Тьма подземной ночи.

Почему одержимые продолжают хвататься за свою жизнь? Никто, увы, не знает ответа на данный вопрос. Но мне кажется, что в глубине души каждый из нас понимает, что все, чего хотят одержимые, всего-то хорошей жизни, потому как они все равно считаются людьми. Какими бы сильными не являлись те самые «одержимые», они все равно останутся простыми смертными, чтобы не произошло, все мы останемся разумными существами, которые цепляются за свою жизнь. Оттого мы и желаем продолжать существовать в этом мире, и хотя нас отрицает общественность и считает чем-то скверным, нас это не волнует, так как для самих себя мы продолжаем являться разумными существами, даже если давно уже сошли с ума. Когда я в очередной раз посетил дом Каре Кайэ, мне казалось, что ничего не изменится. По правде говоря, все так и было. На лице демона передо мной сияла красивая улыбка, которая заставляла мое существо содрогнуться. Конечно, его величие заключалось в его великолепии, дьявольски-прекрасное антропогенное существо возлежало на огромной кровати с балдахином, накрыв себя светлым одеялом, и глядело на меня перламутровыми глазами, которые были похожи на прозрачную гладь зеркала. Я выдохнул. Смотреть на обворожительную красоту демона то же самое, что обрекать себя на гипнотическое внушение. - Арика, сегодня ты слишком рано. Томный взгляд из-под челки, он смотрел в мое лицо так, будто искал ответа на какой-то вопрос, но в тоже время я видел, как улыбка, скользящая на детском лице, стала шире, и демон искушающе улыбнулся. Всегда чувствую себя не в своей тарелке перед двуличными людьми, правда. Сложно говорить, когда ребенок перед тобой видит тебя насквозь. Я сидел на удобном диване, возложив единственную руку на мягкую опору, и оглядывал взглядом темное здание, в котором я находился. Пол в шахматную клетку, плотные стены, будто сковывающие в свои тиски, огромный возвышающийся потолок, в нем будто купались яркие лучи солнца, похожий на аквариум, но в то же время являющиеся чем-то иным. Здание, которое нисколько не было похоже на старые английские особняки, это ничто иное, прекрасное дополняющее к сей картине был молодой демоненок, который был прекрасен как маленькая кукла, и в то же время опасен. Он охотник, а охотники желают поймать свою дичь в плотные сковывающие путы и полностью сломить дух своей жертвы. - Какая разница. Эх, черт, сегодня мне хочется спать. Помимо моей воли глаза стали закрываться, сознание объяло темной пеленой, и я задремал. Голова склонилась на бок, я рухнул на мягкую поверхность дивана. Краем глаза, пока еще не окончательно отключился, я видел искривленное недовольством лицо Каре Кайэ, который, вроде бы, давно уже должен был смириться со сном, который иногда накатывал на меня. Все это напоминало мне нарколепсию, но я никогда не болел ничем подобным, скорее... это был какой-то сверхъестественный феномен либо же последствия от того, что я теряю память каждый вечер. … Я очнулся. Наконец, приподнявшись на локте, я протер заспанное лицо и зевнул, легко и непринужденно потянувшись. Затем... взгляд мой столкнулся с абсолютно ничего не выражающим, холодным и пронзающим лицом моего работодателя. От сего взгляда почти белоснежных глаз, похожих на снежные, я покрылся мурашками. Мне казалось, что воздух стал намного холоднее, чем раньше, солнечные лучи больше не согревали обитель Каре Кайэ, здесь стало так пасмурно, и мне показалось, что на помещение влияет настроение хозяина. Когда это существо обратило на меня свой ледяной взор, я выдохнул, ожидая, что очередного выговора мне не избежать. - А, прости, Кайэ, я снова заснул. Я неловко рассмеялся, делая вид, что мне все равно, но в другое время я чувствовал какое-то напряжение, которое поглощало мое сознание с корнем. Я чувствовал, как кровь приливает к коже, чувствовал, что мой пульс участился, а сердце бешено колотилось в груди. Я так чувствовал себя часто, потому как никогда не боялся. Защитная реакция организма или же нечто иное, я не знал этого, я был уверен, что и в самом деле слаб перед этим, на первый взгляд, беспомощным существом. - Итак, Исидзуэ-сан, вы готовы понести свое наказание? Да, он снова говорил со мной сугубо в формальном тоне, и от твердости той фразы, с которой он ее произнес, я почти ощутимо почувствовал себя сломленным. Я и правда нарушил договор в очередной раз и уснул на весь день, но кажется, именно Кайэ говорил, что я не виноват в этом. Хотя повадки бесенка были в полной мере мне знакомы, я все равно не понимал, почему он сказал мне такое. Хотя ладно, я был не против продолжить нести на себе бремя. Мой выдох был ознаменованием начала кошмарного дня. Когда я вновь заметил улыбку на устах демона, мне уже было все равно. Определенно точно, все равно. Темные шелковистые пряди разметались по тонким плечам демона, сам он возлежал на ложе, кутаясь в пуховое синее одеяло, одетый в хлопковую пижаму, которая была доступна лишь выходцам из относительно богатых семей, на вид красивое антропогенное существо, пол которого невозможно определить, взглянув лишь на его внешнюю оболочку. Плотно стиснутые тонкие губы, прекрасно гармонирующие на детском кукольном лице, фарфоровая кожа без единого изъяна, прекрасное тонкое тело. Это внешность прекрасной девушки, но никак не паренька, однако не удивительно, ведь это существо не просто человек, а демон. Недаром говорят, что красота губительна, в нашем случае за прелестной оболочкой скрывается равнодушное к другим существо, которому нравится наблюдать за падением личности. Я все еще не мог разгадать сущность этого демона, да и кажется, мне это не под силу. - Конечно, готов, вот только что мне грозит? С усмешкой я задал этот вопрос, нагло оперившись на спинку дивана. В то же время на лице существа, что пристально смотрел на меня, появилась улыбка, что пронзила меня в самое сердце. Я почувствовал, как абсолютное равнодушие сменяется смятением. Я скосил взгляд в сторону, тяжело выдохнув, у Исидуэ Арики не было никакого желание продолжать бессмысленные перепалки с демоном, поэтому я предпочел спокойно принять свое наказание, невзирая на то, что меня ждет. - Ничего, всего-то ты не сможешь покинуть это место, пока я не пожелаю... Стоп! Стоп, стоп, стоп... это значит, что я не смогу покинуть место работы даже после окончания рабочего дня? Где тут смысл? Значит ли это, что я никогда не смогу покинуть обитель Каре Кайэ, если не подчинюсь его правилам. Ах ты, демон, грязно играешь, я понимаю твой ход мыслей. Пробыть здесь долгое время тоже самое что встать на путь хикикомори, тоже самое, что в принципе и происходило ним самим, однако я кое-что недопонимал. Если я попытаюсь покинуть это место, значит я умру? Получается, игнорировать прихоти демона я не имею права? Вот черт, я играю с огнем, однако без какой-либо тени страха, я кивнул ему, а на лице моем, прежде выражающим лишь равнодушное отношение ко всему миру, бледной тенью промелькнула ухмылка. Хорошо, сыграем по твоим правилам, бесенок. - Что ж, Арика, начнем нашу игру... Хорошо, первое правило игры: ты не имеешь права покидать эту комнату, пока не выиграешь, второе правило: если ты не подчинишься моим приказам, я лишу тебя жизни. Тебе все понятно? Он говорил это все на полном серьезе, прекрасные, бледные глаза, холодно взирали на мое лицо, которое вновь приняло прежнюю маску безразличия. Я понял, что смотря на это существо, медленно начинаю терять рассудок, потому как мне казалось, что в этих глазах я видел свое собственное отражение, прозрачная гладь зеркала, по которой скользили бледные тени, яркое пламя зажглось и в моих глазах, после чего, громко рассмеявшись, я окончательно решился. - Мне это нравится. Я согласен на твои условие, Кайэ. Поиграем же. Мой голос, который звучал почти как шипение, едким газообразным веществом поглощал нагнетенную атмосферу, которая царила в этом месте. Я спокойно продолжил наблюдать, как уголки губ Каре Кайэ чуть дрогнули от негодования моей реакцией, но затем, он снова улыбнулся, склонив голову на мягкие подушки. - Арика, все же ты такой забавный. А-ха-ха-ха. Он рассмеялся, но я не видел в сложившейся ситуации ничего веселого. Демон же спокойно проговорил. - Итак, твое первое условие, Арика, расскажи мне интересные истории, которые ты знаешь. А? Он не мог придумать условие, которое будет казаться еще сложнее? Черт, я не понимаю образ мыслей этого существа. Спокойно, спокойно, Арика, у тебя есть преимущество, если все остальные условия будут похожи на это, то смею предположить, что игра будет за мной. Я не понимаю, чего он добивался, неужели он старается выяснить от меня какую-то информацию или что-либо в таком роде? Нет, он сказал историю, это значит, что я могу говорить настолько же спокойным голосом. Но отчего-то я не мог поверить, что демон может быть настолько лояльным, чтобы так легко отыграться на мне. Вот черт, что если я слишком много думаю, а на самом деле он лишь забавляется со мной. Что делать? Отказать или согласиться? Отказ карается смертью, а значит, все, что мне остается, это рассказывать ему эти самые «истории». - Ладно, я расскажу тебе, но почему именно «историю»? Каре Кайэ перевел взгляд к потолку, где плескались огромные рыбы, плавающие в этом наполненном водой резервуаре, а затем, его голос эхом раздался по всему