Драко Малфой — спаситель магии // Schwer was los

— Драко, придите в себя! Драко, откройте глаза! — звал высокий, красивый голос, похожий на хрустальные колокольчики. Открывать глаза и приходить в себя Драко не хотелось. Тело ломило, словно после долгой болезни, голова кружилась даже сейчас, когда он лежал. А во сне его ждало невероятно прекрасное место: сад с яркими, необычными цветами, над которыми порхали огромные пестрые бабочки и попугаи, очень похожие на тех, что обслуживали посетителей в ресторанчике герра Зайденшванца. — Драко, откройте глаза, — настаивал голос. Сад манил Драко, разгораясь бликами росы на листьях, завлекая нежной музыкой, звучащей где-то вглубине. Вот уже под ногами Драко появилась дорога из старого, потрескавшегося желтого кирпича, а попугаи полетели вперед, указывая путь... — Драко, немедленно очнитесь! — и голос, видимо, отчаявшись, перешел от слов к действию: на Драко обрушился водопад ледяной воды. — Вы спятили?! — заорал Драко, подскакивая. — Отдохнуть не дают! — и застыл, в изумлении. Он находился в не менее невероятном и красивом месте, чем увиденный им в забытье сад. Это было светлое, просторное помещение, стены которого были покрыты тончайшими резными узорами, напомнившими Драко Альгамбру в Гранаде (*1). Чем больше он приглядывался, тем больше ему казалось, что эти узоры состоят не просто из завитушек, а представляют собой переплетенные слова на неизвестном ему алфавиту, причем у Драко было такое чувство, что он вот-вот начнет понимать написанное. В стрельчатые окна с кружевными решетками, такими тонкими, что они изначально казались тюлью, лился мягкий свет непередаваемого оттенка, напоминавшего о рассвете солнца. На полу темного дерева располагались пушистые ковры, на которые хотелось немедленно улечься. Впрочем, кровать, на которой сидел сейчас Драко, была настолько мягкой и удобной, что по соблазнительности в разы превосходила ковры. С приятных на ощупь белоснежных простыней Драко перевел взгляд на обладательницу хрустального голоса и совершенно оцепенел. Это была, несомненно, одна из самых прекраснейших женщин, из всех, кого Драко видел в жизни, не считая матери. Лицо незнакомки выглядело настолько идеальным, что оставалось лишь удивляться, как, в таком случае, оно еще оставалось человеческим, а в ее синие глаза Драко немедленно влюбился. Тонкий стан женщины двигался с изумительным изяществом, напоминавшем о грациозности змеи, но никакой угрозы в женщине Драко не чувствовал. — Вы очнулись, — радостно сказала она, и Драко смущенно улыбнулся. То, что такая восхитительная женщина радуется его пробуждению, было приятно. Он даже забыл о том, что пробуждение сопровождалось потоком ледяной воды — тем более, что его одежда и постель оказались совершенно сухими. — Вы были на волосок от смерти, — неожиданно нахмурилась красавица. Драко чуть было не застонал от расстройства при виде складочки между ее бровями, причиной которой, по-видимому, стал он. — Но, хвала сущему и моему отцу, вы спаслись, — она улыбнулась, и Драко заулыбался в ответ. Его сейчас, на удивление, совершенно не интересовала собственная жизнь. Он неотрывно глядел на незнакомку, все больше проникаясь уверенностью, что любит ее небывало сильной, бессмертной любовью. — Выпейте, — подала она ему стакан с какой-то оранжевой жидкостью, который Драко с благоговением принял из ее рук. Оттого, что он мимолетно коснулся ее пальцев, его словно пронизала благодать. Без малейших сомнений Драко проглотил оказавшуюся божественной на вкус жидкость и в ту же секунду обрел дар речи: — Кто вы? Как вас зовут? Вы ведь мне не снитесь? — забросал он восхитительную женщину нетерпеливыми вопросами. Ее ласковая улыбка вызвала у Драко новый приступ блаженства. — Меня зовут Серпентина. Мой отец, бывший архивариус Линдгорст, на деле являющийся великим духом Саламандром, спас вас, когда вы так неосторожно активизировали ужасного