Удушливые стебли
— Давненько за тобой не наблюдалось романтики, милый, — не сдержал улыбки Хань, когда увидел мужа. — И за это любой другой омега давно бы закатил скандал или вовсе подал на развод, — ответил Чонин, принимая из его рук корзинку для пикника. — Обещаю подать на развод, если еще раз сравнишь с другими омегами, — в темно-карих глазах сверкнул маленький огонек ревности, и, сжав тонкими пальцами воротник чониновской рубашки, Хань прильнул к нему всем телом. — А кто сказал, — тихим глубоким голосом отозвался Чонин, принимая игру и смыкая руки на талии омеги, — что я тебе позволю? — Мое колено, — выдохнул Хань в губы мужа, и в тот же миг альфа почувствовал, как острая коленка разводит его ноги. — Ну не на людях же! — почти бесшумно возмутился Чонин. — Иначе твоему колену грозит административный штраф за нарушение общественного порядка. — Ах, ты такой скучный, Чонин-а! — театрально воскликнул Хань. — Помнится, когда-то тебя это совсем не останавливало. — Когда-то у меня не было Кёнсу. — М? — не понял омега и с удивлением взглянул на открывшего перед ним дверцу машины альфу. Чонин же мысленно дал себе пощечину. — А причем здесь Кёнсу? — Думаю, будет крайне неловко объяснять ему, за что его родители загремели в полицейский участок, — и пусть он вовсе не это имел в виду, однако Ханю не следует говорить об истинных опасениях запутавшегося альфы. — Хм, это да. Хань сел в машину и Чонин, закрыв за ним дверь, обошел ее стороной. — Это было бы еще более неловко, чем в вечер университетской вечеринки, когда твоему дедушке пришлось втайне от родителей вытаскивать нас из отдела, — сказал Хань, прежде чем Чонин успел завести машину. — Боже, Хань! — застонал альфа, воспроизводя в голове тот злополучный вечер. Однако он соврет, сказав, что не скучает по тем временам. — Ты тогда еще утопил свою зачетку в университетском фонтане, — засмеялся омега, — с криком: «Зато у меня большой член!» — Переста-а-а-нь! Под заливистый смех и пристыженные вопли машина двинулась в сторону места, где Ким Чонин надеялся на время оставить свою боль и забыть о проблемах. Через приоткрытые окна внутрь забегал теплый весенний ветерок, создавая причудливые прически на головах и подхватывая волны легкой красивой мелодии, что играла по радио. Чонин ехал бы вот так целую вечность, ощущая щекотку ветра на лице и внутреннее умиротворение. — Между прочим, если бы не предусмотрительность твоего поистине мирового деда, Кёнсу появился бы на свет намного раньше. — Ким Хань!~~~
Кёнсу который час пытался написать сочинение по литературе, однако все попытки оканчивались громким матом и очередным скомканным листом, кучка из которых посреди комнаты напоминала огромный сугроб, в который Кёнсу без пяти минут был готов прыгнуть. — Да что за черт! — крикнул он и смахнул все, что лежало на столе, когда в очередной раз не удалось реализовать мысль на бумаге. Сугроб на полу продолжал расти, а вместе с ним разрасталась ярость в душе Кёнсу, — Я сейчас сойду с ума! Вскочив со стула, отчего тот почти отъехал до противоположного конца комнаты, омега пнул ногой бумажный сугроб, и тот многочисленными черновиками, исписанными черной гелиевой ручкой, разлетелся по всей комнате. — Ненавижу! Кёнсу яростно кричал, хватая вещи с полок и швыряя их на пол. — Какого черта я вообще об этом думаю? — омега ходил туда-сюда по комнате, через шаг спотыкаясь о разбросанные вещи, бросая в их адрес всевозможные ругательства. В душе все словно скрутилось в огромный черный клубок запутанных мыслей и противоречивых чувств. Кёнсу был неимоверно зол на родителей, особенно на отца, который вел с ним себя все это время так, словно омега для него соседский ребенок. — Зато с папой всегда такой улыбчивый! — усмехнулся он, делая очередной круг по комнате. — Да, конечно, он его муж, — продолжал беседу с самим собой омега, активно жестикулируя руками. — Но и я ведь не пустое место! Я его сын, в конце концов! Причем единственный! Неужели так трудно уделить мне внимание? — омега