200 pages

      Примечание: глава посвящается все это время без устали вдохновлявшей Стелс, а также всем, кто дождался. Спасибо!!       – Записано! Всем спасибо! Мисс Айвери, всё отлично! Мистер Эванс, прекрасно! И, мистер Эванс… только “Джейсон”, не “Джонсон”…       – Прошу прощения, конечно!..       “Твою же мать! Твоюматьтвоюматьтвоюмать!.. “Джейсон!” Джон… Это слишком, так нельзя, так просто больше нельзя!..”       – Оуэн, давайте ещё раз! Я буду внимательнее…       – Это ничего, можно позже переписать…       – Нет-нет, пожалуйста, еще раз!..       Лондон. Его второй, ну, ладно, третий родной город! Почему, почему теперь здесь стало так сложно дышать, почему воздух, который всегда возвращал его к жизни, какие бы тяжести не обрушивались на его плечи, какие бы дурные мысли не переполняли его не менее дурную голову, иногда теперь казался просто отравой? Почему на набережной Виктории он хочет увидеть знакомый длинный и немного угловатый силуэт, склонившийся над перилами? Почему он практически замирает, едва завидев очертания Иглы Клеопатры, и старается не ходить там, не приближаться к египетскому сфинксу, где они вкладывали пальцы в выбоины, оставшиеся на постаменте после бомбежек Первой Мировой, сталкивались пальцами, сталкивались взглядами, молча смотрели друг на друга и продолжали гладить холодный серый камень?.. А потом они сбегали с этих шумных улиц и набережных, прятались в извилистых переулках и грели пальцы в карманах друг у друга. А потом он покупал ему их любимый картофель с маленьких лотков где-нибудь в парках и на площадях и наблюдал, как этот чудик, который, кажется, всегда был не прочь что-нибудь зажевать, с аппетитом поедает ее. И надо признаться, что он бешено завидовал, каждый раз завидовал тому, что ни вторая, ни двадцатая порция вредной еды никак не скажется на этой обалденной фигуре, и каждый раз со смехом отказывался, когда испанец подносил к его лицу золотистый ломтик, но от этого жеста чертова картошка в его руках становилась только желаннее… И вся эта долбанная романтика, все это ворованное у мира время – как будто ему снова было шестнадцать, как будто вся жизнь была впереди, а все мечты были достижимы – все это пьянило, заводило, переполняло какой-то неуместной, бьющей через край радостью, и от этого было одновременно и больно, и страшно, и невероятно хорошо… Почему он ощущал все это, только находясь рядом с ним?       В первый раз они смогли провести немного времени в Лондоне вдвоем, когда Джон остался после Лондонской Недели Моды на съемки какой-то очередной умопомрачительной рекламы, а у Люка наконец-то закончился этот головокружительный забег по миру с премьерой второго “Хоббита”. Люк сам вызвался забирать манекенщика со студии все три дня, и сейчас в последний раз подобрал его в полуквартале от места съемок, предупредив, что перед тем, как отвезти его в Сохо, ему нужно заехать домой.       – Поднимешься ненадолго? Я только брошу вещи и потом провожу тебя до отеля.       Люк сказал это безо всякой задней мысли, просто из вежливости, он стоял спиной к Джону, звеня ключами, и не видел, как лицо испанца моментально озарилось восторженной улыбкой и как тщетно он пытался выровнять не в меру участившееся после этих слов дыхание. Джон третий день подряд пытался придумать причину, по которой можно было бы ненавязчиво напроситься в гости, хотя он смутно припоминал, что в Британии не принято приглашать к себе домой, если это не близкие и давно знакомые люди. Так же он не мог придумать повода хотя бы пригласить актера выпить, кроме своего скорого отъезда, разумеется, и это было странно: он не припоминал за собой особой скромности или проблем со свиданиями, но в случае с Люком все привычные методы казались ему просто неприменимым…       – Полагаю, что тебе тоже знакомо это замечательное чувство: как бы ты ни обожал свою работу, пара дней, когда ты точно пробудешь в тишине и покое, кажутся райской мечтой?       