиции, что и Рэйли. Несколько лет назад между ним и графом Эссексом состоялся поединок за благосклонность Ее Величества, после чего они стали лучшими друзьями. Да, жизнь полна ироний, порой забавных и безобидных, а порой жестоких и смертельно опасных. Разумеется, чтобы задобрить старого барона, Анна внесла в список и его друзей; как раз сейчас лорд Сесил мирно беседовал с сэром Томасом Уилсоном*, ученым и дипломатом из королевской администрации. Наверняка, даже в неформальной обстановке, они обсуждали очередные реформы Парламента. В таком солидном возрасте лорд Уильям не давал себе расслабиться и забыть о долге перед страной и королевой. Еще раз осмотревшись, Анна наткнулась на леди Фрэнсис Деверё, цветущую и благоухающую, назло всем обещаниям ее мужа, и горько усмехнулась, отведя глаза; ей снова вспомнился тот странный случай с графом Эссексом, и, хотя в том не было ни капли вины девушки, той почему-то все равно было стыдно перед графиней. Наряду с ее отцом, сэром Фрэнсисом Уолсингемом**, барон долгое время обеспечивал сохранность жизни и короны венценосной Глорианы, и всегда был рад принять в своем доме эту молодую женщину, но вот ее мужа сама Анна не хотела здесь видеть, да это было и невозможно: в конце прошлого года Эссекс и Саутгемптон отбыли в Ирландию по приказу Ее Величества (на самом деле, по совету Уильяма Сесила, который, таким образом, выбил своему сыну место в Парламенте). Но он обманул ее, и этого Анна не могла забыть. В отличие от своего друга, граф Саутгемптон обнаружил в себе гораздо больше чести: вскоре после того рождественского бала, он пришел к леди Рейнберк и рассказал о причинах, побудивших Деверё так поступить – не ради нее самой, а чтобы насолить Роберту Сесилу. Их вражда длилась с детства, с тех самых времен, когда барон был опекуном молодого графа, как это было принято в их аристократичном обществе. Все усугубилось, когда появились разногласия взглядов на ряд политических аспектов. Видимо, леди Анна как раз была одним из них, хотя она полагала, что вправе ожидать более уважительного отношения от небезразличных ей людей, раз уж один – ее хороший товарищ, а за второго она собралась замуж. Непроизвольно она сама была втянута в эту борьбу, и стала не сторонним наблюдателем, а союзником одной из сторон. Так, Генри признался, что Эссекс не испытывал к ней чувств, в которых так пылко признавался, и, уж тем более, не собирался жениться. Анна была крайне поражена этим признанием, но, в то же время, впервые поняла, что из двух зол выбрала меньшее. С тех пор девушка перестала себя жалеть и начала активно готовиться к семейной жизни. Едва она вернулась в действительность, мимо промчалась, как будто верхом на ветре, Мэри Рейнберк, а за нею следом – маленький сэр Уильям. Ловкие и проворные, они маневрировали между гостей и мебелью, стараясь никого не задеть. И все же, Анне это не нравилось. Она быстро нагнала детей и потянула за рукава красивых костюмов. - Что это такое, господа? Соблаговолите вести себя прилично, пока ваши отцы при всех не задали вам трепки, - строго одернула она их, едва сдерживая приподнимающиеся уголки губ. Леди Анна помнила времена, когда сама была известной на всю округу разбойницей. Девочка виновато потупила взгляд, но мальчишка с недовольной гримасой вырвался из ее рук. - Вы мне не матушка, миледи, и никогда ею не станете. Анна вздохнула, оглядев его нахмуренный вид. И почему с ним так сложно? Первая жена Роберта Сесила, леди Элизабет, умерла два года назад, оставив мужу двоих детей: чудную малышку Фрэнсис, которая в леди Анне души не чаяла, и вот этого упрямого джентльмена – наследника младшего из сыновей барона Бёрли. Было трудно понять, что ему так не нравилось в мачехе; или же, не устраивал сам факт, но Анна спустя год и сама была готова опустить руки. Но в чем она была виновата? Она всячески пыталась стать для детей если уж не второй матерью, то верным другом, но Уильям не хотел сдавать позиции. Дошло до того, что его отправили