помещению, до дрожи, до невообразимого смеха пронизывающего все мое сознание. Я был в абсолютном восхищении, просто пребывая в восторге от одного лишь того спора, который бессмысленно переходил к борьбе за мою собственную жизнь. И я не боялся. Меня колотило лишь от возбуждения к началу игры, вот что я хотел! Хотя бы какого-то развлечения в своих скучных буднях. - Потому что это весело. Ознаменование начала всего-то нового. Течение жизни сменилось замершим временем. Маленькая стрелка часов замерла на месте, воздух стал настолько ледяным, что я даже чувствовал тот адреналин, заставляющий бурлить кровь в своем теле. Ах, ах... тяжелое дыхание. Одно на всех. Наше дыхание сливается воедино и подавляющая тишина обвивает меня своими путами, заставляя лишь приоткрыть рот, а потом... все стихает и я вновь вижу лучи солнца, что озарили подвал. … Я спокойно продолжил всем своим существом ощущать давление воздуха, а после этого я потянулся и решил начать рассказывать историю. … Я жил в одиночестве все свои дни. Когда я пошел в начальную школу, светило яркое солнце. Я был уверен: это начало новой жизни, начало всех начал, я смогу... смогу продолжить общаться так же, как делал это в детском саду, когда сверстники, несмотря на мою застенчивость, подходили ко мне и начинали разговор первыми. Я держал маму за руку. Первый раз, когда я вошел в ворота своей огромной школы, мне казалось, что ее величие давит на меня и сжимает в тиски. Я сильнее ухватился за руку своего родителя и прижался к материнскому теплу всем своим телом. Маленькое, безвольное тело тряслось от негодования, когда я пересек коридор школы. Множественное количество кабинетов, тихие, удручающие, одинокие коридоры, лестничные площадки, которые одиноко приветствовали новичков, и я, со слезами на глазах не решающийся пересечь эту черту. Когда я отпущу родительскую руку, я стану совершенно взрослым, на меня взвалится огромная ответственность, еще будучи ребенком я чувствовал ту тяжесть, что взвалилась на мои юные плечи. Я не желал терять того, что у меня было, я не желал отпускать родительскую руку, я всю жизнь хотел скрываться за чужими спинами, нуждаясь в материнской опеке. И в тот момент, когда моя ладошка отпустила руку матери, я почувствовал, как что-то внутри меня оборвало нить привычной жизни. Мать удалялась по коридору, я слышал громкий стук ее каблуков по покрытию пола, после чего она окончательно исчезла, даже ее тени не было видно, и тогда я окончательно сломался. Ребенок, что застенчиво постучал костяшками пальцев по двери, где, как казалось маленькому ребенку, скрывается новый, неизведанный мир, боялся издать звук громче. Нет, не так. Я просто не желал входить. В тот момент я пугливо закрыл свои глаза и взмолился: пожалуйста, не открывайте. Я не хочу входить. Пожалуйста, проигнорируйте меня. Мне хотелось развернуться и побежать к матери, обнять ее и сказать, больше никогда не отпускать мою руку, но я просто опасливо стоял у двери, боясь прикоснуться к металлической ручке. И затем... коридор наполнился ярким солнечным светом, а передо мной предстал неведомый гигант в строгих очках, который равнодушно оглядел пришедшего, не подавая абсолютно никакой реакции на мое прибытие. Сердце начало бешено колотиться в груди, мои колени затряслись, а ноги подкашивались, мне хотелось разрыдаться от одного этого пронзительного взгляда, смотрящего на меня не больше, чем на какую-то блошку, которую в любой момент можно было раздавить. Я хотел извиниться за опоздание, но из горло не вырывалось ни одного звука, мне казалось, что в тот момент я стал нем и забыл что есть такое понятие говорить, я просто отстраненным взглядом смотрел на тот ужас, что ожидал меня за дверью. Множество парт-гигантов выстроились в ряд, а за ними с точно такими же равнодушными ко мне взглядами восседали мои сверстники, на лицах некоторых из них я видел полное презрение ко мне, и когда я попал в этот ад, то понял, что не могу остановить слез, хлынувших из моих глаз. Такое первое впечатление о себе я оставил для своего класса. … - Кто знает? Я слышу режущий учительский голос. Взглядом из под стекол своих строгих учительских очков он искал, на ком из учеников он мог бы отыграться. Сидя за партой, я прикрылся учебником так, чтобы никто не смог меня увидеть, наивный я считал что если продолжу тихо и незаметно сидеть в классе, то не привлеку ничьего внимания. Японский язык я правда не мог понять, еще с детства, когда мне пытались привить банальные навыки чтения и письма, я ничего не мог понять. Мне просто было не дано, зато еще с раннего детства я очень хорошо умел считать, даже думал, что продолжая в таком духе, я смогу стать профессором. Мама смеялась, слыша мою мечту, гладила меня по голове и топорщила волосы. Она любила меня. Мама была единственным человеком, которая понимала меня. И в момент, когда я потерял ее руку, вся моя жизнь была сломлена. - А, ХХХ-сан, вы не желаете прочитать? Услышав свое имя, которое было произнесено в такой формальной форме, я не на шутку вздрогнул, после чего почувствовал на себе пронзительные взгляды всего класса. На меня смотрели отовсюду. Я ощущал их пристальные, озлобленные взгляды за спиной, слева, справа, некоторые из них даже пытались прочитать мои эмоции, а среди всего этого хаоса стоял гигант, который позволил окружающим взирать на меня. Он строго поправил свои очки, после чего снова посмотрел на меня, тогда меня забило в ознобе, и я почувствовал, как слезы вновь наворачиваются на глаза. Кто-нибудь! Пожалуйста, спасите меня. Нет, нет, просто не смотрите на меня. Умоляю. Я прикрыл свое лицо книгой и ощутимо вздрогнул, когда почувствовал холодную, грузную ладонь на моем плече. ААААааааааааааа. Я почти закричал, но вовремя зажал рот рукой. После этого случая в классе родителям было велено пригласить ко мне детского психолога. Когда точно такая же женщина, чей взгляд почти убивал во мне человека, смотрел на меня, я терялся и не знал, что сказать, но медленно я привыкал к таким разговорам и через месяц смог спокойно посещать занятия. Но осадок в душе остался навечно. Когда я смотрел на смеющихся за партами детей, которые в корне различались от меня, то чувствовал себя тоскливо и одиноко. Они разговаривали о играх, о том, как вчера играли во дворе с огромной псиной, больше похожей на овчарку, но являющуюся обычной дворнягой, я никогда не прислушивался к их общению. Я чувствовал, что далек от всего этого, у меня были те же интересы, что и у них, но я не мог никому рассказать, так как боялся нарушить молчание, постоянно царившее за моей партой. Когда я приходил домой, я выполнял все задания и одиноко падал на кровать. Мама перестала обращать на меня внимание, отдавшись работе, отец никогда не говорил со мной, поэтому и ужины наши проходили в той же хранившейся тишине. Даже сидя в своей комнате на кровати, поджав к груди маленькие побитые коленки, сказались ушибы от множественных неуклюжих падений, я просто в одиночестве смотрел на белые-белые стены и искал в них хоть какой-то смысл. Но, увы, белый лист он оттого и пуст, потому как на нем ничего нет. И я такой же. Пустой человек без какой-либо жизни. Думая об этой истине, я зажимал лицо руками и чувствовал, как поверхность кожи на ладонях наполнялась горькими слезами безысходности. Прости меня. Прости меня. Прости меня. Так я извинялся сам перед собой. Я боялся подойти к зеркалу, так как знал, все что я там увижу это невзрачный ребенок в стандартной школьной форме с огромными кругами под глазами от постоянных депрессий, слез и недосыпа, бледный как мел, ребенок, который больше походил на мертвеца. Таким я был. После этого я понял, что у меня не хватает сил жить. Нет, просто вставать по утрам и жить в школу не есть правильная жизнь, я ни от чего не получал радости, вся моя жизнь была сплошным адом, я корил сам себя, что я так слаб, но даже в своей слабости мне не на кого было положиться, никто не мог протянуть мне руку и вытянуть из той глубокой ямы, в которой я увяз. Нет, скорее это было вязкое болото, которое с каждым днем затягивало меня все сильнее. Я задыхался. Прекратите, прекратите, прекратите! Я кричал, не знаю на кого, я злился, не зная за что, вот так я и начал свою иную жизнь. Ребенок просто смотрел в окно, думая о разном. Больше никто не желал мне верить, все отвернулись от меня, мне было больно смотреть как они смеются вновь и вновь. Моя безликая маска безразличия была непохожа на младшеклассника. Я не был умудрен каким-то опытом, я просто не чувствовал надобности в своей жизни, я продолжал спокойно смотреть в окно, где качались кроны деревьев от южного ветерка, а там вдалеке казался бескрайний горизонт. Как бы мне хотелось оказаться там, по ту сторону границы, где не будет людей. Я не любил гуманитарные науки. Они давили на меня, я не понимал их, сколько бы книг я не перечитывал, я не понимал сути прочитанного, но когда нам давали формулы, я мастерски видоизменял их, я решал уравнения так, будто бы сразу знал ответ, но всем было все равно, даже учителя махнули на меня рукой, общаясь лишь с приятными им учениками. Моя душа одиночки изнывала от ежедневного груза, что свалился на мои плечи. Я снова и снова возвращался домой и плакал так, будто кто-то унизил меня, но на деле лишь только их молчание и то, что я был