Киберотряд

Хансль с трудом открыла глаза. Ей казалось, что она просто уснула где—то не в своем жилом боксе после очередной безуспешной попытки разнять Анберта и Килиана, отобрать у них технический спирт, которым они обычно догонялись. Она попыталась встать и охнула, почувствовав жжение в руках. Энергонаручники. Черт, дело дрянь. Она мигом вспомнила, где она и что происходит. Удивительно, но ей не было страшно. Рядом с ее камерой стоял все тот же мальчишка-слуга, который вел ее сюда и приносил ей воду. Хансль хотела окликнуть его, но голоса не было. Вместо слов она услышала приглушенный хрип. «Что это со мной?» Она могла поклясться, что когда она уснула (или потеряла сознание?), ей не было так плохо. — Его Сиятельство будет здесь с минуты на минуту, — мальчишка повернулся спиной к решетке и сделал несколько шагов вперед. — Ожидайте. Хансль при всем своем желании не могла никуда телепортироваться или сбежать. Но ожидание было уж слишком томительным. Меньше всего ей хотелось сейчас встречаться с маркизом. Она попыталась сесть и тяжело привалилась к стене. Руки затекли и словно выворачивались из суставов, причиняя ужасные неудобства и боль. Хансль могла поклясться, что совершенно не чувствует рук, они превратились в комок пульсирующей боли, отдающийся в плечах и груди. Обожженная кожа болела и чесалась, в горле пересохло, голова раскалывалась, и общее состояние напоминало жуткое похмелье. От запахов тюрьмы девушке становилось еще хуже. Ее начало подташнивать. Положение было хуже некуда. С минуты на минуту придет маркиз и ничего хорошего не произойдет. Вряд ли он мило побеседует с ней и отпустит. Такое только в сказках бывает, и то не во всех. Ханни сглотнула, борясь с тошнотой. Может, ей дадут воды еще раз? Было бы очень кстати... Дробный перестук каблуков вернул ее к реальности. Эхо отражалось от стен и высокого потолка, не давая понять, с какой именно стороны приближается обладатель подкованных сапог. Слышались чьи—то тихие голоса. Видимо, свита. Наверное, стоило принять надлежащий вид, но у Хансль не хватило сил даже сесть прилично. Ничего, маркиз не обломится, если она будет не в виде для аудиенций. В конце концов и ее не в тронный зал позвали, а швырнули в камеру. Стук каблуков стал ближе. Маркиз остановился возле решетки. За его спиной маячили три вампира, причем самого внушительного вида. Охрана? Маркиз приложил руку к замку, и свечение исчезло. Девушка поджала ноги под себя. Вот сейчас он войдет и все кончится. Может, оно и к лучшему. Избавит ее от боли, которая постепенно растекалась по груди и захватывала все тело. Да, пожалуй, будет очень хорошо, если маркиз сейчас пристрелит ее или хотя бы просто загрызет. Но, кажется, у него были другие планы. Вампир присел возле нее на корточки, внимательно рассматривая побледневшее лицо. — Мы уже встречались? — Он поднялся на ноги, и кожа его костюма тихо скрипнула. При мысли о том, из чьей именно кожи сшита его одежда, Хансль стало совсем плохо. Интересно, если ее стошнит прямо на мыски начищенных, подбитых железом сапог, это будет удачная месть за все? — Да, — девушка подняла на него глаза. Бледная, грязная, жалкая, она наверняка даже как объект для пыток производила не лучшее впечатление. Во всяком случае, сама Хансль на это очень надеялась. — Занятно, — маркиз поднялся. — Ты меня не боишься. Это был не вопрос. Утверждение. Маркиз понял это, рассматривая ее лицо, которое не выражало ничего. Ни страха, ни паники, которые так любил вампир. В мыслях у заложницы тоже было пусто. Просканировать ее не удалось, потому что сканировать было нечего. На самом деле Ханни хотела его заверить, что очень боится, потому что когда ее вели по коридору, именно так и было. Она смертельно боялась. Но сейчас она точно не испытывала страха, и это ее немного озадачивало. Девушка испытывала бурю эмоций, от отвращения до странной радости, но страха среди них не было. Даже скорее легкий интерес к происходящему. Что маркиз сейчас собирается делать? Вампир прошелся по камере, оставшись безучастным к интересу девушки, и замер у стены, что—то рассматривая, легко наклонив голову вбок. «А ведь вот так он и не кажется опасным», — подумалось Хансль. Просто красивый молодой человек: вблизи он показался ей даже младше Анберта. Выражение лица у него было скучающее, взгляд немного мечтательный, да еще и этот легкий наклон головы... Маркиз легко перекатывался с носка на пятку, рассматривая стену, будто бы находился в картинной галерее. Он выглядел расслабленным, уставшим и почти добрым. Вампир резко развернулся, и Хансль забрала все свои мысли обратно. Жестокие