на воспитание тетке, леди Фрэнсис Стаутон – женщине суровой и принципиальной в вопросах воспитания, но он, кажется, был этому только рад. Анна обернулась, ища глазами его сестру, маленькую Фрэнсис, – та сидела у отца на коленях и звонко хохотала, - и не заметила, как двое непосед уже скрылись в толпе. - С детьми всегда непросто, верно? – заметил подошедший Эдвард де Вер. - Уверена, с Бриджит ты таких проблем не испытываешь, - устало вздохнула Анна, хотя мысли о любимой племяннице немного подняли ей настроение; с одной из дочерей Оксфорда они были почти ровесницы и подруги не разлей вода, что не сильно-то нравилось ее матери. - Моя дочь уже достаточно взрослая, и проблемы с ней теперь совершенно другие – ее приданое, - на этих словах граф сделал многозначительную паузу. Леди Анна поспешно отвела глаза; финансовое положение Оксфорда – ныне крайне бедственное – вовсе не то, что они оба хотели бы обсудить на празднике. Но женщина знала, чего ради Эдвард пожертвовал наследством своих оставшихся дочерей, и практически не винила его. После неловкого молчания, де Вер, решив сменить тему, воодушевленно сказал: - Леди Сесил, все ждут вашего выступления. Вы же обещали спеть, помните? Окажите нам честь. В ответ Анна заговорщически улыбнулась. - Если вы тоже окажете мне честь, милорд Оксфорд, и сядете за инструмент. Вместе они подошли к двухмануальному клавесину*** орехового дерева в углу зала. Де Вер сел, а Анна торжественно встала рядом. Толпа, приготовившись внимать, обступила их кольцом, а слуги-музыканты прекратили свою игру, уступая поприще господам. На миг собравшихся охватила блаженная тишина, пока Эдвард не завел тихую мелодию, а Анна присоединилась. Настанет час для нас с тобой, Когда спадут оковы зла, что пленят любовь. Настанет час для той мечты, Что робко сокрыта под защитой темноты. Настанет час - увидим мы Ту жизнь, что мы хотим найти. И в той любви осилим мы Невзгоды все, И воспарим над штормами лет. Настанет час для нас с тобой, И наш мир, Сияющий надеждой и мечтой. Сияющий надеждой и мечтой...**** По залу проносился звонкий голос леди Сесил, иногда даже излишне звонкий. Кое-где она брала слишком высоко, но на следующей же ноте исправлялась. После стольких репетиций, еще с того самого вечера, когда услышала эту песню в «Глобусе», Анна хотела исполнить ее лучше, чем ей когда-либо удавалось. Ведь это – песня де Вера, песня из одной его пьесы, а также из самой прекрасной и самой трагичной истории любви. И Роберт тоже это знал, но сейчас был готов забыть. Забыть об Эдварде, о его проклятых стихах, о непокорности жены, потому что сейчас она была прекрасна. Сейчас все было прекрасно. Сам момент был прекрасен. Он закрыл глаза, и знакомые птичьи трели вновь унесли его. Безумство красок! Чудный бал дает Аврора! Сияет лес мерцаньем сотен звезд, Играют фавны, и из арф небесных хора Рождаются алмазные потоки слез, Немых и сладких и родных до боли в сердце, И разбиваются они о вечный свет. А пред осколками их месяц меркнет, Они, сияя, одевают небо в плед. От переливов стало трудно глаз открыть. Шут шел среди гостей украдкой. И боги, нимфы - пришли почтение явить И преклониться пред хозяйкой. Вот - Гелиос, Авроры брат любимый; А вот - Гермес, герольд богов; Орфей своею лирой вызвал плен незримый; Селена Лунная спустилась с облаков. В сопровождении юнца земного, Гиацинта, На праздник сей явился Аполлон, В немом забвении пред Авророю склонился, Даруя ей великого почтения поклон. Достал кифару, и все звуки будто не звучали. И самоцветы отражали лунный свет. И боги, люди, звери, затаившись, ждали, Когда же он свою прекрасную игру начнет. И одарил бог света всех улыбкой, и Авроре Дал знак, что был понятен только ей. И взмыла музыка, какой не слышали доселе, И голос звонкий в чащу леса полетел. Аврора пела, и застыло время в страхе помешать, Иллюзию блаженную разрушить ненароком. Весь лес боялся этот дивный сон прервать, Хоть словом иль одним лишь вздохом. И слушал Шут, и стыло сердце от