Трудности сближения

Кирк никогда не считал себя невысоким, но рядом с Мёрдоком чувствовал себя маленьким. Не думал, что трахаться с начальством — это лучший путь, чтобы добиться успеха. Не ожидал от себя, что будет издавать точно такие же пошлые звуки, какие проститутки в борделе старательно выдают за стоны наслаждения. Но с одной оговоркой — ему на самом деле все это до чертиков, до подкашивающихся коленей нравилось. Они спали друг с другом сначала раз в месяц, потом — пару раз, потом — практически каждый день. Кирк никогда бы не подумал, что будет трахаться с шефом. Он утешал себя тем, что этого и не происходит. Ему больше нравится думать, что трахается он с одним Мёрдоком, а работает потом — с другим. И тот, другой, тоже дерет с него три шкуры, и Кирку это опять-таки нравится. Кирк сидит на его бедрах, глядя на Мёрдока сверху вниз и сосредоточенно расстегивая пуговицы. Между ягодиц ему давит твердый, как камень, член Мёрдока под брюками, Мёрдок лежит на спине, придавленный его телом, закинув руки за голову, лениво посматривает из-под коротких рыжих ресниц, снисходительно усмехаясь. От одного только вида вздернутых уголков губ Кирк заводится, и пальцы, вытаскивающие пуговицы из петелек, перестают слушаться. Когда он доходит до предпоследней, Мёрдок поднимает руку и кладет ее на бедро Кирка, обтянутое брюками, с нажимом проводит вверх и сжимает в ладони член, трет головку сквозь грубую ткань. Кирк вздыхает глубоко и судорожно и сползает ниже на бедра, разом заканчивает с пуговицами, ремнем, ширинкой и освобождает член Мёрдока, с удовольствием зарывается пальцами в жесткие волосы на лобке. Мёрдок — не самый чуткий любовник, Кирк не умеет трахаться тем более, но они сходятся в чем-то большем. Когда Кирк склоняется и обхватывает губами горячую красную головку, Мёрдок только бормочет что-то довольно, удерживая голову Кирка и направляя. Кирк очень старается — кто угодно бы старался, когда под его ртом сначала шумно дышит, а затем и порыкивает, дергает бедрами нетерпеливо чудовище МакАлистер, глава самой сильной и единственной преступной группировки в Ирландии. Член скользит во рту, упирается головкой в глотку, оставляя на языке вкус Мёрдока, и выпускать его не хочется. Кирк все равно знает — когда Мёрдоку надоест играться, Кирк окажется под ним. Мёрдок никогда не позволяет себе спустить Кирку в рот, и это тоже подстегивает, заставляет стараться еще усерднее, и может быть, когда-нибудь Мёрдок захочет ослабить этот тотальный контроль. Кирк не был бы собой, если бы не хотел найти лазейку и в этой броне, которая со стороны кажется непробиваемой. Он плотно сжимает губами член, прижимает его языком, выпускает и снова погружает так глубоко, как только может. Помогает руками, замедляет темп и неспешно облизывает головку, и снова ускоряется. По подбородку течет тонкой струйкой слюна и холодит кожу, и это того стоит. Кирк поднимает голову и встречается взглядом с глазами Мёрдока. Кирк пытается улыбнуться, но улыбаться с членом во рту неудобно, и он просто отводит глаза. Мёрдок предпочитает не спрашивать, где чистюля Кирк научился отсасывать так, что захватывает дух, — наверняка только нарвется на неприятности и обломает себе все удовольствие. Но иногда Мёрдоку на самом деле интересно. Его член погружается в горячий рот и выходит, влажный от слюны. Кирк иногда поднимает глаза, чтобы посмотреть на его реакцию. Мёрдок не эстет и ни черта не разбирается в прекрасном, но голубой и зеленый глаза на раскрасневшемся лице с алыми губами, прилипшие ко лбу короткие белые пряди выглядят потрясающе. Когда Мёрдок чувствует, что его скоро накроет, ему становится не по себе. Его голову уносит, как под хорошей наркотой, а Мёрдок любит всегда контролировать и себя, и ситуацию, в которой находится. Сейчас Кирк трахает его ртом, и пора бы им поменяться ролями. Он тянет за короткие взмокшие волосы, отодвигая голову Кирка — тот увлекся настолько, что смотрит на Мёрдока непонимающими, затуманенными глазами и не сразу может сфокусировать взгляд. Кирк всегда такой — слишком увлекается, когда делает свое дело, и это тоже не может не нравиться Мёрдоку. Кирк сидит на полу, раздвинув длинные ноги, привалившись спиной к дивану и полуприкрыв глаза. Главная проблема, которая всегда встает перед Мёрдоком, — остаться в брюках или все-таки потерять несколько секунд на то, чтобы их снять. Несколько секунд — это очень много, когда Кирк смотрит мутно, облизывается, отводит влажные волосы со лба и расстегивает ширинку. Воздуха в комнате не хватает. Мёрдок резко наклоняется, сбрасывает ботинки, снимает брюки, пока Кирк разбирается со своей одеждой. Голову Кирка ведет, у него ноет челюсть, а яйца сводит. Кирк смотрит, как Мёрдок стягивает трусы, видит его член, прикрывает глаза и начинает дрочить. Потому что просто так смотреть на такое — это слишком. До того, чтобы снять рубашки, дело не доходит никогда. Мёрдок вздергивает Кирка вверх, а дальше Кирк сам забирается на диван и становится на колени, прогибается и упирается локтями в жесткие подушки дивана. В кабинете у Мёрдока хороший диван, тот