остановился возле окна, на подоконнике которого у него стояли рамки с семейными фотографиями. Тяжело дыша от злости, Кёнсу взял рамку, в которой была фотография Чонина. Фото было сделано прошлым летом, когда они всей семьей и вместе с семьей Ву отправились в четырехдневный поход. На фотографии испачканный в песке Чонин в одних шортах стоял по колено в воде и строил забавную рожицу. Кёнсу тяжело вздохнул, а затем аккуратно очертил указательным пальцем улыбающееся лицо отца. — Почему ты так резко изменился? Почему отдалился, когда я стал нуждаться в тебе сильнее, чем когда-либо? — в глазах снова неприятно защипало. — Ты нужен мне, — на грани слышимости прошептал Кёнсу. — Очень сильно нужен, — словно под гипнозом смотрящих на него карих глаз, омега медленно поднес рамку к лицу и коснулся холодного стекла губами, до цветных пятен зажмуривая глаза.~~~
— Ах, Чонин-а, — довольно протянул Хань, удобно развалившись на теплом пледе. Еда давно была съедена, и сейчас пара наслаждалась минутами тишины и спокойствия. — Я так скучал по этому месту! Как же здесь хорошо. — Да, — отозвался альфа, — единственное место, где мирские проблемы не властны над тобой. — Оно словно «выручай-комната» из «Гарри Поттера», правда? — засмеялся Хань и придвинулся ближе к мужу. — Боже, неужели у тебя есть сын? — так же по-доброму рассмеялся Чонин, заключив омегу в свои крепкие объятия. — Ты ведь сам как ребенок. — Не поверишь, — выдохнул Хань ему в шею, отчего альфа напрягся, а по смуглой коже пробежались мурашки, — у меня еще есть муж. — Да? — прохрипел Чонин. — И какой он? — О-о-о, — томно протянул омега, — он сильный, — тонкие проворные пальцы скользнули вверх по руке альфы и сжали плечо, — у него великолепное тело, — затем рука омеги спустилась к часто вздымающейся груди, — упертый, правда, — горячее дыхание опалило мочку уха, — и туповат немного, — язык аккуратно обвел ушную раковину, альфа шумно выдохнул, — но зато, — Хань громко охнул, когда Чонин, схватив его за бедра, резко дернул на себя, — он только мой, — горячо выдохнул омега в губы мужа и тут же накрыл своими. Поцелуй был напорист, требователен и жгуч. Хань кусался и, зарывшись руками в темные волосы альфы, больно оттягивал их, отчего Чонин шипел и в отместку жестче сжимал пальцами бедра, грозясь оставить следы. — Чонин-а, — прошептал Хань и медленно слизал проступившую кровь с губы и подбородка альфы, — Чонин-а, — уже громче простонал омега и начал нетерпеливо тереться о возбуждение мужа. Руки Чонина с бедер переместились на все еще упругую попу омеги, сильно сжав ягодицы, тем самым заставив Ханя вскрикнуть. Альфа начал подаваться бедрами навстречу движениям, постепенно ускоряя темп. Надавив рукой на поясницу омеги, он заставил его почти полностью лечь на свою грудь, и покрасневшие губы скользнули по влажной шее. — Чонин-а, — надрывно стонал Хань, крепко вцепившись пальцами в плечи. Чонин до легкой боли укусил за местечко рядом с острой ключицей, и омега взвыл, перестав на мгновение двигаться. Воспользовавшись временной заминкой, альфа тут же перевернул его, подминая под себя. — Тебе не кажется, — возле уха раздался жаркий шепот глубоко голоса, — что сексом в одежде занимаются лишь извращенцы? — альфа резко подался бедрами навстречу. — Ну так что же… — прохрипел омега, все еще ощущая острый укус на своей шее, — мешает тебе ее… ах, снять? Усмехнувшись, Чонин потянул конец ханевской водолазки вверх, попутно целуя и прикусывая открывшиеся участки кожи, заставляя омегу вздрагивать и ерзать в нетерпении. Оголенную кожу вмиг обдало прохладой вечернего воздуха, но разгоряченное тело Чонина, которого Хань в спешке избавил от рубашки, не давало замерзнуть. Когда затвердевших сосков коснулся горячий влажный язык, омега в удовольствии изогнулся и вцепился в плечи альфы, оставляя на бронзовой коже белые следы-полумесяцы. — Чонин, пожалуйста, — стал умолять Хань, как только почувствовал руку альфы, медленно, словно издеваясь, поглаживающую его член через ткань черных