пустым местом для окружающих, было для меня хуже любого унижения. Я ломался с каждым днем все сильнее. Мне никто не желал сказать и слова, для них я был всего лишь странным типом, с которым не было никакого смысла в разговорах, иными словами, бельмом на глазу. «Лучше бы тебя вообще не существовало», - вот что я видел в их безразличных масках. Боль в моей груди сковывала все тело и я уже не мог ничего, кроме как рыдать от своего бессилия, и в то же время приходить на уроки с мыслями, чтобы все это закончилось как можно быстрее. Я видел на их лицах застывшие улыбки, они доброжелательно относились друг к другу, но в то же врем, даже будучи детьми, стоя между лестничным проемом, они осуждали того, кому в лицо только что говорили лишь лестные слова. Лицемеры. Но я не имел права отрицать их, ведь я был никем, лишь тенью человека, что живет с неясной целью. Их чувства были подобно расцветающему цветку, но на деле лишь гнилым стеблем. Я боялся общения. Боялся, что рано или поздно меня ждет тоже самое. Я слышал, что человек не может развиваться без общения, что, тогда как же я проживаю эти дни снова и снова, проклятым роем преследующим меня. Наверное, мне стоило вести себя как и все. Притворно улыбаться друг другу, тошнотворно врать о своих чувствах, делать вид, что вы не безразличны друг другу, наверное, я был неправильным ребенком, который не мог принять этот неправильны мир. Пусть все сгниет уже, наконец! Даже несмотря на свое безразличие к окружающему меня миру, я не понимал, для чего тогда Бог наделил меня этой жизнью, для чего мне одухотворять себя, становиться чище, если весь мир и так прогнил до основания. Я не понимал принципа бытия, в книжках все было написано иначе, психолог говорил мне о ином, но я не мог понять, что мне сделать, чтобы стать таким же как все! И зачем нам вообще эти души, если мы только уничтожаем их своими собственными грехами! Почему? Почему, даже зная личину общества, я не могу без него, почему же мне день ото дня так тоскливо и одиноко? Я не смотрел на доску, где японскими иероглифами было написано: «мир». Никакого мира нет и не существует! Правда.. правда... нет. Поэтому я не видел смысла в его толковании, просто опускал руки. Мне было не дано понимать гуманитарные науки, все это было не для меня, поэтому я перестал пытаться понять истинность предназначения языков и литературы. Кто же? Кто же смел обречь мое сердце на такие страдания? Кто изменил цвет моей души в этот грязный, черный цвет? Кто посмел?! Я знал, что могу решить любое уравнение, я понимал, что истинность смысла в этом, но в то же время... я не знал, кто душил меня изнутри плотно сковывающей веревкой, резал ножом по сердцу с такой болью, что хотелось просто рыдать и рыдать, снова и снова... пока град из слез не прекратится и я стану простой бездушной куклой. Мне казалось, что вся моя жизнь неправильна, неправильна в плане того, что я знал, что так продолжаться больше не может. Я терял часы в попытках узнать, почему же я так считаю, в то же время до меня дошло осознание того, что я живу в безволии, как птица в клетке, но почему же? Скажите, пожалуйста, скажите мне, как понять все это! Год пролетал за годом, я продолжал усердно пытаться выжить в этом суровом мире, где мне не было места. Родители больше мне ни слова не говорили, они никогда не ругали меня за плохие оценки, но и не хвалили за успехи. Я прекратил участие в олимпиадах и конкурсах, я предоставил все свое существование серым будням, дом, школа, дом. Так я жил, снова и снова рутинно повторяя этот цикл. Мне было страшно жить, я боялся сломаться, но в то же время стал гораздо реже реветь в подушку, ибо от всего этого мне было еще хуже. Я не вступал ни в один кружок и когда солнце уходило за облака и в небесах поднималось яркое зарево, с наступлением заката, я отправлялся по длинной холмистой дороге по направлению к дому, повторяя все в точности, будто под гипнозом. Я не делал попыток смотреть на себя в прошлом. Мне было все равно. Я чувствовал, что потерял всякую волю к жизни, но гордость, стоящая мне поперек горла, мешала мне начать жизнь заново. Я ошибался, отступался, терялся, падал, но никогда не поднимался. Я был слишком слаб, чтобы поднять свой взор вверх и посмотреть на жалкого себя, который влачил свое бессмысленное существование в догадках, а почему же он такой. А ведь... Я окончательно забил на все, меня перестали волновать даже точные науки, я полностью погрузился в темный мир, который создал в подсознании, и в самобичевании не замечал, как летели дни и мое положение дошло до критической точки. Я перестал понимать, кто я. Родители на жалобы учителей и придирки к моим «успехам» только спокойно отмахивались, говоря что у них и без меня проблем много, и вскоре даже учителя забыли, что я вообще существую в их классе. Я слышал все их разговоры и вновь рыдал. Жалкий, жалкий я, не мог продолжать жить. Пожалуйста, убей себя. Пожалуйста, прекрати страдать. Я слышал чей-то голос в своем подсознании, он умолял меня, наконец, наложить на себя руки. Когда я брал нож в руки, то тут же в страхе отбрасывал его на землю. Я слишком боялся. Я не хотел умирать. Нет, я не мог убить себя. Так как был слишком слаб как по жизни, так и в попытках суицида. Я вообще ничего не мог. Я больше не мог видеть слово «мир» на той самой учительской доске. Видя иероглифы с этим словом, я в истерике убегал из класса и зажимался в кабине туалета, навзрыд рыдая, вспоминая те самые осуждающие меня взгляды. Господи, Господи, я больше так не могу... Не могу. Спасите! Спасите меня! Моя жизнь слишком слаба для того, кто должен жить. Мое сердце, моя душа, все это было запятнано черными пятнами, расходившимися по всему телу, мне казалось, что что-то невидимое разрушает меня изнутри, сдавливает мое горло невидимые руки, они причиняют боль, они хотят не убить, а нанести увечья. Душевные муки ни на секунду не оставляли меня, а я только продолжил самобичевание и бессмысленные рыдания. Я больше не мог решать. В моей руке мел крошился, как и моя бездумная жизнь, и я просто ломался прямо перед всеми. Я рыдал, молил, кричал, вопил, хрипел, хватался, но все лишь стали сторониться меня, боясь или же презирая мою слабость. И я не спорил. Продолжая влачить себя к миру, я ломался с каждым шагом, пока не остановился и не прекратил движения, а слезы на щеках не высохли. И я забыл об своей жизни. Я забыл как дышать. Я забыл, что в тот день запер дверь на щеколду, что родителей нет дома, я просто вдохнул воздух в легкие и уснул. Во сне я видел свою собственную тень. На лице ее ничего не было, просто моя фигура, бледная, как смерть, мне даже подумалось, что лапы смерти наконец решили схватить меня, но в то же время я видел, как он тонкими костлявыми пальцами впился в шею, и проговорил. - Кто твое сердце и душу обрек в черный цвет? Ты знаешь ответ! Я вскрикнул и проснулся. Слезы сами по себе моросили кожу, а я не знал, что делать со своей слабостью и просто сдался, безвольно пустив птицу в небесные широты. … - Вот и вся история! Я проговорил это шепотом, а Каре Кайэ передо мной изумленно раскрыл наишикарнейшие (как бы их описал я) глаза. - О, даже не знал, что люди бывают такими глупыми. Спасибо, Арика, ты открыл мне еще одну грань человеческой души — неприкосновенная слабость. …. Вообще-то это история была не смешной, но на лице демона играла довольная улыбка, будто только что я рассказал ему интересный анекдот. - Эх, вообще-то я не сказал ничего веселого. Я с трудом выдавил из себя эту фразу, после чего, отвернувшись, я сделал вид, что задумался. Хм, что же мне рассказать следом? Я не понимал, зачем Каре все эти истории, но, наверное, он просто старался понять человеческую натуру. Но для чего? Я не знал никаких историй о одержимых, которые были бы неизвестны этому демоненку, но зато я был умудрен опытом, а оттого мог рассказать ему множество услышанных историй от простых людей. Хотя себя я тоже причислял к обычным людям, да, кажется. - Арика, я хочу услышать историю из твоей жизни. Каким ты был в молодости и чем занимался? Вообще-то это мое дело, и я не хотел рассказывать о том, что творилось в моей жизни, но раз уж таково было условие Каре Кайэ я не имел права для отказа. Хотя если только рискнуть ради своих тайн жизнью, но мне как-то не хотелось так глупо умирать. Я поднял голову вверх, где в наполненном водой резервуаре отражалось, похожее на лунное, свечение, я долго и пронзительно вглядывался в водное пространство, после чего лицо тронула немного саркастическая улыбка. Взгляд вновь пал на совершенное существо, лежащее на кровати, и я поудобнее устроился на софе. - Хорошо, тогда слушай внимательно. Эта история будет о бейсболе. … В школе я любил бейсбол. Я мог не только отбивать мячи, но и являлся одним из лучших беттеров. У тренера не было ко мне никаких придирок, так как я идеально исполнял роль питчера, роль беттера, а так же был неплохим аутфилдером. В общем, даже если мои увлечения не захватывали мой дух, я чувствовал, что одарен некими признаками хорошего игрока. В младшей лиге я был четвертым отбивающим, поэтому довольно часто игра переходила из командного типа в соревнование между питчером и беттером. Я зачастую зацикливался на второстепенных вещах, забыв о более важных деталях. Исидзуэ Арика не любил, когда