высоких нот, Он с лисьей осторожностью подкрался. Он видел яркие глаза Авроры, алой розой рот, И властью сей минуты сладко замечтался: Он в небесах, так высоко лишь Гелиос летал, Руками можно дотянуться до луны. Но вот рассвет, и тут ладью он увидал - К нему Аврора поднимается с земли. Она с улыбкою зовет его, и песню напевает, И отражает пение то мягкий свет. Сквозь пелену к Шуту Аврора руки тянет, А он, застыв, не тянется в ответ. И падает с мольбой в глазах и страхом в сердце. За ним Авроры не угонится ладья. Он захотел однажды быть подобным птице - Так расплатись же всем, что было у тебя! Но вот, восторженное рукоплескание, каким толпа наградила музыкантов, разрушило все. Все, что он любил, и все, что он чувствовал. Кажется, от этих грез не осталось и пепла. Все же, сэр Роберт быстро взял себя в руки, и веселье продолжалось. Гости делились новостями и сплетнями, угощались вином и пуншем. Некоторые уже были достаточно расслаблены, чтобы не следить за языком. Но не сэр Роберт. Его ум всегда был остр и ясен. Он скользил мимо, похожий на черную тень, на предвестника бури после шумного веселья. И слушал. Сэр Роберт не выпускал ситуацию из-под контроля ни на минуту. Обойдя стороной очередную веселую компанию, он увидел оживленно беседовавших друг с другом Оксфорда и барона Маунтжоя, и не замедлил присоединиться к ним. Пришла пора потребовать с них старый долг. - Милорды, - дружелюбно начал сэр Роберт, склонившись в реверансе, насколько позволяла его и без того скрюченная спина. – Как проводите вечер? - Превосходно, сэр Роберт, - отозвался Блаунт; однако внимание Сесила привлек тот факт, что де Вер даже не повернул голову. - Эдвард, спасибо, что аккомпанировали моей жене. Ваш дуэт никого не оставил равнодушным, - сказал горбун приторно-помпезным тоном, все же, заставив обратить на себя внимание. - Я был рад помочь леди Анне, - сухо отозвался граф. - Леди Сесил, если не возражаете, - Роберт довольно улыбнулся.- Вы же не забыли, верно, милорды? - Что забыли? - Наше пари. Кажется, вы желали, чтобы леди Рейнберк стала моей женой; что ж, ваша воля исполнена. Но за каждое желание надо платить. Оксфорд недобро сверкнул глазами, вспомнив тот вечер – вечер, когда они с Анной познакомились, и когда они имели глупость сделать ее жертвой Роберта Сесила. Ни больше, ни меньше. И он уже год спрашивал себя, почему она согласилась, ведь это до сих пор казалось немыслимым, но спросить у нее напрямую не решался. Видимо, все они переоценили принципиальность женщин рода Рейнберк. - Вы уверены, что не нарушили правил, сэр Роберт? – поинтересовался барон. - Ни в коей мере. Если и вы не нарушили, господа; вы ведь никому не рассказали? - Разумеется, нет. - А милорд Саутгемптон? Кто за него поручится? – Сесил многозначительно посмотрел на Оксфорда. - Я поручусь. Уверяю вас, если бы до леди Анны дошло хоть полслова, она бы не стала молчать, - ответил граф, хотя и подумал в этот момент, что стоило нарушить слово, чтобы спасти несчастную леди Рейнберк, ведь сэр Роберт в понимании общественности похуже всяких драконов будет. - Но условие выполнено не до конца, - неожиданно заявил Эдвард, чем вызвал непонимающие взгляды не только со стороны Сесила, но и со стороны Блаунта, своего союзника. Тогда он объяснил. – Леди Анна, какими бы ни были ее причины, все же не испытывает к вам благосклонности, какую жена должна питать к своему мужу. За все это время я не слышал из ее уст ни единого одобрительного слова, а ведь мы с ней – хорошие друзья. Тень улыбки скользнула по лицу де Вера; он знал, куда бить. И Сесил, похоже, был поражен, хоть и сохранял невозмутимое выражение. Но заговорщики не преминули воспользоваться хотя бы каплей замешательства. Барон Маунтжой нахмурился. - Что, совсем ни одного? Да как же вы добились этого, милорд Сесил? Знайте, если вы плохо обращаетесь с леди Анной, мы без раздумий встанем на защиту ее чести! И все же, за показным недовольством Чарльза Блаунта наружу проступило зловещее