Я думал, она — моя жизнь.

      Я иду по парку. На улице прекрасное весеннее утро. Солнце пробивается сквозь зеленую листву пышных кленовых крон. Резные листья оставляют ажурные узоры теней и отсветов. Радужные клумбы ярким разнообразием пестрых весенних соцветий добавляют ощущения праздника в это солнечное утро. Песчаные дорожки извиваются причудливыми лабиринтами среди высоких, обвитых плющом стволов. Кое-где стоят кованые старинные скамейки, на которых восседают пышные пожилые дамы с маленькими собачками и влюбленные воркующие парочки. Все радуются новому весеннему дню, теплому солнцу и горьковатому запаху отцветающих черемух, покрывавших своими маленькими белоснежными лепестками темную землю затененных тропинок, превратив их в нечто прекрасное, неописуемое нашим скудным лексиконом. По ним бегают маленькие девочки в светлых ситцевых платьицах и белых носочках. Молодые мамочки жеманно следуют за своими чадами, подметая дорожки длинным кринолином роскошных платьев, щебеча друг с другом и поправляя маленькие украшенные фиалками шляпки, которые так модны в этом году. В их обтянутых белыми перчатками пальчиках, словно крылья ночной бабочки, трепещут кружевные веера, за которыми нередко прячутся кокетливые улыбки и заинтересованные взгляды. Все в этот миг наполнено некой таинственной дымкой забвения, наполняя эйфорией каждого входящего в это тенистое царство прохладных аллей. На каждом лице цветет улыбка, в каждой паре глаз влажным блеском просвечивается радость. Я иду по тенистым аллеям, среди бледно-зеленого тумана, выпадая из этой светлой реальности хмурым пятном. Я ничем не выделяюсь, среди остальных сэров. Черный смокинг и цилиндр, припорошённый лепестками черемух. Однако на лице нет того чистого выражения, которым пропитан воздух сегодняшнего утра. Все мои мысли сейчас заполнены туманным образом одной очаровательной дамы, заполнившей собой все мое бренное существование.       Уже как полгода ее образ занял все возможное пространство моего внутреннего мира. Закрыв глаза, я могу подробно видеть ее лицо. Ее бархатистый взгляд, скрытый длинными тенями черных ресниц, ее родинку маленькой черной мушкой занявшую место на алом румянце ее нежной правой щеки. Ее черные как смоль волосы не развиваются на ветру завитыми кольцами, как часто мы привыкли видеть, они лишь едва достают до изящной линии подбородка острыми клиньями строгого каре.       Когда я увидел эту женщину впервые, она сидела за столиком кафе и смотрела на проезжающие мимо экипажи сквозь струи дождя, стекающие мутным водопадом на пожухлую осеннюю листву, прилипшую к тротуару. В тот день я заговорил с ней, и до сих пор не могу насытиться ее томным низким голосом. Я влюбился в нее с первой же приветственной улыбки, адресованной мне, такой особенной и заставляющей таять все снега Антарктиды, скопившиеся на сердце.       В тот день я получил эту женщину. Мы часто гуляли, превращая прогулки то в романтичное приключение, то в философскую беседу, наполненную немыслимыми аргументами на еще более немыслимые темы. Я поддерживал ее под локоть, держал над ней зонт и накидывал на ее узкие плечи свой слишком большой для ее маленького тела пиджак. Иногда она пряталась за густым серебристым мехом высокого воротника своего манто, оставляя моему взору лишь улыбающиеся всему миру глаза.       Я хотел приручить эту женщину. Но она всегда выскальзывала из моих рук в погоне за модой, за мечтой, за славой. Она проводила со своими друзьями невыносимо долгое время, выполняя очень важные дела, посещая светские вечера. Я не мог догнать ее мысли, ее речи, ее желание покорить этот мир. Она очень часто пропадала. Я не видел ее днями, мучительно долго проползавшими друг за другом. Я зверел от обиды, и уже готов был разорвать нашу тонкую как первый весенний лед связь, как она появлялась на моем пороге снова. Она прилетала словно на крыльях ночи, появляясь в самое темное время безлуния, и окунала меня в плен своих нежных губ со сладким привкусом корицы. Она скидывала невероятное нагромождение подолов и жесткий, стягивающий ее тонкую талию, корсаж прямо у двери, явив моему взору тонкий стан в шелковом пеньюаре, и бросалась с головой в мои всегда раскрытые объятья. Я не мог сопротивляться. В постели эта женщина была словно черная кошка, гибкая, своевольная, гордая и независимая. Она не казалась хрупкой. Наоборот, ее подтянутое стройное тело хотелось обвить руками и прижать к себе как можно ближе, чтобы еще больше ее тела соприкасалось с моим. Каждый раз мы сливались в единое целое. Она любила быть сверху, задавая своими движениями ритм и интервалы долгих глубоких поцелуев, открывая моему затуманенному страстью взгляду потрясающий вид.       