в начальной школе на его беттинг свободно смотрели взрослые, ему казались безупречными те подачи, против которых он «сражался». Как бы сказать, я чувствовал, что тех нагрузок, которыми «награждал нас тренер», не хватало, но я нисколько не старался стать лучше. Я зачастую забывал о бейсболе, потому как он был для меня лишь средством развлечения. В отличии от многих, кто вкладывал в эту игру «в мячик», всю свою душу, я просто играл от души потому что мне это нравилось. Может это прозвучало слишком дерзко, но я ко всему относился спустя рукава. Впрочем, сейчас ничего не изменилось, я всегда был равнодушен к второстепенным вещам, так же было и в детстве. Играя в младшей лиге, я заметил, что мой беттинг уступал многим сверстникам. Нет, точнее парочке из них, но все-таки... местами меня охватывала такая зависть, что держа в руке маленький белый бейсбольный мяч, я чувствовал как злился. Я не хочу играть в бейсбол. Честно говоря, порой я так думал. Глупая игра один на один между питчером и беттером, но я не понимал одной простой правды. «Бейсбол-командная игра.» Говоря об этом, в одной из суровых игр в средней школе, я наконец увидел свои недостатки. Стоя на месте беттера, я порой даже не знал, как ухватиться за биту, я путал подачи и мог только касаться меча. Был четвертый иннинг. В нападении была команда “Torse”. Они были вполне мощными и пугающими, так как беттеры этой команды были в два, а вероятно и в три раза старше нас. Конечно, я понимал, что это была всего лишь тренировочная игра, но смотря на то, как они без проблем отбивали хит за хитом, я с каждым разом разуверивался в нашей победе. Однако питчеры у этой команды были слабоваты, скорость полета мяча всего лишь 120 километров в час, низкий школьный уровень. Хах, я видел даже девчонок, которые могли подавать такие страйки, однако мое мнение было сломлено, когда вышел ас той самой команды, высокий блондин, самоуверенно смотрящий на меня. Мой равнодушный взгляд следил за тем, как парень сжимал твердый бейсбольный мяч в своей руке. Питчер выправил горку для удачного броска, выдохнул и вдохнул воздух в легкие, оглядел взглядом всю ширину бейсбольного поля и занес ногу в воздух. Он устремил мяч в воздух, после чего я, смотря на траекторию подачи, постарался взять темп мяча и понять куда он будет устремлен. Тип подачи, безусловно, был слайдер. Медленный мяч, устремленный в правый угол, летел относительно медленно, я пытался понять, как мне хотя бы коснуться его, но этот мяч, скользящий то в одну, то в другую сторону, приносил мне некие неудобства, и бита лишь разрезала воздух. - Черт! Воскликнул я, услышав громкий возглас судьи: «Страйк». Как же я не хотел, чтобы так повернулось. Кажется, удача была вовсе не на моей стороне, этот довольный собой питчер подавал не только простые фастболы, но мог использовать и слайдеры. Кто бы ожидал такого поворота событий. Если честно, в тот момент я понял, для чего была та замена питчера, но я был уверен, что не выйду в аут только из-за одного страйка. Если я смогу заставить этого питчера кинуть простой фастбол, то.. отбить будет не сложно. На моем лице появилась довольная улыбка, после чего я повел плечами в сторону и сфокусировал биту на уровне центра. Я не собирался проводить бант, как меня просил тренер, я был уверен, что отобью эту подачу. Я размялся, устремил биту в сторону от себя и довольно улыбнулся. Так как я был правшой, следующая подача была направлена во внешний угол, на лице скользнуло какое-то злорадное выражение, и бита, которая по точной траектории коснулась мяча, со всей моей вложенной силой устремила мяч в воздух. Мяч летел, разрывая воздух, еще довольно долгое время, я смотрел в небо, прекрасную и огромную широту которого в тот момент я запомнил так точно, а так же видел как мяч с силой врезался в табло, и я услышал восторженный визг толпы и крик судьи. - Хоум — ран! Я спокойным шагом устремился к «дому», при этом оглядывая пронзительным взглядом того самого питчера, который лишь недавно пытался напугать меня своим мощным слайдером. В этот момент у нашей команды уже было 3 очка, поэтому мы с огромным разрывом перешли в пятый иннинг. Остальные беттеры были не настолько мощными в отбивании, поэтому все были выведены в аут, я разочарованно вздохнул, смотря как покрытые от усталости потом игроки направляются к скамье. Солнце нещадно палило, я желал пить, а еще больше мой живот изнывал от голода, я был готов бросить игру тут же, наплевательски отнесясь к игре. Тренер нахваливал мой безупречным хоум-ран, в то же время стараясь придумать, что же делать со слайдерами противника. Конечно же, я не желал слушать отчет о том, что мы все остальные просто делали вид, что играли. Это было очевидно с самого начала. Вместо точных ударов, вместо того, чтобы следить за траекторией полета мяча, они лишь били битой произвольно, даже не обдумывая куда махали. Например, нижний в центр, а замах был строго в центр: неужели они даже не потрудились понять, что нужно устремить биту чуть ниже района центра, чтобы хотя бы задеть мяч, а не бить строго перпендикулярно поставленного уровня. Или же они не могли сообразить, что если отбить не получается, лучше всего выполнить хороший бант, чем стоять на месте беттера и зевать по сторонам. Ах, какая же скучная игра, бейсбол! Тогда я думал именно так. Когда я стоял на позиции аутфилдера, и мяч со скоростью устремился в мою сторону, то я произвольно дернулся с места, точно поймав мяч, я попытался кинуть его кетчеру, который с трудом поймал его, однако когда игрок другой команды коснулся «дома», то я уже понял, что ждало нашу команду. - Сейф! Сейф!!! Громкий гул толпы стал лишь сильнее. Я не смог ничего, кроме как зажать уши руками, и наблюдать как мои сокомандники начинают взваливать ответственность друг на друга. Но когда это коснулось меня, я не смог игнорировать их нападки. - Эй, Исидзуэ, почему твоя реакция такая плохая? Если бы ты не задержал мяч у себя в руках на целых 0,3 секунды, мы бы не проиграли этот ран! Тот мальчишка, который меня всегда недолюбливал, вскинул бровь вверх при этим словах и довольно ухмыльнулся. Я выдохнул. Людская природа такова, что каждый из нас любит перекладывать ответственность на другого, что ж, в данном случае, козлом опущения посчитали именно меня, поэтому когда я услышал громкий обвиняющий голос этого человека, я лишь взмахнул рукой, мол, думайте, как знаете. - Тренер, можете поставить Игучи на мою позицию? Я не прочь посмотреть, с какой скоростью он будет ловить те самые легкие «мячики». Именно, все-таки это была косвенная вина меня любимого. Если бы моя реакция превзошла человеческие грани, тогда бы я смог докинуть мяч быстрее, но так как на тот момент я был обычным смертным, все, что я мог, возложить ту самую ответственность на другого. -Эй, зарываешься! От тебя вообще никакого толку. То, что ты обил тот хоум-ран было простой случайностью, а ты возомнил о себе невесть что! Человек передо мной, распаляясь видимо сам на свою беспомощность, брыжа слюной от безысходности, схватил меня за ворот униформы. Но я с таким же равнодушием ударил его по руке, самодовольно улыбнувшись. - Что ж, тогда сперва попробуй же отбить хотя бы хит, может тогда будешь хвастаться? Ударив по самому больному... я и не понимал, что в тот момент сломил дух игрока. Да, именно сломил, потому что этот дурак решил, что ему все под силу. Он вызвался первым отбивающим, после чего с вызовом взглянул на меня, пытаясь что-то доказать. И тогда я понял, насколько глупо было провоцировать его. Он всего лишь видел во мне соперника и пытался показать мои слабые стороны, но, увы, когда я это понял, было уже поздно. Чертос два я сейчас не отобью... Этот слайдер полетит в воздух как самолетик и ты, Исидзуэ Арика, больше не сможешь играть в бейсбол из-за чувства стыда... Я мог предугадать его мысли. С таким самодовольным лицом он мог лишь думать о том, как бы сделать так, чтобы я был разочарован в себе. Конечно же, его настрой был вполне понятен, так как я сам провоцировал его на эту глупость, но когда он поставил биту и стал похож на самурая, я почувствовал тревогу. Дела плохи. Плохи. Плохи. У меня было нехорошее предчувствие. Почему я. Да что я. Зачем я. Это сказал. Шестое чувство говорило мне о том, что что-то не так, но я не мог понять что же. Почему я так боюсь, смотря на то, как питчер готовился к броску. Этого не должно случиться, бросок не должен был совершиться, я чувствовал тревогу в груди, но вот... Мяч с разрушительной скоростью устремился в сторону самоуверенного беттера и... попал ему прямо в руку. Я не знаю, что послужило причиной его слабости, но тот парень рухнул прямо на землю, на ту же руку, в которую только что попал мертвый мяч. От осознания происходящего в моих глазах все потемнело, кровь прилила к коже, она наверняка стала бледной. Я понимал. Моя вина. Это все моя вина. Мертвый мяч. Огромный простор бейсбольного поля. Голубое небо и нещадно палящее солнце. Лежащий на ярко-зеленой свежей траве мяч. Ощущение теплого воздуха. И мальчик, который кричал от боли, державшийся за свою руку. Исидзуэ Арика.. ты был причиной травмы этого человека. Я понял, что видел всю эту неописуемую картину со стороны. Меня не трясло, я не боялся, у меня вообще не было каких-либо эмоций. Лишь голимая правда