ликование, и он открыто ухмыльнулся. - Смиритесь, Роберт: она не сможет вас полюбить, - с каменным лицом заключил Оксфорд. Сесил все так же молчал, изучая надменные образы соперников. Они убеждают его в своей собственной правде, которая не имела ничего общего с действительностью. Они рисуют его таким, каким его хочет видеть их тщедушие. Но Роберт давно уже привык к насмешкам, к облику монстра. К ярлыку урода, которое повесило на него общество. И не сопротивляться этому – не значит смириться. Это значит – быть умнее, сильнее и терпеливее. Как бы они ни старались, он не будет тем Робертом, которого создала их зависть, пока ему есть, ради чего оставаться настоящим. Внезапно к компании подошла леди Анна и окинула присутствующих испытующим взглядом. - Над чем смеетесь, милорды? Блаунт немного оробел, хотя Оксфорд оставался спокоен. - Ваш муж рассказывает потрясающие небылицы, - отозвался граф чуть насмешливым голосом. И Анна услышала его. Почувствовала, словно укол в грудь. Что бы они ни называли «небылицами», вряд ли всем было смешно. Женщина прекрасно знала о напряженных отношениях ее друзей с Сесилом, и сделала вывод, что разговор был не столь приятным, как ее старались убедить. - Чудесно, господа. Что ж, сэр Роберт, не стоит нам мешать такому веселому времяпрепровождению, вам не кажется? Сэр Роберт улыбнулся, поглядывая на своих собеседников, у которых появление Анны явно спеси поубавило. - Вы совершенно правы, моя дорогая. Может, вы не против станцевать? Сейчас дают французскую павану*****, - мужчина галантно подал супруге руку. - Превосходно! Ничто не дается мне легче, чем павана, - и Анна, опершись на мужа, последовала за ним. На минуту музыка стихла, пока танцующие выстраивались в две колонны в центре зала, дамы напротив своих кавалеров. Потом тихо, почти печально, заиграла лютня, и мелодия паваны начала набирать силу. Легкий, неторопливый итальянский танец, вернее, французская интерпретация его, ненавязчивой волной отдавался и в душах тех, кто остался в стороне. Следуя ритму, пары то сходились, то расходились вновь; кружили друг с другом, и вокруг остальных танцующих; высокопарно ступали, кланялись и соприкасались руками. И нельзя было сказать, что Роберт Сесил был безнадежен в этом плане. Он старался держать спину как можно прямее, и леди Анна обнаружила, что ростом он, на самом деле, был выше нее. С плавным ритмом паваны ее муж все же справлялся, из-за хромоты едва подергивая то одной ногой, то другой, переставлял их шаг за шагом в несложных па. Анна следила за ним с улыбкой, в которой всего на одно мгновение проскользнула и гордость. Когда пары в очередной раз поравнялись, она спросила: - Так что они хотели от вас, милорд? Как? Неужели она не поверила любезному тону Эдварда? Сэр Роберт на мгновение смутился, но сдержать легкой улыбки не смог. - Сущий пустяк, миледи, не стоит внимания. Лорд Эдвард и лорд Чарльз считают, что я не умею танцевать. Но ведь об этом вам судить, верно? - Да, конечно, - женщина немного смутилась, не ожидая такой задачи. – Признаться, я даже не представляла вас танцующим. - А ведь вы обещались мне очень давно. На самом деле, их первую встречу на королевском балу Анна почти позабыла, как и свое обещание. Но теперь это не имело значения. В такой момент многие вещи перестают быть значимыми, и, в то же время, что-то другое становится важнее всего. Глядя куда-то сквозь толпу, вглубь этих вещей, Анна заулыбалась, да так, что не могла остановиться. - Что вас развеселило, миледи? – спросил Роберт, чувствуя, как и его губы растягиваются в улыбке. - Да так, ничего особенного. - Что ж. Ну, каков же ваш вердикт? - Мой вердикт, милорд? - По поводу моих навыков танцора, - уточнил мужчина. - Совершенно не могу понять, что рассмешило лорда Эдварда и лорда Чарльза, - Анна сделала очередной шаг вперед, так, что Роберт оказался позади нее. Она наклонила голову в полуобороте, слегка прикрыв глаза. В следующем движении их руки соединились, и именно это прикосновение