скорпиона. Не поспеши отец, гнусная тварь несомненно укусила бы вас, с самыми плачевными последствиями для вашего здоровья. К счастью, мой отец как раз гостил у своего старого знакомца, господина Коппелиуса, на деле являющегося ничем иным, как осколком кривого зеркала, разбитого нерасторопными учениками тролля. Однако же отец подоспел смог помочь только срочно посадив вас за стекло. Впрочем, он тут же сориентировался и мгновенно доставил вас сюда, ко мне, в Атлантиду (*2). От этой странной речи Драко словно бы отрезвел и уже растерянно хлопал ресницами: — Эм-м... В смысле, «в Атлантиду»? И как это «за стекло»? И что вы имеете в виду, что ваш отец — саламандра? Это же такие, маленькие существа... Или это его прозвище? — снова принялся он задавать вопросы. Серпентина прижала ладонь к своей высокой груди: — Уверяю вас, мой отец является никем иным, как Саламандром, духом огня, и это его настоящее имя... Но отвечу по-порядку: да, вы находитесь в Атлантиде, прекрасной стране, где царят гармония и поэзия. Увы, вы не сможете здесь долго оставаться и я вскоре верну вас обратно в привычный вам мир. А что касается вашего пребывания за стеклом... ну что ж, смотрите сами, — и она указала на письменный стол, где стояли невысокие стеклянные флакончики, в которых в самых разнообразных позах, точно насекомые в янтаре, скрючились какие-то крохотные человечки. При этом они умудрялись весело болтать друг с другом, словно бы не замечая своего бедственного положения. Драко запоздало испугался: — Это что, я тоже таким был?! — Всего несколько мгновений, — успокоила его Серпентина. — Не беспокойтесь, это никак на вас не скажется. А вот яд скорпиона вполне мог бы вас убить. Ее синие глаза гипнотизировали Драко, и он снова успокоился: — Эм-м... Ну тогда все хорошо, — и, не в силах перенести мысли, что ему придется вернуться в мир без Серпентины, поинтересовался: — А я не могу тут ненадолго остаться? — К сожалению, нет, — непреклонно отозвалась она. Драко обиделся. Серпентина ведь должна была заметить, что его обуревают сильные любовные чувства к ней, но вела себя так, словно это ее совершенно не интересовало! «Впрочем, может, они тут, в Атлантиде, плохо разбираются в чувствах?» — мысленно бросился на защиту Серпентины Драко. — Вы очень красивая... — произнес он вслух и тут же обозвал себя идиотом: для такой, как Серпентина, нужны были самые изысканные комплименты, а не несчастное «Вы очень красивая». — Ваши глаза... сияют словно... звезды... на дне моря, — попробовал он еще раз. Она рассмеялась. — Точно! — сообразил Драко, и у него словно открылось второе дыхание: — Ваш смех — как рассыпавшиеся хрустальные колокольчики. Кудри— словно... словно чистейший горный водопад. И когда вы глядите на меня, то язык мой немеет, а сердце бьется так отчаянно, словно хочет покинуть меня и присоединиться к вам. Если б знали вы, каким несчастным делает меня мысль, что нам предстоит разлука... — Полно, полно! — Серпентина шутливо приложила к его губам свой нежный пальчик. — Это все поэтическое влияние Атлантиды, к которому смертные так чувствительны. Вам пора возвращаться, иначе оно может свести вас с ума. Драко ухватил ее руку и пылко возразил: — Ну и что?! Я готов сойти с ума рядом с вами! — его наполняла невероятная легкость и эйфория. — Если мы расстанемся... Как я буду жить дальше?! Как я буду существовать без вас? Я ведь вас... — он совсем было собрался признаться ей в любви, но Серпентина легким движением высвободила кисть и снова проворно приложила палец к его губам: — Тише, тише, не говорите ненужных слов, — она укоризненно покачала головой: — Милый Драко, знайте же, что я намного старше вас. Миновали столетия с тех пор, как я появилась на свет, и столетия, как я живу в Атлантиде, И у меня, к моему великому счастью, есть тот, кто разделяет со мной эти чудесные годы: мой милый Ансельм, обожаемый мною муж, — и, при виде враз