глаза хищника, насмешливая злая ухмылка, демонстрирующая длинные клыки. Собранный, как пружина, похожий на молодого волка, готового броситься на жертву и вцепиться крепкими клыками ей в горло. Из груди вампира вырвался низкий животный рык, и Хансль могла поклясться, что никогда не слышала звука ужаснее. Он резал слух, был глухим, низким, предостерегающим. В нем не было ничего человеческого. И ничего того, что могло бы хоть как—то походить на звук, исходящий из гуманоидной глотки. Хансль стало нехорошо, она прикрыла глаза и в это же время почувствовала сильный толчок в плечо, который прижал ее к стене. Руки тут же отозвались жгучей болью, девушка тихо взвыла, не позволив себе кричать. — Ты должна смотреть мне в глаза, когда я с тобой разговариваю. Она опасливо открыла глаза. Нога в тяжелом сапоге крепко прижимала ее к стене. Девушка поморщилась. Руки приносили множество неудобств, запястья вплотную прижались к энергонаручникам, и резкая боль от ожога заставила Хансль выдохнуть сквозь сцепленные зубы. Маркиз наклонился ниже, оперевшись локтем на собственное колено. Кожаная куртка противно скрипнула, из—под плотного рукава выглянуло кружево манжета ослепительно-белой и такой неуместной здесь рубашки. — Больно? — Маркиз, кажется, всем весом навалился на ее плечо, вдыхая запах обгоревшей плоти и с наслаждением прислушиваясь к хрусту кости. Хансль закричала, понимая, что этот ужасающий звук издает ее кость. Сначала она ничего не почувствовала, но затем острая резкая боль сковала плечо, огнем пробежала по груди и взорвалась почему—то под лопаткой. В глазах потемнело, Хансль стала проваливаться в темноту, стараясь ускользнуть от болевых ощущений, но что-то выдернуло ее обратно. Она тяжело дышала, плечо сместилось вперед, причиняя помимо боли еще и неудобства. Маркиз стоял рядом, улыбаясь, словно ничего не произошло. — Ты регенерат? Очаровательно, ma chérie... Хвалю твою стойкость, ты держишься лучше своих собратьев. Продолжим? Как думаешь, если я сначала вырву тебе глаза, ты сможешь так же легко это выдержать? Он сделал резкое движение вперед, Ханни не успела его увидеть, и ловкие длинные пальцы замерли в миллиметре от ее глаза. Девушка затаила дыхание, стараясь сохранить спокойствие или хотя бы невозмутимый вид. Но лицо исказил страх, а в горле собрался тугой комок. Хансль понимала, что сейчас заплачет, впадет в истерику, а маркиз только этого и ждет. Сопротивляться она все равно не может. По коже побежали мурашки. Сердце бешено стучало о ребра, казалось, оно сейчас выпрыгнет из груди, разорвав грудную клетку, и избавит маркиза от необходимости этим заниматься. Холодные пальцы коснулись ее века и Хансль замерла не дыша, боясь моргнуть или зажмуриться. Сейчас ее действительно сковал ужас. Маркизу нужно было чуть—чуть сжать пальцы и потянуть вперед, чтобы глаз остался у него в руках. — У тебя красивые глаза, — почти промурлыкал вампир. — Пожалуй, будет жаль лишиться их так скоро. Ты так не думаешь? Он убрал руку, улыбаясь почти ласково, внимательно рассматривая ее лицо. — Запах человеческого страха... Он пьянит больше крови. Холодные пальцы коснулись ее щеки, погладили почти ласково и резко впились в сломанную ключицу. Хансль скрутило судорогой, она закричала, больше не борясь со слезами. От резкой боли желудок подкатил к горлу, Хансль сжалась в тугой комок, пытаясь побороть тошноту. В голове стоял плотный туман, перед глазами плыло и темнело, но маркиз то и дело ловил ее взгляд, возвращая в сознание. Кривая улыбка вампира теперь вселяла в нее дикий, леденящий кровь ужас, животный страх перед неизвестным, перед болью и более сильным хищником. — Такие хрупкие косточки... — вампир медленно облизнул пальцы, испачканные в крови, пропитавшей китель. — И так легко ломаются... Что скажешь, если я сломаю тебе руку? Или ногу? Или, может, пару ребер? Одной рукой он легко поднял Хансль за шиворот кителя, как котенка, пальцами второй впился в бок, разрывая ткань, кожу и мышцы. Хансль забилась в его руках, крича до хрипа, извиваясь и пытаясь вырваться, пытаясь сбежать от боли, которая обжигала всю правую сторону тела огнем. Маркиз рассмеялся и отбросил ее от себя. Девушка с хрустом ударилась о стену, и крик оборвался. Маркиз медленно подошел к ней, опустился рядом на колени и приподнял ее голову за подбородок. Девушка была без сознания, из разбитого виска текла струйка алой крови. Маркиз глубоко вдохнул тонкий металлический аромат с примесью диких цветов и трав. Убрал волосы с раны, глядя как затягивается кожа. Трещина в кости, в этом вампир был уверен. Он разорвал тонкую кожу ногтями, развел