поразило Роберта. В мгновение перестав слышать звуки музыки и видеть отблески света, он унесся в своих мыслях, и все, что он отныне мог – это чувствовать невесомое прикосновение Авроры. И Шут упал. И пенье прекратилось тотчас. Вдруг стало холодно, и Шут открыл глаза, - Молчала девушка-заря, над ним склонясь. И он, едва набравшись сил, сказал: «Прости, коль напугал в разгар веселья. Но я сейчас летал, я видел неба высь. Но губят те мечты, - мечты и твоя песня, Ведь для меня они в единый яд слились». «Во имя Зевса! Смертный на балу богов?» - Сердито хмурясь, Аполлон заметил, - «Прервал он песнь, не дал закончить зов. Ужель подобно богу, на Олимп он метил?" «О, не сердись же, мудрый Аполлон, - С тоской в глазах Аврора отвечала. - То Шут, слуга. Мне верен и послушен он. Впредь не прервет. Начни сначала». «Поверю, что ж, моей сестре по силе, Но как могу теперь простить того, Кто, приказанию не вняв, поныне Он оскверняет общество богов? Вели не возвращаться, коли жив Аполло!» Бог, гневно скалясь, на Шута глядел, Его непослушание глупца кололо, Иль позабыл он жалкий свой удел? Несчастный встал; он не питал иллюзий. Он знал - его величию настал конец. Побрел он, воздержавшись от прелюдий. И услыхал взволнованное: «Стой, глупец! Что слушаешь иных? Ведь я - твоя хозяйка». Аврора гордо обернулась к гостю: «Ты дорог мне, Аполло, но класть карты В моем лесу по-своему не властен. Моя обитель здесь, мои владенья, И будет только так, как я решу. Шут здесь под неусыпным моим бденьем, Лишь я одна его судьбу вершу». И руки их соприкоснулись робко. Шут дрогнул, будто удивлен. Он знал, что мог беду накликать ловко, Но в этот миг он был благословлен. - Роберт? Сэр Роберт? – внезапно услышал Шут сквозь пелену забытья, и тут же оказался в ярко освещенном зале. Леди Анна взволнованно смотрела на него. - Простите, миледи, я отвлекся, - пролепетал Сесил, продолжая движение. - Вы побледнели, может, вам стоит отдохнуть? - Это – ваш праздник, дорогая, и я, разумеется, сделаю все, что вы пожелаете. Роберт вздохнул, но тут музыканты проиграли последний аккорд, и танцующие остановились. Леди Анна оказалась прямо напротив него. Она смотрела с тоской, сожалением и заботой в глазах. Приложив ладонь к щеке сэра Роберта, она еле слышно произнесла: - Я желаю, чтобы с вами все было хорошо. И то было благословение Авроры. И где-то в глубине мелодию играла лира, - Печальную и тихую, живую песнь цветов. А над опушкой ветерком незримым Витала лучшая беда - любовь.сентябрь 1596
В Бёрли-хаусе****** царила оживленная обстановка, что случалось нечасто – старый барон устроил прием, пригласив друзей и членов Тайного совета по какому-то случаю, имевшему значение только для них одних. Для всех остальных это был повод встретиться, пообщаться, выпить в хорошей компании, поиграть в бильярд или крокет, - в общем, вырваться из домашней рутины хотя бы на один вечер. В самом большом зале дома, в котором в ином случае обязательно устроили бы танцы, были расставлены на значительном расстоянии друг от друга столы, за которыми размещались немногочисленные гости. Некоторые из них стояли скромными компаниями и общались на темы, близкие только их кругу. Среди массивных резных столов по идеально отполированному паркету бойко сновали слуги с подносами, разнося яства и разносолы, а также бокалы, наполненные изысканным вином. И, судя по тому, какой популярностью пользовался подаваемый напиток, во вкусе барону Бёрли нельзя было отказать. Многие были частыми гостями в доме Сесилов, и сэр Роберт называл поименно каждого, кто оказывался в поле его видимости, прилагая краткую характеристику: - Вон – Роджер Мэннерс, граф Ратленд, миледи. Совсем недавно он вернулся из Падуи, где учился, и, говорят, собирается принять участие в военно-морской экспедиции Уолтера Рэйли. Рядом с ним – милорд Роберт Сидни, племянник Роберта Дадли. Это с него началась новая креация графов Лестер. А вон там – сэр Роуланд Уайт, бизнесмен, к тому же, примечательный бумагомаратель: вы бы видели, какие эскизы он рисовал на меня и барона Бёрли! И еще многие достойные люди пали жертвой его бойкого пера. А вот этот старец – мой тесть, Уильям Брук, барон Кобхэм. Вероятно, вы слышали о судьбе моей несчастной супруги? Барон потерял дочь, и теперь он угасает на глазах… Леди Анна Рейнберк всматривалась в незнакомые лица самых богатых и влиятельных людей королевства - графов, маркизов, баронов, членов Тайного совета или просто более-менее уважаемых пэров Англии, - стараясь внимательно слушать объяснения собеседника, но ее мысли частенько все же застревали на той или иной детали, и она теряла нить повествования сэра Роберта. Да он и без того менял тему слишком часто. В итоге она, устав от постоянного напряжения внимания, и так ослабленного столь чудесным нектаром, перестала упорно вглядываться в мелькающие лица, и просто бездумно водила по ним глазами, надеясь, быть может, встретить кого-то знакомого. И вот, чуть поодаль, где-то у толстой мраморной колонны, по которой шел позолоченный узор, она заметила графа Саутгемптона, ее доброго друга, и на подкрашенном вином лице девушки сразу возникла нестираемая улыбка. Граф был не один, а в компании барона Маунтжоя и еще одного незнакомца – светловолосого мужчины лет пятидесяти, бледного, но ухоженного и лучезарно улыбающегося, который очень внимательно слушал все, что говорил Генри. При дворе Анна его точно никогда не встречала, и это даже показалось ей странным. Девушка обернулась к сэру Роберту, легким жестом попросив его прервать поток бесполезных слов. Едва коснувшись его руки и добившись внимания, она спросила, кивая на компанию впереди: - Скажите, а кто стоит рядом с милордом Саутгемптоном? Тот высокий мужчина в серо-бордовом бархате. Сэр Роберт обернулся в сторону той компании и задержал на незнакомце очень странный взгляд. Спустя пару секунд напряженного молчания, он с любезной улыбкой обратился к девушке. - Пойдемте, миледи, я познакомлю вас. Граф Саутгемптон просиял, увидев приближающуюся леди Анну. Он мимолетно коснулся губами ее руки в знак приветствия; то же сделал и Маунтжой. Незнакомец же обратил к ней добродушное лицо с хитринкой в уголках глаз, ожидая, когда их друг другу представят. Сэр Роберт не заставил их долго ждать. - Это - Эдвард де Вер, миледи, 17-ый граф Оксфорд и супруг моей дорогой сестры. - О, ваш родственник! – воскликнула девушка, подавая новому знакомому руку. - А эта прекрасная леди – Анна Рейнберк, дочь графа Хэленда, - внезапно сказал Генри, перехватив инициативу. Роберт окинул его ядовитым взглядом, но вряд ли кто-либо заметил это. - Счастлив нашему знакомству, миледи, - высокопарно изрек граф Оксфорд, чопорно прильнув к ее руке. - Как и я, милорд, - сияющая Анна сделала глубокий реверанс в знак своего почтения. - Вы слышали? Барон в скором времени покидает нас, - кивнул в сторону Чарльза Блаунта Саутгемптон. - Как? Что случилось, милорд?- разочарованно воскликнула девушка, обращаясь к Маунтжою. - Не сию же секунду, миледи, наш Генри напрасно нагнетает обстановку. К тому же, его самого и нашего друга Деверё я возьму с собой, - мы присоединяемся к экспедиции сэра Уолтера Рэйли на Азорские острова, - горделиво возвестил лорд Чарльз. - А вы не были на Азорских островах, милорд Оксфорд? - Увы, нет. Впрочем, меня всегда несли другие паруса. - Наш друг Эдвард – поэт, - уточнил Саутгемптон. Глаза леди Рейнберк в восторге расширились: как велика была ее страсть к поэзии, так же велико было и желание обрести друга-поэта. - В самом деле? О, это же превосходно! Я обожаю поэзию. Прошу вас, граф, прочтите что-нибудь прямо сейчас. Оксфорд улыбнулся, и Анна, утонув в своей эйфории, не заметила укола ненависти в глазах Роберта Сесила. Внутри он закипал; еще одна бедная пташка попала в силки графа-поэта. А ведь Анна казалась умной девушкой, но и ей не хватит сил устоять перед безграничным обаянием Эдварда де Вера. Как завороженно она на него смотрит! Как на божество из древних забытых