опечалившегося Драко, она мягко прибавила: — Но неужели же у вас нет той, которая бы любила вас и которую бы безоглядно любили вы? Той, к кому вы бы стремились вернуться, даже отсюда, из Атлантиды? — Ну... — расстроенно протянул Драко. — Есть одна девушка, конечно... Она очень привлекательная, и у нее тоже синие глаза... — он тоскливо вздохнул: — Но с вашими они не сравнятся. Серпентина с задумчивой улыбкой поведала: — Когда милый Ансельм увидел меня в образе зеленой змеи, греющейся в лучах солнца на дереве вместе с сестрами, он смог разглядеть в моих глазах нашу великую любовь. Пройдя через все испытания, и мы заслужили право быть вместе. А в девушке, которая вам нравится, вероятно, есть намного больше привлекательного, чем в зеленой змее, разве нет? Драко слегка опешил от такого заявления: — Ну... эм-м... в смысле... Да, конечно, Мари куда привлекательнее, чем змея... Но... Вы... Вы тоже... — он расстроенно смолк, но через секунду воспрянул духом: — А у вас случайно нет похожих на вас сестер? Ну, помладше и не замужем... Смех Серпентины снова раскатился под высокими сводами комнаты: — Ах, что вы за забавный ребенок! — Я не ребенок! — Драко оскорбленно отбросил укрывавшее его одеяло и вскочил с кровати: — Почему вы все считаете меня ребенком?! — он весь горел негодованием, пересилившем даже его нежные чувства к Серпентине. — Я веду себя в точности, как и все остальные люди, но их никто не считает детьми! Что я делаю не так?! — возмущенно выкрикнул он. Серпентина приблизилась к нему и положила руки на его плечи. От нее сладко, но не приторно, пахло цветами. — Милый Драко, я ни в коем случае не хотела вас обидеть. Ее близость кружила Драко голову, но, не успел он сделать или сказать что-либо, как Серпентина продолжила: — Вы действительно хотите знать, почему вас воспринимают как ребенка? — она проницательно уставилась на него своими синейшими глазами. — Правда, я не могу говорить за всех, а лишь за себя. Но по моему мнению, вам вредит ваша излишняя порывистость и импульсивность. — Что?! — изумился Драко. — Я — порывистый? Да я, наоборот, сдержанный! Сдержанность — это фамильная черта Малфоев, она у нас в крови! Глаза Серпентины улыбались: — А еще вы так простодушно нахваливаете себя, словно маленький мальчик, стремящийся заслужить похвалу взрослого. — Я... Простодушно?! Да знаете ли вы, что я обучался на Слизерине, а простодушным там уж точно не место! Как вы смеете говорить мне такие вещи?! — в гневе выпалил Драко и осекся, сообразив, что Серпентина сейчас обидится и немедленно отправит его обратно. — Я... Я не имел в виду, что... Я не то хотел сказать, — промямлил он, опустив голову. Однако Серпентина засмеялась: — И вы говорите прежде, чем думаете. — Дважды, — автоматически отозвался Драко. Она подняла брови: — Что, простите? — Прежде чем сказать, нужно подумать дважды, — нахмурился Драко, вспоминая. — Так говорил Петермэннхен. Серпентина кивнула: — Не знаю, кто такой этот Петермэннхен, но его речи кажутся мне разумными. Драко тоже невольно улыбнулся: — Ладно, давайте дальше. Что еще, по вашему мнению, делает меня ребенком? — он и впрямь уже заинтересовался. — Ваша манера держать себя — эта неестественно высоко поднятая голова, жесты, выражение лица... Они были бы вполне уместны зрелому, высокомерному мужчине, но вы, такой юный и нежный, смотритесь комично. Драко открыл было рот, чтобы возразить, но промолчал. Вокруг него летало множество бабочек, а очертания залы начали меняться, превращаясь в тотволшебный сад, который являлся Драко в сновидениях. — И еще ваши резкие, авторитарные, безапелляционные суждения — они позволительны либо многое повидавшему старику, либо максималистичному подростку. А на старика вы ничуть не похожи... Кроме всего прочего, вы слишком явно показываете свой совершенно детский эгоизм и напрочь отказываетесь использовать дипломатический дар, — продолжала перечислять