проплывала пред моими глазами. Жестокая правда, глушившая громким криком, точно как мелодия, и возгласами толпы, среди них я различал трудно уловимый стрекот цикад, и вся эта картина погрузила меня в «почти сон». Я не помнил, что я делал, не помнил, что говорил. Тяжелое, рваное дыхание, устремлявшееся из собственного горла, нехватка кислорода, прекратившаяся циркуляция крови, кожа, по которой стекал пот, и зрение, сфокусированное лишь на картине, похожую на вымысел, но являющуюся реальностью. Господи, я не понимаю... Моя ли это вина или этот человек виновен сам? А может все происходящее является всего лишь стечением обстоятельств. Я отложил все «за» и «против» и устремился в сторону мальчика, который кричал от невообразимой боли, лежа на носилках. Когда я оказался рядом с ним, то увидел взгляд, полный ненависти, увидел то, что все остальные осуждающе смотрят на меня, а сам я все так же равнодушно улыбаюсь. - Исидзуэ-кун, не бери в голову, это не твоя вина. Проговорил мне тренер, когда жертва несчастного случая была увезена прочь. Оказалось, что он повредил локтевую часть руки, а так же вывихнул плечо. Да уж, с такого-то падения сложно было что-то себе не сломать, а еще я все равно считаю, что виноват был лишь он сам. - Арика, вы ведь ссорились перед этим? Его друг неуверенно задал мне вопрос, мне, который стоял неподвижно, смотря на поле, на котором только недавно оживленно шла игра. Тренировочный матч был отменен, а на поле оставались лишь игроки из моей команды. В ответ на его фразу... я подарил ему одну из своих улыбок, означающих: «да». Он улыбается? Еву все равно? Он косвенная причина несчастного случая и он все равно улыбается? Почему он столь равнодушен? Он же сломал будущее человеку! Я видел все это в их глазах, выражающих презрение ко мне, а еще я был уверен, что все эти люди считали виновником лишь меня. Интересно, почему по их мнению виновником был я? Неужели они считали, что если я был тем, кто спровоцировал эту перепалку, то я был виновен? Да. Люди любят перекладывать свою вину на другого. Что есть значение слова «вина»? Это значит, что непосредственная ответственность погружается на плечи того или иного человека, интересно, почему они считали, что я так просто возьму на себя вину. Ха. И не собирался. С такой же улыбкой на лице я взглянул в их ошарашенные маски сочувствия и проговорил. - Виновник, что ж, в определенной ситуации каждый человек найдет своего виновника, вы так не считаете? … Демон, выслушавший всю мою историю от начала до конца, не изменился в лице. Вообще. Ни на йоту. Я не видел в его равнодушной улыбке никаких перемен, только лишь усмешку над моими историями, такое чувство, что все, что я ему рассказывал, он прочитал в моих мыслях наперед и считал все это глупой ересью. Кстати, говоря о ереси, по каким-либо соображениям я понимал, что хотя он и демон, к сей категории причислять его я не имел права, так как знал, что он намного умнее лично меня. Неужели мне сложно было понять ход мыслей этого демона? Откуда бралось вообще осознание того, что мои истории не вносили никаких новых коррективов в его представление о мире. Между прочим, это маленькое существо разбирается в психологическом состоянии людей намного лучше, чем я. - Арика, а ты довольно жестокий человек по отношению к другим, правда? Демон сказал это настолько насмешливо, что мне интонация его голоса напомнила то самое чувство, которое я испытывал в детстве. Чувство обвинения. Оно давило на меня, пульсация в голове увеличилась, я постарался взять себя в руки и лишь приложил руку ко лбу. - Мое отношение к людям совершенно обычное. Вот смотри, как по-другому можно объяснить то, что я так груб с людьми? Знаешь ли, все обуславливается ответной реакцией. Что-то вроде: «Как вы ко мне, так и я к вам», однако это не то, что я хотел сказать. Наверное, я просто холоден по отношению к людям, но не вижу в этом ничего зазорного. Демон широко раскрыл прекрасные почти седые глаза, а потом, чуть повернув голову в мою сторону, я увидел скользнувшее на его лице серьезное выражение. Редко можно было увидеть, чтобы «оно» относилось к чему-то серьезно, с таким вот взглядом, будто пытаясь прочитать мою душу изнутри. Я нахмурился, вплетая собственные погрубевшие пальцы в пепельные волосы, и буркнул что-то в знак неприятия. Господи, почему он так смотрит на меня? Шикарное существо, кукла, которая была связана с этой темной комнатой, смотрело на меня так, будто пыталось понять «всего меня» в косвенном понятии этой фразы. - Арика, нечасто я слышу от тебя подобное. Оно удивлено замерло. Голос Каре Кайэ звучал немного неестественно, будто он пытался игнорировать мои слова, и в то же время зрачки его глаз неустанно следили за малейшими колебаниями в комнате. Я легко выдохнул. Разговоры давались мне очень сложно, так как каждое слово приходилось тщательно фильтровать пред его использованием. Попробуй тут скажи что-то не подумав — лишишься головы. Я старался держаться определенной дистанции между значимым и видимым. То есть, как... просто пытался отделять то, что я вижу перед собой, от того, что есть на самом деле. Это тоже самое, что и увидеть разницу между гранью реального и потустороннего, хотя последнее куда легче. Реальность в данном случае то, что я вижу своими глазами: материальная оболочка существа передо мной, относительно прекрасного, притягательного, и комната, которая завораживала взгляд одной лишь своей ослепительной красотой и необычайностью. Значимость же в тоже время граница другого, не материального мира, что так же присутствовала в этом загадочном месте: пугающая атмосфера, демон, который в любой момент мог насытиться твоей жизнью, и страшная комната, которая отпугивала одним своим видом. Вот оно противоречие. Я выдохнул и закатил глаза. Будь я человеком в своем уме, никогда бы не пошел на такой риск. - Ага-ага, вот только не жалуйся, что я безразличен ко всем. Знаешь что, посмотрев на тебя, я бы сказал, что связываться с тобой себе дороже, однако я, Исидзуэ Арика, без проблем разговариваю с тобой. Сидя на софе, я понимал, как медленно течение времени идет своим чередом. Мне не верится, что я на вечность заперт в этой клетке... Слыша плеск волн, и видя купающиеся в них солнечные лучи, и беззаботную улыбку демона, и свое рваное дыхание, и пол, напоминающий шахматную доску, и стены, завораживающие своим величием, и любимую софу, на которой я любил спать, и кровать с балдахином, на которой удобно устроилось оно: прекрасная кукла без рук и ног, что не могло двинуть и пальцем, и тонкий завораживающий голос демона, как звучная мелодия разносившийся эхом по всей комнате. - Еще историю, Арика, твой голос так завораживает меня, что я хочу слушать его еще и еще. Эй, можно без сарказма? Я, конечно, похож на мазохиста в кое-каких вещах, но еще не докатился до уровня самоиронии. … - Ладно. … Не люблю посещать какие-либо мероприятия. Это слишком скучно, да и денег у меня хватало на внеурочные развлечения. Знаете ли, я богат, поэтому мог позволить себе все, что угодно: множественное прикосновение к девушкам, например. Хотя, какие там прикосновения, все куда более развитое. Они, конечно же, сами виноваты. За деньги каждая из них готова прогнуться подо мной. Но вот именно этот «поход», так сказать, мною проигнорирован не должен был. Мы шли в какой-то там дом, вроде бы особняк, одного из известных деятелей Сикуры, который сопутствовал процветанию нашего города. Мог ли я не уважать память человека, который сделал так, чтобы наше захолустье превратилось в более процветающий город. Между прочим, у нас были неплохие железные дороги, которые, кстати говоря, и сопутствовали развитию нашего города. Именно, как бы это проще сказать, префектура C сама по себе была развитой, а мы были лишь частью этой серой пустоты. Что за смехотворное сравнение, ну да ладно, хотя с виду наш городок и казался опустелой деревушкой, сам по себе он был прелестным. Я любил его. Именно. Представшее предо мной огромное белое здание было похоже не просто на особняк, а больше на целый дворец. Огромная дверь, асфальтированная умелыми руками, была целиком из мрамора (мне интересно, сколько денег они затратили на исходные материалы). Железный засов, который отпирался одним медным маленьким ключиком, его держал в руке экскурсовод, который вставил его в замочную скважину и несколько раз повернул внутри. А дальше... тьма раскрыла свои оковы, войдя внутрь, экскурсовод коснулся выключателя и льющийся бледный свет озарил весь особняк. Я остолбенел. Красивые, белые стены, пол с зеркальным покрытием идеально отражал наши лица, которые в восхищении смотрели на особняк, а потом скользящие взгляды по остальному... Висящие на гладких стенах картины, идеально гармонирующие с бледными стенами и светом. На этих самых картинах отражались бледные солнечные лучи, они будто играли с прекрасными творениями известных художников, вот так бы я описал данное явление. Но на деле все было куда проще. Я взглянул вверх, на подвесную лампу, которая целиком состояла из золота. Господи, сколько же они потратили денег на создание этого здания. Я впервые видел нечто подобное. Бледный свет замигал. Почему-то я не обратил внимание на это. Я не понимал, что происходило, я лишь в восхищении сделал еще один шаг вперед. Прекрасная