религий. Нынешние поэты – сплошь грязные пустословы с лондонских низов, а их стихи – нагромождение воды и гнили, разряженной в шелка, но все так же смердящей зловонием тех мест, откуда они явились. И среди них всех был Эдвард, чей гений способен затмить любого и соблазнить любую. И Сесил видел, как с каждым словом Анна очаровывалась все больше. На взгляд сэра Роберта, Эдвард де Вер и молодая леди Анна не казались удачной парой: он – вечно спокойный и рассудительный; и она – бойкая и игривая. Между ними решительно не было ничего общего, и ничто не предвещало возникновения какой-то особенной связи. Никто, впрочем, и не предполагал такую возможность. Никто, кроме Роберта. Эти мысли навязывались безо всякой видимой на то причины, крепко цеплялись за несуществующие признаки. Стоило ему увидеть их рядом, - хоть он сам имел глупость их познакомить, - Роберт ощущал зарождающийся в его мыслях протест, отрицание. Он видел, как она, затаив дыхание, слушала каждое слово де Вера; как смеялась над его шутками; как внимательно смотрела на него, боясь хоть на минуту отвести взгляд; как ловила каждое его движение. В разговоре с самим Робертом она была рассеянна и не проявляла практически никаких эмоций, слушала его, скорее, из вежливости или по правилам приличия; и даже не догадывалась, что он заметил это. Даже ее улыбки казались вымученными, и это задевало его больше всего. Но Роберт не имел привычки врать самому себе, и его глаза констатировали факты, которые не уложишь под самые радужные теории – он не вызывал у леди Анны никаких особенных симпатий. Но это еще больше распаляло его дух. Он не спрашивал, чем он лучше или хуже окружавших ее лордов и графов, вроде Эссекса или Маунтжоя; он лишь размышлял, каково его преимущество перед ними. И он точно знал ответ на этот вопрос. Все-таки, из двух сыновей барона Бёрли, именно Роберту достался политический ум отца, и поэтому к решению всех проблем он подходил с расчетливыми мозгами политика. Казалось, прошла целая вечность, и сэр Роберт не заметил, как собеседники уже сменили тему. Воспользовавшись паузой, он обратился к девушке: - Миледи, вы играете в бильярд? Скоро начнется наш маленький турнир. В соседней зале стоит бильярдный стол самой Марии Стюарт******* – особый трофей моего отца. - Правда? – удивилась леди Анна. – Я считала, что лорд Сесил ненавидит Марию Шотландскую, учитывая, сколько раз он спасал нашу Бесс от козней ее сообщников. - Ненавидит, как истинный пуританин может ненавидеть безбожную католичку. Но тем ценнее вещь, когда она принадлежит поверженному врагу. Леди Рейнберк слегка поморщилась от его слов; до церковной реформы Генриха VIII********, ее предки, да и вся Англия, были католиками. Саму же Анну воспитывали уже в англиканстве, но религию Графини она привыкла уважать не меньше, чем ее заветы. Однако девушка промолчала и, сделав прощальный реверанс, направилась туда, где уже столпились жаждущие сыграть. Сэр Роберт кинул ей вслед мимолетный взгляд, но от графа Оксфорда это не укрылось. Внезапно со скорбной улыбкой он сказал: - Простите, Роберт, кажется, у меня до этого не было возможности принести свои соболезнования по поводу вашей утраты. По лицу Сесила пробежала тень; со стороны Эдварда было глупо и неуместно заводить сейчас эту тему. Если только это не было сделано намеренно. - Ах, да, точно, - подхватил граф Саутгемптон. – Мы с бароном тоже сожалеем о несчастной леди Элизабет. А как ваши дети пережили это? - С трудом, но они справятся, спасибо, - без намека на высказанную благодарность, процедил Роберт. Кажется, они хотят вывести его из себя. - Так вы теперь вдовец, сэр Роберт, - встрял Блаунт, чтобы совсем уж не казаться безучастным. – Планируете жениться вторично? - Нет, милорд, не планирую. - Что вы, Чарльз, сэр Роберт выбрал себе в спутницы жизни политику, - немного шутливо вставил Саутгемптон; по-видимому, это должно было разрядить обстановку. По крайней мере, лорд Блаунт коротко гоготнул. Но сэру Роберту стало не