Серпентина. — Дипломатический? — не понял Драко, отмахиваясь от маленькой птички, у которой вместо перьев были язычки пламени. — Я имею в виду хитрые, окольные разговоры, игру слов, — пояснила Серпентина. — Неправда, я это использую: вот когда мне надо что-то выпросить у мамы или у отца... — Драко остановился. — Ну, эм-м, то есть, не только у них... То есть... — Вот видите, разве это звучит не ребячески? — хитро, но доброжелательно спросила Серпентина. Драко некоторое время разглядывал ее чешуйчатое зеленое платье из необычного материала. И с каждой секундой тело Серпентины все больше напоминало змею, но, странным образом, она почему-то не теряла при этом ни капли своего очарования. Драко прищурился: — Ладно, тогда что, по-вашему, мне делать, чтобы меня воспринимали взрослым? Серпентина склонила голову на бок: — Сложно сказать... Наверное, для начала вам следует попробовать стать самим собой, а потом уже заново попытаться построить из себя что-либо. Новый рой бабочек, похожих на лунный свет, окружил Драко. Кровать уже выглядела огромным цветком лилии. Восхищенно осматриваясь, Драко усмехнулся: — «Самим собой»? Легко сказать... Знать бы еще, как им стать. — Разобраться в том, какой вы на самом деле — первый и очень важный шаг на пути к взрослению, — важно сообщила Серпентина и встрепенулась: — Но вам надо немедленно возвращаться. Вы не можете более оставаться здесь! — Постойте! — схватил ее за руку Драко. — Я никуда не хочу... Она в третий раз приложила палец к его губам: — Будьте благоразумным и взрослым. — Вы манипулируете моим стремлением стать взрослым! — возмутился Драко. — И, кстати, вы так и не ответили мне на вопрос о сестрах... Она бросила на него лукавый взгляд: — У меня две сестры, и обе до сих пор не замужем. Но где они сейчас — мне неведомо. Они постоянно путешествуют по миру. Как знать, возможно, вы встретитесь когда-нибудь их на своем пути. — Правда? — обрадовался Драко. — А как я их узнаю? — Вам подскажет сердце, — коротко ответила Серпентина. — Как банально, — скривил губы Драко, но тут все вокруг потемнело и словно отдалилось. — Эй, что за... Серпентина! — воскликнул Драко, протягивая к ней руки. — Серпентина, постойте! Подождите, я же так и не сказал, что я вас... Серпентина! — он продолжал выкрикивать, хотя его голос оборачивался тихим шепотом. — Драко, ты очнулся? — над его ухом громко раздался громкий голос Панси, и Драко распахнул непонятно когда успевшие закрыться глаза: — Пэнс? — он завертел головой. — Панси... Они явно находились не в Атлантиде: комната была маленькая и просто обставленная, краска на стенах потрескалась, а на подоконнике стояли вазоны с тюльпанами. — Драко! — Панси, всхлипывая и смеясь, обхватила его. — Ты очнулся! — Ага, — согласился Драко, озадаченно моргая. — Слушай, как я сюда попал? — Ты не помнишь? — жалостливо шмыгнула носом Панси. — Тебя спас мистер Линд... Лин... В общем, он приходится приятелем этому ненормальному старикашке, который, вроде бы на тебя напал... Ну, так, по крайней мере, сказа этот самый Линд-как-его-там. Мы с Блейзом тебя ждали, ждали, а тебя все не было, и мы не знали, куда идти... Но я все равно пошла, а тут вышел этот самый Линд... И он держал тебя на руках, а ты был такой... Такой... — она уткнулась носом в шею Драко. Он чуть брезгливо поморщился: — Ну ладно, Пэнс... У тебя есть платок? Давай, вытри слезы и высморкайся. Вот и умница. А теперь скажи мне, этот Линд-как-его-там, он все еще здесь? — Нет, он уже ушел, — снова выдула нос Панси. — А ты помнишь, что с тобой произошло? Этот ненормальный действительно на тебя набросился? — Да, — Драко, спохватившись, сунул руку в карманы мантии и потрясенно уставился на вытащенный маленький, но увесистый мешочек и очки: — А я думал, это мне тоже привиделось... — Что это? — с любопытством вытянула шею Панси. Драко самодовольно вскинул голову, но тут же вспомнил о словах Серпентины: «...