Аферистки: Все законно.

      POV Катя       Укол мне, хоть и очень нескоро, но сделали, и, когда я снова очнулась в камере на кушетке, голова уже не болела.       Тогда, уже засыпая от усталости и действия лекарств, я — из разговора Ковалевского с врачом — поняла, что наш честолюбивый товарищ в новеньком кителе не только осознает, что меня опоили психотропным препаратом, но даже включил это обстоятельство в дело, основываясь на незаконном заборе моей крови, сделанном Леоновским.       Я была очень удивлена и поверила в это с большим трудом. Леня сделал что-то честно, несмотря на то, что это шло вразрез с его желаниями и амбициями? Может быть, я была о нем слишком уж плохого мнения?..       Теперь, когда моя голова больше не болела, думать о деле было в разы легче и приятнее. За это огромное спасибо Рокотову, который открыл для меня такое полезное действие витамина C! Кстати, о Рокотове. Женя сказала, что его выпустили — а, собственно, почему? Нет, я, конечно, рада, что у курсантов появилась дополнительная поддержка в его лице, однако Ковалевский опять-таки повел себя очень странно, имея обвинения против Нила и при этом выпустив его под подписку чуть ли не через 3 дня после ареста. Неужели Леня действительно настолько всерьез стал разрабатывать версию, по которой я подставила Рокотова, подбросив ему улики, а также позвонив вместе с Бояновым на его телефон из места, где выступала Глазунова, и попытавшись сбить человека на его машине? Видимо, да. Другого объяснения поведению Ковалевского я не нахожу...       Нижний Новгород. Об этом городе за все время моего ареста ко мне приходило довольно много воспоминаний, но почти все они были не существенны и сразу обрывались. Единственное, что мне хоть как-то помогло что-то прояснить, так это вспомнившаяся информация об Игнатьеве, в убийстве которого меня обвинили. Хотя думаю, что если Женя правильно направила курсантов, то они это выяснили ещё в самом начале расследования. В любом случае, у меня нет возможности ее об этом спросить: сестра не приходила ко мне достаточно давно. Из-за этого я вообще мало что знала о ходе расследования.       Но из того, что Женя успела мне рассказать, — а точнее, показать, — была одна вещь, которая меня очень удивила и насторожила: распечатка моих телефонных звонков. Ни в Нижнем Новгороде, ни после возвращения в Москву я никому не звонила и не писала. А отсюда вопрос: как я вообще назначила встречу с подозреваемым?       Первой моей мыслью было то, что подозреваемый уже был в тюрьме, и потому звонить для назначения встречи было не нужно; но эту мысль пришлось сразу отмести: ни из тюрьмы, ни из какого-либо другого «общественного» места меня бы в лес увезти не смогли.       Остаётся только один вариант: я поехала в квартиру или в дом самого подозреваемого. Но я же знаю себя! Я не смогла бы поехать без подстраховки в виде ОМОНа или хотя бы Чиглинцева в квартиру незнакомого мне потенциального преступника. Неужели я его знала?.. или знаю?..       Образ Рокотова навязчиво появился в моей голове... Нет. Нил был под арестом на тот момент. А значит...       Этот человек как-то связан с Нилом или с делом, которое тот расследовал у себя на родине; этот человек сам из Нижнего Новгорода, но живет в Москве; мы с этим человеком знакомы настолько, что я знала, где он живёт, и могла прийти к нему без предупреждения... Итак, какова же вероятность того, что этот человек — Геннадий, друг Нила Александровича?.. Только бы я ошибалась...       Конец POV Катя