джинсов, — давай без… ммм… прелюдий! — Какой нетерпеливый, — довольно хмыкнул альфа. Он расстегнул молнию и одним резким движением спустил джинсы омеги вместе с нижним бельем до колен. — А теперь, принцесса, — еще раз укусил метавшегося под ним омегу за шею, — вставай на четвереньки. Хань поспешно выполнил приказ. В руку больно впилась какая-то палка, что лежала под пледом, но Хань не успел на это отреагировать, так как в его рот проникло сразу три пальца, а к бедрам прижался каменный стояк Чонина, все еще скрываемый грубой тканью. Язык скользил по шершавым пальцам альфы, обильно увлажняя их, когда тишину окружающего их места разразил громкий шлепок. Хань гортанно вскрикнул. — Нравится? — прорычал Чонин. Сейчас ему хотелось быть грубым, хотелось выплеснуть накопившуюся за день ярость. Пусть это было некрасиво по отношению к Ханю, но ведь тот все равно получал удовольствие, к тому же Чонин вряд ли причинит своему мужу лишнюю боль. В голове вырисовывался образ Кёнсу, идущего рядом с другим альфой, и Чонин до синяков и ссадин сжимал бедра Ханя и до цветных пятен зажмуривал глаза. Почти на пике удовольствия альфа до крови прикусил губу, чтобы не выкрикнуть имя собственного сына.~~~
На часах половина десятого вечера, а Кёнсу все так же безуспешно пытался себя отвлечь. В комнате царил настоящий хаос, словно по ней прошлось стотысячное войско, и омега находился в центре него. Признаться, хаос господствовал не только в комнате Кёнсу, но и в его душе. С момента прихода домой омега успел так себя извести, что в итоге загнал себя в состояние, когда остается только лечь на дно пропасти и закрыть глаза. И, возможно, он бы так и сделал, если бы не зазвонивший в его руках телефон. Опустив взгляд, Кёнсу увидел до боли родное имя. Очень сентиментально, но все-таки именно этот человек, казалось, был способен чувствовать его на расстоянии. Поэтому, слабо улыбнувшись, Кёнсу принял вызов. — Кён-а? — послышался взволнованный голос Бэкхёна. — М? — только и смог выдавить из себя уставший от рыданий омега. — Ты почему не брал трубку? Я уже седьмой раз звоню. Что-то случилось? Слова друга заставили Кёнсу распахнуть глаза в удивлении. Шесть пропущенных вызовов? Значит, он сидел все это время с телефоном в руках и не услышал ни одного звонка? — Прости, Лисенок, я был в другой комнате. Нет, ничего не случилось, я в порядке, — нагло врал Ким, — просто погрузился с головой в учебу. — Ну надо же! — воскликнул в динамике Ву. — Тебе при таком состоянии удается делать уроки? Ты точно с другой планеты! — Ч-что? В смысле при таком… — У тебя ведь первый поцелуй случился! — завопил друг, оборвав фразу Су и заставив того испуганно подскочить. — Ах, ты про это… — Кён-а, детка, ты ведь не будешь стесняться, верно? — продолжал тараторить Бэкхён. — Папочка Ву хочет знать все подробности этого долгожданного события! — Бэк, Бэк, погоди, — устало выдохнул омега, — раз уж ты позвонил, то я хотел бы обсудить с тобой очень важный для меня вопрос. — Хорошо, — спокойнее ответил Ву. — Но ведь продолжение банкета будет? — Бэкхён! — Понял-понял, я тебя слушаю. — Ох, это настолько сложно, что вряд ли нам удастся все обсудить по телефону, так что…~~~
Смеявшиеся Чонин и Хань ввалились в дом в начале второго ночи, громко хлопнув входной дверью. — Да тише ты! — шикнул на мужа Хань. — Руки из задницы что ли? — Да, из твоей часом ранее, — нагло заулыбался Чонин, вновь притягивая омегу к себе за талию. — Не здесь, пьяный извращенец! — тот стал отпихивать от себя похотливого альфу. — Кто из нас еще пьян, принцесса? — Я, конечно, дико извиняюсь, — из гостиной послышался крайне недовольный голос, который заставил пару испуганно замереть, — но не могли бы вы переместиться в свою спальню в тишине? Мне утром на учебу. Почти не дыша, Чонин и Хань смотрели друг на друга, недоумевая, почему Кёнсу находился не в своей комнате. Тем временем в гостиной включился свет, слегка проникающий в коридор. Хань, разувшись, первым вошел и, увидев подушку и одеяло на