эта неестественно высоко поднятая голова, жесты...». Впрочем, он уже сомневался, не была ли Серпентина лишь плодом его воображения. — Это наша плата за опалового скорпиона, — произнес Драко вовсе не тем снисходительным тоном, каким изначально собирался. — Тут твоя доля и Блейза. Глаза Панси сверкнули: — Ты... Ты сейчас серьезно?! Драко, у тебя что, получилось... Драко! — она торжествующе вскинула вверх кулак: — Драко, ты бесподобен! — Я знаю, — согласился с ней Драко и тут же задумался: не прозвучало ли это слишком ребячески? «Но я же не могу каждую секунду раздумывать, как звучат мои слова или выглядят мои движения, — он в замешательстве потер подбородок. — Ладно, пока буду говорить то, что приходит в голову, а потом уже решу, что делать». — А что это за очки? — спросила Панси. Драко торопливо сунул «Alia visio» в карман: — Неважно, — это прозвучало грубо, и потому он поспешил пояснить: — Лучше тебе этого не знать. Но Панси, недоверчиво и счастливо поглядывая на мешочек с деньгами, похоже, даже не заметила невежливых слов. — Драко, а можно на них взглянуть? На деньги? — просяще протянула она. Драко поднял брови: — Конечно, они ведь твои... и Блейза. Только лучше потерпи пока, а то на них чары уменьшения, как ты потом дотащишь такую кучу монет? — Ты прав, — разочарованно вздохнула Панси. На круглом лице со вздернутым носом боролись радостная надежда и страх перед тем, что Драко ошибся, и денег на самом деле в мешочке не было. Драко и сам уже начал переживать: а что, если Коппелиус подложил фальшивые монеты? Или вовсе не было в мешочке никаких монет, а то, что Драко видел, было лишь иллюзией? «Да что уж теперь делать? Потом уже посмотрим, когда вернемся или в Шлосс Готторф, или в гостиницу, где остановились Пэнс и Блейз. Придется смирить нетерпение», — философски решил Драко и запоздало спохватился: — Кстати, а где это мы? — Не бойся, ты тут в безопасности, — заверила его Панси. — Это комната Клары Коппелиус, но ее дед сейчас крепко заперт и не сможет тебе больше навредить. — Я не боюсь, — не слишком уверенно сказал Драко, осматриваясь. Комната совсем не походила на девичью — слишком строгой, даже аскетичной была обстановка. — Кстати, давай я позову Блейза, ну и Мари с Кларой, — вскочила Панси. Драко, поколебавшись, протянул к ней руку: — Постой... Мне надо кое-что тебе объяснить. Она пару раз моргнула, потом несмело приблизилась: — Да? Драко помолчал, подбирая слова. Потом медленно начал: — Ты... наверное удивляешься... кое-какием особенностям моего поведения. Или не удивляешься, но... Ну, тогда ты упрекала, что я тебе не писал и не искал с тобой встреч... Нет, подожди, дай я договорю! В общем... Понимаешь, тогда, после нападения на Хогвартс... нас всех арестовали: меня, маму, отца. Это было... ужасно, — Драко то накручивал на палец прядь волос, то раскручивал ее. — Я думал, что сойду с ума. Я их ненавидел — авроров, всех вокруг... А они ненавидели меня и говорили дикие вещи. И я даже стал им верить. — Драко... — прошептала Панси. — И твои письма мне очень помогали. Сначала, правда, они не давали их мне, но потом им пришлось — уже когда мама наняла адвокатов. А потом был суд, и все смотрели на меня... — Я знаю, — тихо сказала Панси, подбадривающе положив руку ему на плечо. — Я тоже там была. — Да? — удивленно вскинул на нее глаза Драко. — Я не знал. Но я тогда и не видел ничего толком. Только потом, когда мама подбежала ко мне... Она так смотрела, что я испугался еще больше. Я даже не мог понять, какой приговор они мне вынесли, — он криво усмехнулся. — А потом стало еще хуже — мне все время казалось, что за мной снова придут. Мама поила меня какими-то зельями, и еще отводила к санаменторам... Но это мало помогало, и тогда они предложили.... Они — это санаменторы, — торопливо пояснил Драко. — Они преложили использовать особый метод, «дормоконверсию» — это от латинского «превращение в