картина Моне-Лизы, эй, скажите, что же она здесь делает? А потом... множественные картины известных художников, приемы кубизма, сюрреализма... и многие другие.... огромное количество разных картин броской массой попадали мне в глаза. Я видел все это в своих карих, как грецкий орех, глазах. И тут я услышал мелодичное звучание прекрасного фортепиано, замечательная соната Бетховена, которая доносилась со второго этажа. Я замер на секунду, страх пронзил мое тело, но в то же время я понимал, что все мое существо трепетало от восхищения. Я впервые видел такую картину, она была прекрасной, классическая музыка так точно подходила к своеобразию особняка, что я не мог подобрать должных слов. Ах, кто же мог играть? Я даже делал условные знаки в воздухе, осознавая, что за мелодия так упорно лилась с уровня второго этажа. - Вы это слышали? Задал вопрос один из тех богатых людишек, что шли сзади меня. Я сглотнул. И правда, если со здравым смыслом посмотреть на все происходящие в этом особняке странности: мигающий свет, музыка, льющийся из ниоткуда, и глупый страх, который заставлял мое тело трястись. Щелчок. Стоп. Дверь самопроизвольно закрылась. Кто-то позади меня издал громкий крик ужаса, который мгновенно раздался эхом по всему зданию, и свое собственное лицо, отражающееся в зеркальной поверхности пола, на котором скользила пугающая улыбка. Почему я рад? Да, я осознал, то, что я считал лютым страхом, было волнением и восхищением. Я в ужасе оторвал взгляд от пола и зажал рот рукой. Почему дверь закрылась произвольно? Не может бить такого... аномальное явление? Да ну, вы шутите, ничего такого не существует... - Эй, я не могу отпереть дверь, что здесь происходит? Сопровождающий с силой дергал дверь на себя, но, кажется, все бесполезно. - Давайте проверим второй этаж? Неожиданно для самого себя я подал голос, указательным пальцем показывая вверх по лестнице. Когда мы восходили вверх по крутой лестнице, я прочувствовал указательным пальцем, насколько непорочны те самые перила, будто о них кто-то все еще заботится так любо. Гладкая поверхность лестничной площадки блестела так, будто ежедневно очищалась кем-то, а ступеней, которые вели вверх на второй этаж, было больше тридцати, и мне казалось, что пересечь этот порог будет сложнее, чем казалось на первый взгляд. - Мне страшно. Я услышал тонкий, женский голос, и увидел, как одна прекрасная дева берет меня за рукав, почти прижимаясь ко мне всем телом. Черт, даже в такой ситуации мое обаяние неплохо работало на девушках, от этого странного, или же скорее привычного, явления мне было не холодно, ни жарко. Перед нами была огромная, темная дверь, которая, как только мы подошли к ней ближе, сама по себе открылась. Поверьте мне, сама по себе! Ууу. Даже я перестал дышать на мгновение, а после этого вошел в темное пространство коридора. Мы были на втором этаже, но мне казалось, что пересекли мы лишь часть этого самого «особняка». Мы шли по длинному, бесконечному темному коридору, и казалось, что он поглощал меня с каждым шагом. Господи, как волнительно. Чем легче был мой шаг, тем ближе мы были к комнате с фортепьяно. Вот уже несколько отшлифованных дверей, поглощающих красотой металла, из которого они были изготовлены, в каждом из них по рубину, прекрасному драгоценному камню, а внутри в рубинах виднелись какие-то цифры. Как так? Поддельные драгоценные камни? Но все равно ярко-красный цвет притягивал мой взгляд, и я коснулся одного из них. Раздался громкий вой сирены. Эй, и что дальше? Я нарушил все правила этого дома с приведениями? Я усмехнулся. - О, это какой-то код? Девушка за моей спиной пронзительным взглядом изучала рубины, кажется, пытаясь запомнить все цифры. - Ха, это всего лишь шутки. Я это... не верю в то, что это все взаправду. За моей спиной стоял еще один человек и он кажется не мог поверить в происходящее, но я-то чувствовал... с этим зданием что-то не так. А затем, мелодия, льющаяся из комнаты с фортепиано, сменилась, и я услышал мелодичный звук флейты. Господи, как прекрасно это звучание. Я был готов преклонить колени пред тем, кто играл эту божественную музыку, даже если он не человек. - Круто. Кому-то заняться нечем. Особенно раздражающий человек с грубым голосом, похожий на панка, явно был уверен, что все это что-то вроде розыгрыша. - Хех. Я усмехнулся и прошел вперед. Вот она, заветная музыкальная комната. На двери виднелся точно такой же рубин с пятью маленькими рычагами. - А, это, наверное... нужно ввести код для входа. Уверенно предположила девушка, а после я увидел, что тут и правда требовался пятизначный код. Девушка без труда произнесла его, а я ввел, тогда раздался громкий щелчок, и комната раскрылась, но то, что мы увидели... было ужасно. Кровавое месиво трупов, кое-какие из них были повешены на стенах, некоторые расчленены на куски, от них оставались лишь руки и ноги, все стены залиты кровью, весь пол в красной жиже, все предметы покрыты красным. Всюду кровавая баня из человеческих тел. Я слышал падающий звук их тел, тела, которые просто опали на землю, их кожа трескалась и разрушалась от льющегося звука, а я оставался неподвижно стоять на месте. Одни иссыхали, куски их плоти падали на землю отметками, а кровь других попросту испарялась. Мне казалось, что их разъедало как внутри, так и снаружи. Я даже не слышал их криков. Только звук падения кусков их плоти и мелодичная игра флейты. Все кончилось. Ха, все снова умерли. Да, как я мог забыть... Ха,ха,ха,ха. Я тот, кто убивал их. Прекрасное здание с красивой гравировкой, всюду драгоценности и вещи недешевого порядка, а посреди залитой кроваво алым цветом богатой комнаты стою я и на устах моих скользит улыбка. Да, изначально это не была экскурсия, я просто пришел к себе домой, там, где никого уже не было. А тот самый деятель... то есть, мой отец... давно уже стал частью мертвецов. Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха. Почему я все это забыл? Почему... я убил их? … - Вот и все! Произнес я, выдохнув. Конечно, эта история была об одержимом. О человеке, который был заключен в корпусе D, вместе с моей прекрасной сестренкой, любящей убивать. Я только слышал о нем, но кажется, когда его поймали, у него было десять пулевых ранений, не было левой ноги и правой руки, впрочем, этот «человек» все равно жил и дышал. Да, это история о еще одном одержимом, который любил убивать. Каре Кайэ равнодушно смотрит на мое лицо с прежней улыбкой на лице, а я вспоминаю, что мне рассказал эту историю Хисаори Синъя. Точно, Хисаори Синъя... парень, который покончил жизнь самоубийством, дабы доказать, что он это Синъя. Он хотел убить фальшивку, он хотел убить изнутри Хисаори Макину, раздавить ее приоритеты, показать, что ее проекция ничтожна, и ради этого он покончил с собой. Тот радостный жизни мальчишка, который впервые сказал о прелести моей руки, погиб без причины, лишь для того, чтобы кому-то что-то доказать. Идиот. - О, Арика, это история о одержимом? Застывший Каре Кайэ смотрел на меня изумленным взглядом. Я видел, как по его лицу скользили тени уже вошедшего солнца, а я, лежащий на софе, с трудом воздерживался от того, чтобы не уснуть. Все-таки было похоже, что мы без причины восседали в одной комнате и рассказывали друг другу байки. - Ага, мне рассказали ее, когда я был к той психбольнице. На деле, клиника имени Ольги была очень неплохой лечебницей для людей с отклонениями, но для меня она все равно была психбольницей, потому что там была моя дорогая сестричка и Тома Мато. - Забавная история. Ты не находишь, что все одержимые похожи друг на друга? Я вздохнул. Почему это существо снова и снова пытается сравнивать одержимых как одно целое? Я не понимаю. Выдохнув, я чуть потягиваюсь от усталости и смотрю на демона равнодушным взглядом. Ничего не меняется с каждой рассказанной мною историей. Он все еще продолжает ехидно улыбаться мне. - Ой, Кайэ, вот только не надо о похожести, а? Скажи еще демоны есть люди, и люди тоже одержимые. Хотя... смысл есть, но не забывай о индивидуальности. С каждым моим словом, с каждым жестом, я смотрю на ухмыляющееся лицо демона, который будто видит меня насквозь. - Хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе-хе. Я слышу протяжный смех. Демон насмехается надо мной, он, безрукий, безногий мальчик, смотрел на меня таким снисходительным взглядом, что мне стало не по себе. Каждое мое слово, каждый мой жест, все это можно было прочитать на моем лице. - Арика, давай немного поразмышляем. Вот смотри, почему Хисаори Макина могла стать Хисаори Синъей? Да, у нее был дар копировать личности других, но только в этом ли дело? ? … Ничего не понимаю. - Так вот, все просто. Любой человек сможет заменить другого, к примеру, если убедить в этом других. Возникает встречный вопрос, как это сделать, проще говоря...