***

      Курсанты вошли в кабинет очень быстро и без стука. Женя и Миша успели отстраниться друг от друга, но юным следопытам ничего не стоило догадаться, что здесь произошло. Лаврова чувствовала себя на арене цирка, наполненного зрителями, все взгляды которых устремлены именно на нее, однако это не сильно ее расстраивало и ничуть не смущало. За все время ее жизни за границей, и в особенности гастролей с аферистами, девушка попадала в такие неловкие ситуации, что сейчас это всё ее даже веселило. К тому же, она испытывала триумф, осознавая, что Миша ответил на ее поцелуй. Тогда она даже не думала, что Миша, отвечая, считал ее Катей.       Сам же Чиглинцев просто не знал, куда ему деть взгляд, и стоял абсолютно растерянный и просто пунцовый от смущения. Тихие подхихикивания и покашливания курсантов только ещё больше вгоняли его в краску, и он, не зная, что делать, схватил со стола карандаш и, сжав его в руке, тут же сломал его.       Поломав так ещё два карандаша, Миша понял, что выглядит, наверное, невероятно глупо и по-детски, разозлился и, отбросив на пол обломки карандашей, резко развернулся к курсантам. — А вы чего... п-притащились сюда, а? — сделав грозное лицо, но при этом запинаясь, проревел он. — Что, преступление уже раскрыто гениальными умами юных полицейских? Давайте, порадуйте меня! — закончил он с такой интонацией, что хотелось скорее не порадовать его, а быстрее делать ноги. Женя с усмешкой вздохнула и поудобнее расположилась в кресле, с удовольствием замечая, что Чиглинцев ничуть не изменился; разве что по окружающим предметам кулаком не лупит. Но тут Миша как раз ударил по столу кулаком на какой-то дерзкий ответ Саблина, — или Аркадьева: девушка не очень следила в этот момент, кто и что говорил, — и Женя уже широко улыбнулась. Благо майор этого не видел, зато видели курсанты: кто-то просто переключил своё внимание на разъяренного майора; курсант Саблин, посмотрев на Лаврову, ехидно усмехнулся и поднял брови, но тут же смутился, вспомнив, как куратор реагирует на подобные дерзости, и отвернулся; а Захарова-Миско очень странно посмотрела на Лаврову, потом на Чиглинцева, а потом снова на Лаврову.       Курсантка сначала вспомнила свою подругу Никишину, с которой только-только расстался Чиглинцев, а после окончательно поняла, что с Лавровой что-то не так: Екатерина Андреевна ни за что в такой ситуации не сидела бы так спокойно, будто ничего не произошло, и не веселилась бы. Варя поняла, что ей нужно обязательно поговорить с Чиглинцевым.       Узнав, что курсанты ничего не выяснили, Михаил устроил им полный разнос. Он отчитывал их так долго, громко и грубо, что после этого, по его мнению, они и думать не могли об увиденном ранее. Но плохо знал майор своих стажёров. — Слушайте, а я ведь даже не догадывался, что у Лавровой с ним... шуры-муры, — весело проговорил Аркадьев, когда они уже все вышли из отделения. — Нет у нее ничего с Чиглинцевым. И вообще, это не наше дело, — тут же одёрнула его Варя строгим тоном. — Да, я согласен с Варей, — отозвался курсант Миско. — Давайте не будем это обсуждать. Это неэтично. — Да ты подкаблучник, Виталя, — задорно протянул Шишкарев, хлопая товарища по плечу — Миско дернулся и тихо цокнул языком, а Саблин сразу поддакнул Ване: — Ага. Виталик у нас сегодня весь целиком и полностью посвящен жене, — издевался он. — Да, Виталь? — Да отстаньте вы, — без злобы огрызнулся парень. — А майор-то шустрый оказался, — продолжал Денис. — Сначала с Маринкой, теперь с Лавровой. Всё, молчу-молчу, — добавил он, увидев строгий взгляд Варвары в свою сторону. — Саблин, перестань. Они взрослые люди, а ты ведёшь себя как бабка-сплетница, — сказала девушка, гордо подняв подбородок, и, взяв мужа под руку, двинулась вперёд в более быстром темпе. — Я — бабка-сплетница? — наигранно возмутился Саблин. — Ну знай, Варвара: ты объявила мне войну, — добавил он и побежал догонять отделившуюся чету Миско, Шишкарев последовал за ним. А Егор Аркадьев, оставшийся позади, радостно улыбался, понимая, что этот коллектив ему определенно нравится.