сон». Панси явно этот термин ничего не говорил. — Это значит, что они превратили мои воспоминания о произошедшем в сон... То есть, не совсем сон, но... Ну, понимаешь, вот бывает такое, что просыпаешься утром и еще помнишь все-все подробности сна, но при этом осознаешь, что это был сон и все неправда. Вот то же самое они сделали и с моими воспоминаниями — я их вроде бы помню, но так странно, будто это был запутанный, тяжелый сон, которого никогда не существовало в реальности. — Драко... — Панси смотрела на него так, как будто он только что признался в том, что его на самом деле поцеловал дементор. — Эй, это вовсе не так плохо! — запротестовал Драко. — А как по мне — даже очень хорошо. Я чувствую себя просто прекрасно — все эти кошмары больше не часть моей жизни. Ночью, правда, мне... Впрочем, неважно. Если бы не это чудесная методика санаменторов, то я бы точно свихнулся — особенно, когда отца судили, и мама постоянно плакала, когда думала, что я не вижу. — И сколько лет они тебе стерли? — напряженно спросила Панси. — Мне ничего не стирали! — Драко слегка раздраженно дернул плечом. — Я же говорю: это как сон. Я все помню, только это было словно бы... словно бы этого на самом деле не было. — Так сколько лет? — настаивала Панси. — Ну, три года до нападения на Хогвартс... Точнее, два, но там кое-что и из третьего года было, — признался Драко. Панси горестно охнула: — То есть, ты не помнишь даже о... — Я все помню, Пэнс! — взмахнул руками Драко. — Говорю же тебе: я все помню! Просто оно воспринимается очень интересным образом. — И то, что было между нами, тоже так воспринимается?! — вплотную подошла к нему Панси. — То, что ты мне говорил, то, что мы с тобой.... — Пэнс, — Драко смутился. — Нет, я вовсе не забыл, но... Ты же понимаешь, люди меняются, и... Она отошла, качая головой: — Ты дал уничтожить часть себя. Часть своего прошлого. Не спорю, там было много плохого, но разве там не было хорошего?! Я думала, я... — Панси, я ничего не уничтожал, — безуспешно пытался ей доказать Драко. — Я могу тебе перечислить все, что было между нами, и что происходило с нами. — Но ты относишься теперь к этому по-другому, Драко! — громко крикнула она и озабоченно покосилась на дверь, понижая голос: — Ты воспринимаешь это как сон, как галлюцинацию. Я для тебя — призрак из сна, и Блейз тоже. — Нет же, Пэнс, я вас знал-то еще раньше, чем эти три года! — Драко притопнул ногой. — Я помню наши детские шалости, и как ты приходила на мой день рождения, и как мы с тобой играли в прятки и наткнулись на боггарта. — Но ты не помнишь... ладно, ладно, я поняла — ты помнишь, но тебе кажется сном все то, что было с нами потом, — Панси скрестила руки на груди. — Пэнс, да какая разница, как я это воспринимаю, — примиряюще сказал Драко. Она упрямо покачала головой: — Разница есть, я же чувствую. И ты сам чувствуешь, иначе не начал бы этот разговор со слов об «особенностях твоего поведения». Действительно, такое ощущение, что из твоей жизни просто убрали три года, и ты так и остался тем Драко, которым ты был на четвертом курсе. Драко устало пожал плечами. Если Панси так хотела верить в то, о чем она говорила, то он не собирался ее больше разубеждать. «Не стоило ей вообще говорить... Я-то думал, хотя бы Панси может понять, но нет», — поджал губы Драко. — Я все же позову остальных, — она быстрым шагом направилась к двери. Драко дождался, пока Панси выйдет, и сунул руку в карман, нащупывая то, что уже заметил там ранее. Сдерживая испуганную дрожь, он вытащил наружу гладкий, блестящий бело-розовый камень, неактивированную форму опалового скорпиона. — Значит, Коппелиус тебя не успел забрать, — Драко боролся с желанием зашвырнуть камень куда подальше: ему все казалось, что вот-вот на поверхности покажутся трещины, сквозь которые просунутся клешни и острые лапки. Сдержав этот безрассудный порыв, Драко быстро спрятал камень обратно себе в карман.