если человек является тем, кто ты есть, то есть возьмет твое имя и заменит твое положение в обществе, значит, он станет тобой. Понимаешь, Арика? Нет, тут все было бы понятно даже ребенку. Хе-хе-хе. Единственная отличительная черта человека, знаешь ли, только его имя, и все. Своеобразный монолог. Каре Кайэ говорил спокойным, разборчивым голосом, и этот самый шепот напоминал мне змеиный. Ничего не знаю. Я не верю, что все люди одинаковы. Есть разные, от первых до вторых. Есть и светлые ангелы, есть и полные идиоты, строящие из себя всемирное зло. И где тут идентичность? Но вслух я ничего не произнес, лучше оставить негодование при себе, знаете ли. - А, кстати, Арика, почему ты так разговариваешь с Цурануи? Кажется, ты нравишься ей. Демон снова смеется надо мной. Я слышу бархатистый смех и чувствую, что сыт по горло его издевательствами. Мне не хочется верить, что это существо и вправду может быть добрым, скорее как я считал, оно лояльное. - Ты ко всему найдешь свою лазейку. Эх... Цурануи Михара... ага, проблемный монстр, она ко мне давно привязалась да все никак отстать не может. Господи, у меня такая трудная жизнь. И правда, жизнь Исидзуэ Арики слишком сложная штука. Мало того, что меня бросает от крайности к крайности, я постоянно попадаю в неприятные ситуации с одержимыми, так еще и вокруг меня столько не совсем приятных личностей: моя сестра, Каре Кайэ, Цурануи, и главный враг всех времен и народов, Мато-сан. Тут и считать нечего, а еще я бомж, точнее, почти им являюсь, потому что мой работодатель почти не выплачивает мне зарплаты, а еще требует выполнения своих рабочих обязанностей по стандарту. Не жизнь, а «сказка». Единственный относительно нормальный человек в моем окружении это Кирису. - Арике не нравятся симпатии? Это странно. Я бы ответил этому демону за его ехидные слова, да помолчу, все-таки жизнь дорога. И все равно не желаю этого слышать от того, кто как хикикомори постоянно заперт в этой подземной комнатке. - Да любая симпатия, только не этого демона. Да и вообще... у меня вроде девушка была, или есть... Я бурчал что-то себе под нос, но Каре Кайэ ничего не услышал, что хорошо. - В общем, расскажу-ка я еще одну историю на досуге, а то продолжу так просто болтать, тебе никогда не надоест, и я застряну здесь навечно. Вот только не так... Обреченно вздыхаю и начинаю рассказ. … Когда я жил в Харуметанизаве, мне казалось, что моя жизнь полностью изменится. Вы только представьте, тихая деревушка, по утрам я слышал мелодичный стрекот цикад, и как ни странно, поднимало нас пронзительное кукареканьепетухов. В общем, переехав из огромного города в деревню, я считал, что моя шумная жизнь полностью преобразится. Я был не общительным человеком, поэтому после принятия этого решения я думал, что смогу облегчить себе жизнь. Мой маленький, купленный домик был совсем не шикарным: обычное кирпичное строение, которое было отстроено совсем недавно, а внутри так просторно, что казалось, здесь почти ничего и не было. Именно. Пустой коридор, в котором была лишь одна тумба и вешалка для верхней одежды. В гостиной плазменный телевизор, удобный диванчик для отдыха и что-то наподобие стола. Сомневаюсь, что здесь будет удобно писать свои рассказы. Вторая комната тоже была просторной, в смысле того, что там практически ничего не было. Футоны для удобного сна, рабочий столик, который я заказал перед переездом, и маленькая керосиновая лампочка. Я сильно боялся, что фитиль перегорит, и я останусь без света. Но в остальном никаких жалоб на устройство дома у меня не было, все вполне устраивало. - Соседи пропали без вести? Шутишь что ли? Я слышал глупые разговоры, перешептывания тех глупых деревенских людишек, которые любили собирать слухи. Они не могли подумать, что местные жители запросто могут переехать, путь то из деревни в город не долгий. - Ага, говорят, тут часто люди пропадают. А еще вчера один из лесничих видел тень. Господи, как страшно жить в таком месте. ? Почему они верят слухам так, будто это безупречно было правдой. Может это цепь совпадений. Хотя... как писательская душа я должен был верить в паранормальное и все такое, но на деле я считал, что это всего лишь игра разума. - Переехать бы отсюда, да в город нам путь заказан. Старые люди уже не смогут найти себе жилье в городской суете, вот мы и прячемся в четырех стенах. Может хватит? Я все равно не поверю в то, что вы говорите. Был солнечный день, я как обычно слышал стрекот цикад, стоял во дворе своего небольшого дома и затягивался сигаретой. Фух. Я пустил пар в воздух, и запах никотина ощутимо ударил в ноздри. Мне бы пора завязывать с этой привычкой курить, но не хочется. Хах, правильно люди говорят, что сигареты нечто похожее на наркотики. Вот если бы я когда-нибудь попробовал наркотики, какое чувство у меня бы возникло? Я не знал, но пить и принимать наркоту никогда не пытался, за свою жизнь я наслаждался лишь табачным дымом и запахом свежего кофе. Эх, молодость. - А что, лучше ждать своей очереди? Я вообще-то молода для того, чтобы умереть! Да и вообще... если следующая жертва «его» кто-то из нас! Достали. Хватит паниковать из-за ерунды. Я видел рассвет. Видел, как яркое зарево озарило округу, я видел свежую позеленевшую траву, и капли свежей росы, стекающие по стеблям листьев и растений. Остальные дома были похожими на мой: единообразный постройки, все на один лад, скучные и непривлекательные. Я снова затянулся. Льющаяся музыка пения цикад. Мой тихий, чуть с хрипотцой голос. Я начинаю петь. Кагомэ, Кагомэ, птица в клетке, Когда, когда же ты выйдешь? На исходе рассвета Цапля и черепаха поскользнулись. Кто стоит у тебя за спиной? Непроизвольно я начал петь эту песню. Пел, потому что не мог перестать. Мне казалось, что наблюдая за теми людьми, которые пытались испугать друг друга, мне непроизвольно захотелось сделать тоже самое. Я повысил баритон голоса, начиная петь куда громче, чем раньше. Кагомэ, Кагомэ, птичка в клетке, Когда, когда же ты выйдешь? Хватит! Я услышал чей-то голос. Господи мой, кто это был? Мое тело затряслось от страха. Я услышал чей-то голос, хотя никто не говорил. Кто мог издавать человеческие звуки? Чей мелодичный голос я слышал несколько секунд назад. Местные жители просто тяжело вздыхая продолжили травить свои байки, а я, который не мог ничего, кроме как закусить губу, смотрел на широкие полосы проселочной дороги, на которой я увидел... тень. Темное существо, безликое, которое попыталось дотянуться до меня. Я отпрянул. Что это за ерунда? - А вдруг «его» жертва кто-то из нас? Нет, нет, почему я следующий? Нет, точно фокус, определенно выдумка, то, что я вижу пред собой - мираж. Я в пустыне, нет, так влияет на меня сорокаградусная жара на улице. Сигарета упала на землю, рухнув на асфальт мертвым грузом, а попутный ветер затушил ее. Я не мог оторвать взгляда от тени передо мной, которая начала приближаться ко мне с каждым шагом. Я отступал назад. Средь бела дня оно заберет мою жизнь? Страшно... а в то же время волнующе. Кагомэ, Кагомэ, Ты не сможешь убежать Кагомэ, Кагомэ, Ах, во что же нам сыграть? Пока вокруг темно Станем друзьями мы Хоровод, хоровод «Кто сейчас стоит перед тобой?» Я не знаю. Не знаю. Почему я пел эту песню? Почему «оно» тоже поет эту песню? Почему оно идет ко мне? Почему я следующий? Почему? Спасите. Нет. НЕТ. Никто меня не спасет. Я сам. Сам спасусь. Сам сбегу от своей судьбы. Я трясся, видя, как оно двигалось в мою сторону, я с трудом заставил себя сдвинуться с места и побежал прочь. Мне было все равно куда я двигаюсь. Я сбегал. Сбегал вниз по огромной холмистой дороге, я тяжело дышал от бега, задыхался, я бежал к линии, разделяющей город и деревушку, я мечтал пересечь ее. Я видел, что холмистая дорога вела далеко вверх, туда, где виднелся горизонт огромных поросшей. Лес. Самое страшное, что мне пришлось преодолеть — лес. Я с громким воплем устремился вглубь темных зарослей, зажимая глаза. Нет, я боюсь. Не хочу умирать. Оно двигалось с невообразимой скоростью, не отставая от моего бега, а я, который уже не мог бежать, запнулся обо что-то и упал вниз лицом. Когда я с ужасом поднял взгляд, то увидел, как огромное нечто нависает надо мной. У «него» нет лица. У него нет формы тела. Оно, что только что напоминало человека, стало жидкой массой, расползшейся по земле, и объяло меня с ног до головы. Сжимая горло так, будто пыталось задушить. Нет. Я не умру. Я потянулся в карман, в котором лежала маленькая зажигалка, и с трудом заставив себя поднять руку вверх, пальнул то, что должно было являться его лицом. «Оно», монстрообразное существо, которое даже не напоминало мне чудовищ из европейских фильмов, а скорее вязкое болото, взвыло от боли и отпрянуло от меня. Господи, я свободен. Я устремился прочь. Я не мог слышать тот нечеловеческий вой, я укрывался в глуши леса, пока не наткнулся на маленькую пещеру, во тьме которой я и скрылся. Кагомэ, Кагомэ. Снова. Шепот из леса. Оно приближается ко мне. Тяжелое дыхание. Я не мог прийти в себя. Что делать? Тихое дыхание, тяжелое сердцебиение, жизнь, которая вот-вот прервется. Прекрасная мелодия. Я слушал, как оно продолжало петь песнь и двигалось в мою сторону. Нет, я не проиграю. В этой игре я буду победителем. Все. Я не схожу с ума. Ты же существуешь. А потому покажись уже. Я взял себя в руки, приподнял какую-то тяжелую кочергу, лежащую на земле. Видимо, люди во время каких-то раскопок забыли ее здесь, но это орудие было мне только на руку. Я сжал металлическую ручку в своей ладони, тяжело вздохнув. Я сделаю это. Света нет. Я инстинктивно двигался по направлению к выходу, который приведет меня в черте города. Когда я пересеку ее, я буду свободен. Я спасусь. Я выживу. Все не будет так, как хочет «оно». Я слышу приближающиеся шаги. Оно идет в мою сторону. Когда я уже