Она никогда не стеснялась. Иногда она позволяла овладеть собою, позволив мне лишь любоваться идеальной белой кожи ее гибкой спины и острыми линиями плеч. В такие моменты она казалась покорной и беспомощной. Но лишь казалась. Она принадлежала мне всю ночь, даря свое тело и страсть, но каждое утро она, порхающей пташкой, снова исчезала с первыми же лучами солнца, пробившимся сквозь кружево тюля на моих окнах, оставив мне лишь поцелуй и время нашей следующей встречи, на которые она часто не приходила, совершенно забыв обо мне. В такие моменты мое сердце обливалось галлонами холодной крови, мне казалось, будто меня лишили обещанного глотка свежей воды в пекле пустыни, оставив умирать под палящим солнцем.       Эта женщина была слишком свободна, чтобы я смог привязать ее к себе.       Одолеваемый тяжелыми думами о ней я иду по парку, среди этого раздражающего неоправданного ощущения радости и счастья, держа в кармане заветную записку, принесенную дворецким, с парой слов ее сильно наклоненного влево почерка. Я не видел ее уже неделю. Не забудет ли она про меня в очередной раз? Я не хотел ее видеть, но моя кровь слабо текла по венам, требуя срочную дозу наркотика в виде любимой женщины. И, вот, она стоит на мостике, протянутом через небольшой ручей, сложив свои оголенные локотки на побеленные перила. Тонкие запястья ее изящных рук расслабленно повисли.       Она как всегда прекрасна. Пышное светло-зеленое платье касается обшарпанных досок, вырез драпированного лифа полностью открывает взору прохожих длинную шею и нежные плечи. Моя кровь мгновенно закипает от радости и ревности, словно в мою вену вкололи катализатор, заставляющий мое бедное сердце перекачивать кровь в десять раз быстрее обычного.       Я ревную ее ко всем, кто случайно бросит мимолетный взгляд на мое сокровище. Мне хочется развернуться и уйти от этой жестокой покорительницы сердец, но я не могу. Тело не слушает меня. Все, что оно может сейчас, это стоять и любоваться стройной брюнеткой в зеленом.       Она околдовала меня, только один ее взгляд вызывает сильный трепет где-то глубоко-глубоко, в самых недрах моей серой пасмурной души. А улыбка пробуждает неимоверное чувство гордости, что эта женщина моя.       Ветреная, свободная, но моя. Этот калейдоскоп чувств и эмоций стал неотъемлемой частью моей жизни. Уже несколько месяцев мое сердце разрывалось от неимоверного счастья и ужасного страдания. Она была моей, но не принадлежала мне. Она всегда принадлежала лишь самой себе, но все время от меня улетая, отдаляясь, она всегда возвращалась. До сих пор возвращалась…       Это чувство страха каждый раз длинным шлейфом тянулось за ее уходящим вдаль силуэтом. Каждый раз я боялся, что она больше не вернется. И каждый раз я с щенячьей радостью бежал на встречу с ней.       Она невыносимо идеально вписывалась в любое место, будь то библиотека, либо прокуренный бар. Она везде смотрелась так, будто создана только для этого антуража, именно для этого окружения. И сейчас в весенней, наполненной солнцем зелени парка она сверкала своим великолепием.       А я стоял и любовался ею. Я преклонялся перед нею. Я отдал ей всю жизнь, всего себя за эти крохотные моменты наших встреч. Она же забрала мою гордость. Я никогда и никого не любил так, как ее. Во мне никогда не было столько чувств, желания и переживаний. Но я никогда и не страдал так... Я никогда так не боялся потерять кого-то, как ее.       Я думал, она – моя жизнь.       Оказалось - пожизненное.