как будто знал, для чего его брал. Хотя наверняка знал, что уж… Ни Кирк, ни Мёрдок не любят долгие прелюдии. Кирк слышит сквозь шум крови в ушах, как за его спиной Мёрдок сплевывает в ладонь, а потом к его анусу прижимается головка и надавливает. Кирк стискивает челюсть, расслабляется и прогибается еще глубже, грудью ложится на диван. Выдыхает сквозь зубы. Вдыхает глубоко. Еще немного, и его рассудок отключится, а пока он еще пытается оценить происходящее и прочувствовать его полностью. Кирк думает, что если бы он не был собой и увидел себя со стороны, то первым его порывом было бы пристрелить эту блядь из жалости. Член по сантиметру проникает внутрь, Мёрдок стискивает мёртвой хваткой его бедра, он умеет ждать и сдерживаться — хотя никто бы не поверил. Кирк чувствует, как на пределе растягивает его изнутри. Каждый раз кажется, что он сдохнет прямо здесь, или, по крайней мере, что зубы раскрошатся в пыль. Или — что это происходит не с ним, потому что он не заслужил. Мёрдок входит до конца. Выдыхают они одновременно. По обеим сторонам от головы Кирка упираются руки, Мёрдок опускает лоб на его затылок и начинает двигаться. Назад — почти до конца — и снова вперед, и от этого Кирк дергается, позвоночник прошивает болью — словно первым разрядом, пока еще слабым. Мёрдок никогда в здравом уме не скажет Кирку, что тот потрясающе выглядит с торчащей кверху белой задницей. Что он, может быть, давно мечтал, чтобы ему вот так подмахивал гарда, стонал и вертел задом, чтобы видеть перед собой узкую спину под форменной голубой рубашкой. Да ни одна баба, самая красивая, самая опытная, не сравнится. И что никто и никогда не давал ему с таким удовольствием. Кирк стонет, сначала тихо, почти неслышно, на выдохе, потом чуть громче. Кирк не хочет шуметь, а Мёрдок сейчас был бы не против, если бы тот орал на весь штаб. Он опускает руку на член Кирка и начинает дрочить, слушая, как стоны становятся громче. Мёрдок обводит головку, и в ответ Кирк так виляет бедрами и сжимается внутри, уже почти скулит, что Мёрдок вколачивает в него член, лишь бы только эта белобрысая зараза не замолкала. Кирк и не мог бы замолчать, даже если бы хотел, а он не хочет. Он вообще уже не хочет ничего, только кончить, а еще — чтобы это не заканчивалось, а еще — сдохнуть прямо после. Ладонь у Мёрдока шершавая, грубая, в застарелых мозолях, как раз то, что нужно. Мёрдок не двигает рукой, Кирк трахает его кулак сам, сзади его трахает Мёрдок, быстро и судорожно двигая бедрами, несет какой-то невообразимый бред про его охуенные ноги и задницу и кончает, наваливаясь сверху всем весом. Кирку достаточно сжать его пальцы на члене своими, чтобы тоже кончить бурно, до тёмных перед открытыми глазами. «Отличный кожаный диван», — думает Кирк, придавленный к нему полностью, от ступней и до макушки. Ладонь Мёрдока лежит на его голове, и щека от пота липнет к черной гладкой коже. Кирк переводит дыхание, закрывает глаза. Мёрдок смотрит на его вечную складку между бровей и проводит по ней пальцем. Губы Кирка чуть дергаются в намеке на улыбку. Мёрдоку никогда не нравились ни мужские задницы, ни мужские морды, но Кирк был белой вороной и исключением из правил. Он приподнимается на локтях и тянется, чтобы поцеловать спину Кирка между лопаток. Под губами чуть влажная рубашка. Он чувствует, как Кирк напрягается под ним, но тут же расслабляется. Улыбка сползает с лица Кирка и появляется снова, уже больше похожая на себя. Господи, Кирк ведь не идиот. Он прекрасно понимает, когда можно и ничего не значит, а когда уже нельзя. Мёрдок все же, несмотря ни на что, тоже человек, и поцелуи и нежность Мёрдок себе позволяет только сейчас, когда тело и мозг расслаблены после секса. Еще минута — и они оба придут в себя. Хотя раньше не было и этого. Мёрдок встает, за ним поднимается и Кирк. Они молча одеваются, приводят себя и диван в порядок. Кирк все еще безуспешно пытается подумать, что это вообще было в конце, после оргазма, но пока ему просто нравится фантомное ощущение губ и щетины Мёрдока на своей спине. Они оба до сих пор осторожничают, до сих пор пытаются найти друг у друга границы, за которые заходить не стоит, и не находят, снова продвигаются дальше. Кирка радует хотя бы то, что Мёрдок при этом тоже испытывает неловкость. Мёрдока радует, что Кирк видит это, но не открывает лишний раз рот. — Галлахер до сих пор не расплатился за прошлую партию, но требует новую, — говорит Мёрдок, запуская пятерню себе в волосы и тряся головой, чтобы начать соображать. — Требует? — переспрашивает Кирк скептически. Он хотел бы посмотреть на того идиота, который не соблюдает условия Мёрдока и пытается качать права. Мёрдок насмешливо хмыкает в ответ. — Скажи, где они будут, и Гарда быстро прикроет его лавочку. — Перезвоню тебе вечером, — кивает Мёрдок. Кирк уже готов выйти, подходит к двери, но Мёрдок окликает его снова. Кирк оборачивается и смотрит на приближающегося Мёрдока. Кирк даже не мечтал никогда, что будет целоваться с Мёрдоком на прощание, а потом снова спешно приглаживать волосы и остужать горящие щеки, но уже за дверью.