диване, а также сидевшего на нем недовольного Кёнсу, крайне удивился. — Сынок? Ты почему не в своей комнате? — Там сейчас немного творческий беспорядок, — отчасти Кёнсу не врал. Ужасный бардак в комнате действительно был, но не это заставило его лечь в гостиной. Однако говорить папе о том, что он нарочито лег здесь, чтобы караулить их — явно не лучший вариант. — Кёнсу? — на этот раз удивленный голос принадлежал уже Чонину. — Нет, что вас так удивляет? — подскочил омега. — Кого еще вы ожидали здесь увидеть? Пророка Моисея? Родители в недоумении смотрели на сына и не знали, что говорить. — Или я занял ваше место, запланированное для плотских утех? — продолжил негодовать омега. — Ким Кёнсу! — опешил Хань. — Ты как разговариваешь со своими родителями? — А что не так я сказал, папа? — Кёнсу! — вместо потерявшего от возмущения дар речи Ханя продолжил Чонин. — Кто тебя учил так обращаться к взрослым? — голос Кима был серьезным как никогда раньше, словно это не он минутой ранее играл пьяного дурачка в коридоре. — Ты нарываешься на наказание. — А кто вас учил пьяными заваливаться посреди ночи, гремя дверьми, и чуть ли не трахаться прямо в коридоре? Намеревавшегося было ответить Чонина опередил разъяренный Хань, давший Кёнсу звонкую пощечину. — Завтра после школы, — чеканя каждое слово, говорил он, — ты приходишь домой и сразу же садишься за уроки. Я сажаю тебя на две недели под домашний арест, а также запрещаю хоть как-то контактировать с Бэкхёном и остальными друзьями, в том числе и с Чунмёном. Надеюсь, ты всерьез задумаешься над своим поведением, — не сказав больше ни слова, Хань развернулся и направился на второй этаж, а после послышался громкий хлопок двери. Оставшиеся в гостиной Чонин и Кёнсу, прижимавший руку к горящей щеке, внимательно смотрели друг другу в глаза. — Ты не смеешь так говорить со своими родителями, — тихо, но жестко проговорил старший. — А ты не смеешь так халатно относиться к своему сыну, — в той же манере ответил ему младший. — Что? Да разве я когда-нибудь… — В последнее время постоянно! Ты постоянно избегаешь и всячески игнорируешь меня! Я слышу от тебя только замечания и упреки! Ты перестал приходить ко мне перед сном, перестал говорить со мной, — на одном дыхании говорил омега, периодически прерываемый всхлипами, — перестал обнимать и говорить, что любишь. Ты понимаешь, что внушил мне ощущение ненужности? Я чувствую себя ненужным! И ненужным именно тебе! В то время как ты, — омега вдруг закашлялся, Чонин тут же подбежал к нему и схватил за плечи, — очень нужен мне. — Кёнсу… — пораженно выдохнул Чонин, — маленький мой, — он хотел дотронуться до лица омеги, но тот неожиданно вырвался из его рук. — Нет! Я давно перестал быть маленьким! И это замечают все! Все, кроме тебя! Оттолкнув альфу, омега стремительно убежал к себе в комнату. Ошарашенный Чонин медленно осел на пол, а на глазах выступили слезы. Что же он наделал? Разве он не понимал, к чему может привести его отстраненность? Ведь понимал! Понимал и все равно пошел на это! И теперь из-за него страдали сразу несколько человек. От слов Кёнсу сердце словно сжало в тиски. Как он мог? Как он мог так поступать со своим единственным сыном, со своим самым любимым омежкой? Бросил, отвернулся от него, когда должен был поддержать и показать, что рядом. Ведь разве не он хотел быть надежной опорой и верным слушателем своего ребенка? Защищать его от других? А что в итоге? А в итоге он сам навредил своему самому дорогому человеку. Просидев вот так почти полчаса, Чонин запоздало понял, что ошибался, что Ифань был прав и так проблему не решить. Поднявшись с пола, Чонин со всех ног поспешил к Кёнсу. Он должен все исправить. Должен сказать, что был не прав и что Кёнсу для него, как последний глоток воды в пустыне, и ради него он готов пожертвовать всем, что имеет. Сердце болезненно билось внутри. Оказавшись возле двери в комнату омеги, он, не колеблясь ни секунды, распахнул ее, однако так и замер, не веря своим глазам. — Хань! Сюда! Скорее!