нахожусь на выходе из пещеры, оно, которое стало совершенно иным, костлявой фигурой приблизилось ко мне и потянулось для убийства. Что у «него» в руках? Я не могу ждать, с пронзительным криком набрасываюсь на «него», с первого же удара дроблю череп. «Оно» рухнуло на землю, не успев издать даже глухого скрежета, а я, вновь и вновь дробил на куски костлявую фигуру, и лишь затем опустил глаза вниз и увидел... человеческое тело, которое теперь стало простыми кусками плоти. Погодите. Как, не может быть. Почему я убил человека? Я убил... «его», не человека. Значит, то, что было полностью уничтожено, было моей виной. Теперь я убийца. Но почему? Я же писатель. Я не смогу передать пережитое в книге. Хотя... как раз таки наоборот. Ха. Кагомэ, Кагомэ. Я вновь тяжело вдыхаю морозный воздух и сжимаю окровавленную кочергу в своей руке. Эти монстры должны быть повержены. Точно, если я... да если бы я... не сделал этого... тогда бы оно меня нашло. Ха-ха-ха-ха-ха. Громкий стук сердца, которое пытается выбиться из груди. На лице появилась довольная улыбка. Я больше не узнаю себя. Что есть я? Что я сейчас? Почему, смотря на себя в болотной массе, я вижу искривленное лицо, на котором изображалось лишь безумие. Кто я? Кагомэ, Кагомэ. Почему я слышу эту песню? Почему мне весело? И когда я вновь смотрю на ландшафт, всю ту деревушку, залитую алым цветом, я понимаю, что здесь произошло. Уууу. Все люди в этой деревне запросто поубивали друг друга. Какие же мы глупцы. Что это был за синдром? Я пришел в себя, но запятнав руки в крови, я больше не могу вернуться. Я больше не смогу простить себя. Я не могу покончить жизнь самоубийством. Я взял в руки зажигалку, зажег ее и бросил на окровавленную траву. Все засияло в алом, как и эта кровь, пламени. Жар того самого вспыхнувшего огня поглотил всю деревню, не оставляя и следа. Я слышал хруст исчезающих в огне ветвей и костей, а сам шел по направлению к городу. Я пересек ужасающую дух границу. Мое дыхание сперло. Когда я дошел до выхода из того ада, я прижал ладони к лицу и почувствовал как все съеденное, вместе с моим собственным желудочным соком, устремилось наружу. От ужаса пережитого я расплакался, сжимая холодную землю пальцами. Я — убийца. Тихий звук магистрали. Я слышу, как по городу проезжают машины, а я возвращаюсь к своей квартире. Я с трудом поднимался по лестнице, меня укачивало, я желал уснуть. Я полз вверх по лестнице, я рухнул прямо у порога. Звук умирающего здравия. Я тот, кто умер там, в той деревне, я единственный, кто поддался тому вирусу и выжил. Именно. Глупый Я остался в живых. Я... Аа. Я спохватился поздно. Подбежал к маленькому столику, схватил бумагу и ручку, и даже без света начал выписывать иероглифы. Снова и снова появляющиеся на бумаге иероглифы исчезали в моих глазах. Грань разума таяла, а я писал, поддерживая все свои эмоции на бумаге. Даже если я забуду обо всем произошедшем, моя книга та, что не даст моим воспоминаниям сгнить. Вечно. … О, я спал. У меня болит голова. Я в порядке. Ух, мое тело затекло. Почему я спал прямо на столе? Я что-то смог написать? О, что тут такое? Я... написал это? Когда? Во сне? Ха, понятно, значит, все это мне приснилось. Понятно. Я легко выдохнул и отложил письмо в сторону. Моя мечта сбылась. Я, наконец, смог преодолеть свой творческий застой. У меня получилось написать что-то дельное. Именно, моя муза и делает меня гениальным писателем. Да. А-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха. … Сегодня, в четырнадцать тридцать по местному времени, СМИ было передано, что в районе ХХХХ произошел пожар, унесший жизни всех местных жителей. Причина пожара так и не была выявлена. … Я устал рассказывать эти истории. Вот черт. Когда Каре уже надоест слушать, и он уснет? Может тогда я хотя бы мог бы расслабиться и чуть-чуть поспать. Но демон смотрел на меня прежним снисходительным взглядом, после чего задал соответствующий вопрос. - Арика, а о ком эта история? Было бы отлично, если бы я сам знал. Скорее это очередная крипипаста, но мне неизвестно. О местонахождении сей истории в просторах всемирной сети необходимо спрашивать нашего молодого хакера, Цурануи, которая часто предлагала мне на выбор множество жутких историй. Точнее. Эта история не в ее вкусе, поэтому она сделала некоторые распечатки и дала мне прочитать ее. Кто теперь знает, фэйковая ли это история, написанная человеком с разыгравшейся фантазией, или же все это произошло на самом деле. Между прочим, после историй «одержимых» что-либо меня не удивит, потому как грань человеческого разума неопределенна. - Да так, об одном знакомом. Думаю, ему все это приснилось. Нагло вру. Мне не обязательно рассказывать правду, да? Моя задача только снабдить это существо полезными и интересными историями о чужих жизнях, а уже правдивы они или нет сугубо мое личное дело. Я рассмеялся, прикрыв рот кулаком, и притворился, что раскашлялся. - О, так не интересно. Вот если бы все это было по-настоящему, было бы куда забавнее. Демон усмехнулся. Вот черт, меня настолько клонит в сон, что я уже не замечаю его мимолетной жаждой убийства. Инстинкты, причем все, притупились, и я впал в оцепенении. Голову кружит, а что самое главное, я настолько не отдаю себе отчет, что с трудом ударяю себя по щекам, чтобы прийти в нормальное состояние. Арика, если ты уснешь, все твои усилия пойдут коту под хвост. Возьми себя в руки, тряпка! - Ты... спать не желаешь? Я задал вопрос, облокотившись о диван, после чего заметил, как демон уже задремал мирным сном. Да, нечего было волноваться, теперь и я могу мирно поспать. И я опустился в царство Морфея, поддаваясь легкому наваждению, я уснул на неопределенное время. … Ох. Зевнул. Встал. Чувствую, как демон тоже приоткрыл свои глаза, поэтому протираю сонное лицо и тянусь. Уже вечер. Солнечные лучи больше не пробивались сквозь водную пелену резервуара, а сам Каре Кайэ нечеловечески быстро приходит в себя. Демон улыбается так, будто ожидает от меня новой истории. Ясно, значит еще не все. - Арика? Он спросил меня об этом. Говоря таким голосом, что я почти увял. Я не смог шевельнуться, у меня не хватало сил, чтобы точно объяснить ему свое поведение. Отчего мне нечего сказать? Стоп... почему он вообще так резко обратился ко мне. - Ты готов? Вопрос, ответа на который я не знаю. Я киваю и медленно встаю с софы. К чему я должен быть готов? Тихий всплеск волн, солнечные лучи, вновь купающиеся в резервуаре, тихий шепот демона, что ждал моего ответа, и я, что замер как и время. И тут... на меня... в меня... всюду... Огромное количество воды, хлынувшей на меня, я задыхаюсь, абсолютно отсутствующим взглядом смотрю на волны. Меня разрывает изнутри. Все нервные клетки рвутся, тягучее вещество попадает внутрь меня, я чувствую боль, все кости будто расплавлены. Шипение в голове. Разум теряется, нити рвутся, помехи за помехами. Я держу себя в сознании, но с трудом прихожу в норму. … Я поднял взгляд вверх. Резервуар цел, я в порядке, а демон на кровати все так же улыбается, смотря на меня. Видение, нет, не может быть. Все по-настоящему. Не верю. Это не так. - Что это... было? Я сглотнул. Скорее всего, очередной побочный эффект после сна. - Хм, спи осторожнее, Арика. Он выговорил это настолько четко, что я понял: все-таки он способен читать мои мысли. Как так? Я смотрел на бледное лицо, на его черные как смоль протезы вместо рук, которые безвольно лежал на пуховом одеяле, на голову, спокойно возлежавшую на подушках. Дышать трудно. Я восстановил свое равновесие и уселся на софу, пытаясь двинуть хотя бы пальцем. Я заметил, как в горле пересохло, а внутри давящим грузом разрывалась основа, связывающая меня с разумом. Вот черт… кажется, это мое наказание за сон. - Эй, но ведь ты тоже уснул? Я недовольно обратился к демону, на что получил от него милую улыбку, как обычно вынуждающую меня смолкнуть. Вот черт, когда «оно» так улыбается, я не могу и слова выговорить. Исидзуэ Арика слишком скучный человек, чтобы понять мировую концепцию жизни, - что как следствие вытекает из жизни одержимого, куда ему податься, после того, как информация о его «ненормальности» будет известна в обществе. Мне дискриминация не грозила, так как по сути у меня были друзья, да и к тому же я не делал ничего плохого, чем мог задеть людей. Демоненок чуть сжал бледное одеяльце и закрыл глаза. Мне его умиротворение показалось настолько гармоничным с тишиной, что я даже немного расслабился. - Арика, ты не считаешь, что это немного весело? Играть с тобой… нет, сама мысль того, что судьба рассудила так, что Исидзуэ Арика был одним из реабилитируемых, это невероятно… смешно. Демон говорил бессвязные вещи. Все, что он употребил ранее, было стерто одной простой фразой: «Весело играть с тобой». Значит, я не разочаровывал его. Было бы глупо, если бы мои истории не возымели на это существо никакого эффекта. Оно захихикало, но мне было не до веселья. Я боялся. Или же нет? Я не испытывал страха. Никогда. Но сейчас, чувство, накатившее на меня, было похоже на… ностальгию? Я этого не чувствовал. Никогда… тогда почему? - Ну же, еще историю… … Я больше не знал, что сказать. Слова застряли в горле, когда я увидел как оно, блеснув своими адскими глазами и рассмеявшись мне в лицо, проговорило. -Ну ладно, Арика, смотрю, ты уже устал. На сегодня свободен.