до кости, убеждаясь в своей догадке и зачарованно глядя на то, как трещина становится меньше с каждой минутой. Для этого приходилось постоянно раздирать кожу, но зрелище было потрясающим. Трещина исчезла, и вампир позволил коже затянуться. Прислушался к тихому сердцебиению. Хансль все еще была жива. Вампир усадил ее у стены, легко похлопал по щекам, возвращая в сознание. Девушка пришла в себя с хрипом и кашлем, вздрагивая всем телом. На губах от кашля выступили капли крови. Маркиз судорожно облизнулся. — Продолжим? Хансль отшатнулась от него, что—то беззвучно шепча одними губами. Маркиз самодовольно улыбнулся и расхохотался. — А ведь еще можно отрезать тебе руку. Хочешь, чтобы я отрезал тебе руку, дорогая? Или может, придумаем что-нибудь более интересное? Он наклонился к ней, заглядывая в глаза. — Но на десерт я буду доставать из тебя каждый орган. Или сниму кожу. Но нет, ты не умрешь! — он рассмеялся, глядя в растерянные и испуганные глаза девушки. — Поверь мне, просто так ты не умрешь... Тебе страшно? Скажи мне, тебе страшно? Вампир наклонился к ней ниже, мазнул носом по шее, как пылкий влюбленный, и впился длинными клыками в кожу, разрывая ее, добираясь до пульсирующей артерии. Хансль закричала, забилась, пытаясь оттолкнуться от вампира. Она почувствовала, как гадко и мерзко тянет низ живота. Сильно, по-женски. Почти забытые ощущения. Волна боли от живота разлилась вверх, к груди, сдавила сердце и выбила дыхание из легких, заставив всхлипывать и скулить. Боль, казалось, наполняла каждую клеточку, разрывала мышцы и дробила кости, превращала кровь в едкую кислоту, разрушающую вены. Хансль закричала до хрипа, закашлялась и почувствовала, как силы вместе с жизнью покидают ее алым потоком. Выдержать это она не могла. Подобную боль ей еще никогда не доводилось испытывать. Она могла стерпеть многое, ее учили, что привыкнуть можно к любой боли, но эта агония не была похоже на то, что может вызвать привыкание. Боль ушла так же внезапно, как и появилась. Не болела даже сломанная ключица и разорванный бок. Не было никаких ощущений. Пустота и легкость. — Тебе страшно, скажи? Вопрос. Кажется... слова были знакомые, но смысл ускользал от понимания, извивался как змея и блуждал по мыслям. Хансль не могла сосредоточиться на чем—то одном, каждое слово приобретало форму, объем, размер, цвет. Перед глазами плыли цветные круги, а лицо маркиза расплывалось, расходилось в стороны. Фиолетовые глаза светились слишком ярко, Хансль смотрела в них, смотрела и думала, а можно ли в них утонуть? Фиолетовое море... Бывает ли море фиолетовым? Наверное, если синюю-синюю воду разбавить ужасно красной кровью... Тогда получатся глаза маркиза, и в них можно будет утонуть… Хансль казалось, что реальности не существует. Она от нее оторвана, подброшена, висит где—то между сном и явью, а лицо маркиза напротив ее глаз — это побочный эффект, обрывок чьего-то чужого сна, не ее... И так легко и свободно, без боли... Маркиз сидел на корточках рядом с девушкой и внимательно смотрел, наблюдал за ней. Ее реакция на боль была получше, чем у многих им встреченных людей: она кричала, скулила, звала на помощь, хрупкое человеческое тело выгибалось в агонии, но оставалось в сознании. Да, когда с хрустом разломилась ключица, медленно, подчиняясь нажиму тяжелого сапога, Ромио пришлось выдернуть девушку из обморока, в который она уже начала проваливаться. Но вампир и не рассчитывал на то, что человек сможет выдержать боль от медленно ломающейся кости. Но то, что происходило сейчас, выходило за рамки ранее им виденного. Девушка смотрела на него, глупо улыбалась, разглядывала его глаза и что—то шептала. Что—то про синюю воду и кровь. Такое поведение было типично для умалишенных, но маркиз твердо знал — он не сделал ничего такого, что могло в такой короткий срок лишить ее рассудка. Не солдата элитного человеческого подразделения. Не женщину, которые всегда под пытками держались дольше. Он наклонился к ней, провел пальцами по виску, собирая капельки пота, и вдохнул запах. Ничего особенного, обычный человеческий пот, обычный запах, вперемешку с едва уловимым даже для вампира запахом. Запахом, который совершенно не чувствуют люди. — Лизергин… — вампир поднялся на ноги, бросил короткий взгляд на Хансль. Девушка закатила глаза и завалилась на бок, продолжая глупо улыбаться. Вампир вышел из камеры, махнул рукой своей свите. — Приведите ее в порядок и очистите от этой гадости. Завтра она нужна мне здоровой и восприимчивой. Три вампира молча поклонились, и маркиз, круто развернувшись на каблуках, ушел в другую сторону коридора.