смешно; он кидал в сторону Генри ядовитые взгляды, но больше ничем не показывал, что был уязвлен или оскорблен. Что еще могут такие самодовольные петухи, кроме как восторгаться своим петушиным остроумием? - Но ваш траур почти завершен, - сказал Оксфорд без тени улыбки. – Ничто не мешает вам начать все заново. - Не беспокойтесь, Эдвард. Если я решу жениться вторично, я так и поступлю, - почти усмехнулся Сесил. - Но, сэр Роберт, лишь вашего решения здесь будет мало. А вы сказали, что у вас даже невесты нет, - Генри состроил озабоченную гримасу. - Я безмерно тронут вашим беспокойством, милорд Саутгемптон, но уверяю вас: дама, которую я выберу, согласится. Маунтжой всплеснул руками, будто ничего поразительнее в жизни не слышал. - Но положение вашего отца, увы, может решить не все проблемы. Неужели вы думаете, что сможете заполучить в жены любую девушку, какую пожелаете? - Никакая власть не поможет заполучить самого главного – сердца женщины, - отстраненно произнес де Вер. - Как это мудро, Эдвард! – довольно кивнул Генри. – А зачем жениться на женщине, которая будет любить только твои деньги? Да в этом никакого удовольствия для души. - Вот, например, леди Анна, - неожиданно вставил Блаунт. Саутгемптон недоуменно посмотрел на друга. – А что? Женщины их рода упрямы и своевольны. Я слышал, что Рейнберки переехали в Англию из Германии несколько веков назад, только тогда их фамилия была Reighnberg – кажется, переводится как «горное царство». И через столько лет гены свободолюбивого народа еще живы. Смогли бы вы добиться благосклонности леди Анны Рейнберк, не уповая на положение своего отца? Тут глаза сэра Роберта блеснули, а губы расплылись в загадочной улыбке. - Хотите пари, милорды? Что ж, я принимаю вызов. Леди Анна станет моей женой по собственной воле, а не по принуждению ее отца или кого-либо еще. А вы, милорды, если я выиграю, больше никогда не подойдете к ней. Вы согласны? Мужчины посмотрели на Сесила, почти не скрывая недоумения и удивления. Откуда в нем столько самоуверенность? Или он считает, что у леди Анны плохо с головой? Но это пари чем-то даже полезно: оно заставит горбуна поумерить амбиции и напомнит ему, кто он такой. - Пусть будет так, - с каменным лицом согласился де Вер. – Только условие: знать об этом должны только мы четверо. Не рассказывать никому ни под каким предлогом. Это ни в коем случае не должно дойти до леди Анны. - Это справедливо, - одобрили молодые люди. - А вы, сэр Роберт, что скажете? - Я принимаю условие. Что ж, господа, теперь ждите, - и Сесил, не скрывая саркастической улыбки, направился вглубь зала и вскоре скрылся среди гостей. А через восемь месяцев состоялась свадьба сэра Роберта Сесила и леди Анны Рейнберк, как и было условлено. ____________ * Томас Уилсон (ок. 1560-1629) – член Парламента, автор трактата «Государство Англии в 1600 году» о различных социальных слоях населения Англии. ** Фрэнсис Уолсингем – член Тайного совета; начальник разведки и контрразведки Англии. *** Клавесин – короткий клавишный музыкальный инструмент, был в обиходе вплоть до XVIII века; в XVI веке центром изготовления клавесинов была Венеция; в Северной Европе – Антверпен. **** Песня «A Time for Us» композитора Нино Рота из х/ф «Ромео и Джульетта» (1968), зарифмованный перевод Maria Naite. ***** Павана – средневековый придворный танец, который танцуют парами, встав в две колонны. В 1612-ом году Уильям Бёрд в память о Роберте Сесиле написал «Павану графа Солсбери». ****** Бёрли-хаус – загородная резиденция Уильяма Сесила в Стамфорде. ******* Мария Стюарт (1542-1587) – кузина Елизаветы I, католичка, королева Шотландии, мать короля Якова VI – будущего Якова I Английского. Самые известные заговоры с целью возведения Марии на английский престол – заговор Ридольфи (1569-1572) и заговор Бабингтона (1586). ******** … до церковной реформы Генриха VIII… - в 1529-ом году Англия вышла из лона Римской католической церкви, и английский король стал главой новой, англиканской церкви.