Люк посторонился, пропуская Джона вперед – в небольшой холл, ведущий в небольшую же, но показавшуюся манекенщику очень уютной гостиную.       – Хм, но еще же светло, ты же не спать сейчас заляжешь? Или… заляжешь? – осторожно поинтересовался Джон.       – Э-э… Сегодня суббота, завтра у меня наконец-то выходной – как у всех нормальных людей. Это случается слишком редко, так что я собираюсь просто напиться и встать только… часов в двенадцать… утра.       Джон лишь мельком успел кинуть взгляд в приятный полумрак гостиной, потому что, как привязанный, следовал за Люком, а тот направился на кухню.       – Напиться – это пойти в паб, да?       Люк едва удержался от язвительной ухмылки: те, кто смеялись над его валлийским прононсом сейчас бы просто поумирали со смеху – такой презабавный акцент у этого парня!.. Он жестом предложил Джону воды, но испанец вежливо покачал головой, одновременно стараясь не таращиться уж слишком откровенно на руки актера, пока тот открывал бутылку и наливал воду в стакан.       – Ну да, типа того, в паб, а лучше – в несколько подряд…       – Вот как? О, это отлично, значит, я с тобой!       Люк поперхнулся и закашлялся, параллельно выплескивая на себя остатки воды из стакана. Джон, даже не улыбнувшись, протянул ему полотенце и пару раз ощутимо хлопнул по спине. Откашлявшись и немного придя в себя, Люк уставился на испанца, пытаясь понять, что именно услышал каждый из них. Английский этот парень вроде знает неплохо, валлийскими выражениями Люк не пользовался, оставалось только предположить, что либо все манекенщики горазды выпить на халяву (что было бы неудивительно), либо просто этот – самый странный из всех, кто когда-либо встречался или еще встретится ему…       Джон уловил практически все, о чем сейчас размышлял актер, и приложил массу усилий, чтобы только не рассмеяться от одного взгляда на эту физиономию. Dios, да он бы с удовольствием еще бы что-нибудь сотворил, только бы подольше понаблюдать этот удивленно-недоверчивый, да просто слегка обалдевший взгляд!.. Но Джон быстро взял себя в руки: не сейчас, сейчас все очень серьезно, нужно действовать очень и очень осторожно... Тьфу, блин, просто какая-то спецоперация по захвату внимания Люка Эванса!..       – Эй-эй! Я же гость! И ты обещал мне экскурсию по Лондону, если появится немного свободного времени! Поход в паб – это же очень британское времяпрепровождение, так? И не пугайся, я вовсе не настаиваю на знакомстве с твоими друзьями или там соседями. Так что?       Люк мысленно чертыхнулся. Да что с ним, на самом деле, такое? Ну, сводит он этого чудика в паб, где ему плеснут пару-тройку стопок голубого брогги, который свалит его с ног – и не таких сваливает! Ну, закинет он парня в такси, отправит по адресу, а сам вернется и допьет все остальное, как и планировал…       – Ладно… Я только… Подожди пару минут, я… рубашку сменю.       Джон кивнул и параллельно на всякий случай ухватился за косяк – просто чтобы не подпрыгнуть от восторга, услышав то, что он уже отчаялся услышать. Он вернулся в гостиную, тем более что его давно сюда тянуло – рассмотреть все повнимательнее. Ему здесь сразу понравилось, и все, что он успел заметить, еще стоя на пороге, его радовало и восхищало: приглушенные цвета, современная техника в сочетании с несколько старомодными, но очень добротными вещами и – камин! Неужели? Неужели – настоящий лондонский камин, который можно затопить?! План операции под названием “Как напроситься в гости, чтобы посмотреть на горящий камин” Джон набросать не успел, потому что в противоположном углу его взгляд выхватил еще одно чудо, о котором он бы никогда не догадался, не увидь собственными глазами: таинственно мерцающий в свете неоновой лампы большой аквариум, в котором стайками кружились маленькие разноцветные существа…       Но и это было еще не все, потому что, когда дверь спальни открылась и хозяин вышел, Джона накрыло очередной волной абсолютного восторга: Люк выбрал рубашку в сине-бежевую клетку, которая обалденно сочеталась с синими джинсами. А вот в руках у него была его любимая куртка-“авиатор”, на что Джон скептически приподнял бровь – нет, не в плане стиля, а просто ему показалось, что в марте даже Лондон – уже не слишком холодное место. Но Люк в свою очередь покачал головой, оглядывая Джона и что-то соображая: на испанце был какой-то крутой кожаный пиджак, у которого была только одна пуговица, под ним только рубашка, и для мартовского лондонского вечера этого было определенно недостаточно.       – Здесь тебе не Мальорка! – Эванс довольно сердито хлопнул резной дверцей шкафа. – Вот, возьми, не знаю, правда, как он тебе по стилю или что там еще…       Люк протянул испанцу объемный светло-бежевый шарф, к которому сам он никак не мог примериться: в обычной жизни, не перед камерами, он предпочитал вещи попроще.       – По крайней мере, он теплый…       Джон кивнул и парой изящных движений намотал шарф на шею, довольно улыбаясь. “Твою мать!..” – только и успел с сожалением подумать Люк, как будто во сне наблюдая за руками Джона: он хотел бы сделать это сам... Та-ак! Выпивка, срочно и много! Если они сейчас же не выйдут, то так и будут стоять здесь и пялиться друг на друга, как парочка закоренелых идиотов!.. Несмотря на то, что Джон не высказал ни малейшего неудовольствия затянувшейся паузой, Люк решительно и, может, даже чересчур резко двинулся к выходу, увлекая гостя за собой.       Паб с самым незамысловатым названием на свете прятался в конце Кингслэнд Роуд, в кирпичных стенах бывшей ткацкой фабрики. Внутри было довольно толписто и шумно – все-таки была суббота, но Люк довольно уверенно потянул Джона прямо к стойке, где, как будто специально для них, оставалось два свободных места.       – Господи боже ты мой, вы только гляньте: никак и рабочий класс потянуло в нашу скромную обитель!       Высокий рыжеватый бармен, не спрашивая ничего, тут же поставил перед ними бокалы и миску с чипсами и приветственно кивнул Джону, от чего тот моментально разулыбался в ответ – положительный настрой он умел чувствовать как никто другой.       – Обычно у нас только всякая богема ошивается! – пояснил блондин, подмигивая.       Люк только хмыкнул, пожимая протянутую широченную ладонь: к таким приветствиям и подколам здесь он уже давно привык.       – Эд, это Джон…. Нам виски, побольше и покрепче! И… апельсиновый сок, наверное… – Люк неуверенно покосился на своего спутника, размышляя, не слишком ли много он на себя берет, но Джон, кажется, совершенно не возражал, только добавил:       – И еды!       Люк чуть не хлопнул себя по лбу ладонью – конечно, когда в последний раз они оба, тем более Джон, ели нормально?.. Эдди только усмехнулся, и казалось, что забывчивость Люка для него – не новость, поэтому буквально через несколько минут перед Джоном появился картофельный пирог, треска с горчичным соусом и традиционная запеканка по-пастушьи, причем все порции были приличного размера. Со словами “Пойду поздороваюсь с Кираном!” Люк с полным бокалом и чистой совестью бросил Джона на попечение хозяина паба, впрочем, испанец опять не возражал: ему хотелось осмотреться и отдышаться, а в присутствии Люка, как он уже понял, даже самые простые действия становились какими-то сложновыполнимыми.       В интерьере “У Эда” преобладали красный кирпич и темное дерево, всего к трем столикам примыкали крохотные угловые диванчики, вокруг остальных были стулья – с высокими спинками и светло-зеленой с золотистыми вкраплениями обивкой, и круглые высокие табуреты с кожаной обивкой – у стойки. На стенах висели фотографии и литографии со старыми видами Шордича и окрестностей, а когда Джон заметил нескольких курящих людей, сразу же почувствовал себя почти как дома. А еще Джон в очередной раз отметил привязанность Люка к добротным и стильным вещам, что и на выборе любимого паба отразилось. Впрочем, еще Джон сообразил, что дело было вовсе не в интерьерах, или пятнадцати сортах пива, пять из которых доставлялись с небольших, но с самых что ни на есть традиционных пивоварен, или в превосходной еде, которую Эд с парой помощников готовил сам, дело было в той атмосфере, которую создавали здесь все эти люди…       Люк почти с противоположного конца стойки наблюдал за становящейся все более оживленной беседой испанского гостя и хозяина заведения. Джон уже давно размотал шарф и даже скинул пиджак, потому что Эдди позволил ему нечто невероятное: встать за стойку и немного помочь с напитками.       – Смотрите-ка, кого-то потянуло на экзотику! – возникший рядом Киран снова наполнил его стакан. – Что за прекрасное создание ты привел в наше захолустье? Познакомишь?       – Конечно!.. Да… нет, это просто… ну… Это Джон… Он модель!.. Э-э, модель Тома Форда, Армани и все такое…       – Да ну? А похож на нормального человека… О, у меня стереотипы, да? – Киран улыбался какой-то очень теплой улыбкой, которая ему невероятно шла и смягчала слишком выразительные черты лица.       – Мы просто виделись пару раз… Просто он сейчас в Лондоне… Просто я… просто мы… – Люк наконец-то понял, что Киран, вообще-то, у него ничего такого и не спрашивал, поэтому идиотом он себя сейчас чувствовал исключительно по собственному усмотрению.       – Вот за что я не люблю вас, звезд, так это за то, что вечно вам все просто так прямо в руки валится! А в обычной жизни, знаешь ли, пока ты сам догадаешься, чего хочешь, пока додумаешься, как сообщить о своих желаниях…       Люк опять мысленно чертыхнулся: он почти пять лет знаком с этим человеком, но так и не научился понимать, когда он говорит серьезно, а когда – очень серьезно. Киран, вероятно, догадываясь о душевном состоянии валлийца, тихонько рассмеялся и поставил перед Люком картофельный пирог с идеально запеченной корочкой и сметанным соусом.       – Ты тоже поешь. Одними взглядами сыт не будешь!       Люк благодарно кивнул, снова предпочтя промолчать, и еще некоторое время не притрагивался к аппетитно выглядящему пирогу, наблюдая, как Киран общается с другими посетителями, перебрасывается привычными шутками с Мэгги, девушкой-официанткой, и о чем-то сигнализирует Эду. Если уж совсем честно, то Люк каждый раз слегка обалдевал, когда видел этих двоих вместе: широкоплечий, голубоглазый и балагуристый уроженец Ист-Энда и смуглый, изящный и задумчивый наполовину индиец наполовину англичанин – что может быть более странным и менее подходящим друг другу? И тем не менее они вот уже несколько лет прекрасно уживались на этом небольшом куске пространства, поддерживая, дополняя и приободряя друг друга. Эдди любил свой бар, любил готовить и радовать людей, а Киран… Киран, кажется, любил все, что радовало Эдди.       Взгляд валлийца опять перескочил на парочку за барной стойкой, и, поскольку там явно было не скучно, он подхватил свою тарелку с пирогом и переместился к ним.       – Он тебя не заболтал? От работы не отрывает? А то он это умеет!       – Только не ревнуй, кинозвезда! Это было бы глупо!       – Да это не…       Эдди только расхохотался, заметив выражение лица актера, и быстренько снова наполнил его стакан. “Не то, что ты думаешь!..” Что и кто вообще думает, на что это похоже и почему сейчас совсем не хочется думать об этом самому – все эти вопросы под воздействием алкоголя и непринужденной, расслабляющей атмосферы наконец-то отошли на второй, даже на десятый план… В их диалог вклинился восторженный Джон, и Люк был уверен, что выпил испанец точно не меньше, чем он, но только выглядел и держался по-прежнему превосходно.       – А моя бабушка добавляет в картофель какие-то листочки, которые совершенно меняют аромат и даже вкус…       – Такие или такие? – Эд с какой-то невероятной скоростью выставил на стойку перед ним пару баночек со специями.       О, боже, да тут уже целое кулинарное шоу намечается!.. Люк просто не успевал понимать, как этот чертов баск в течение каких-то тридцати минут успевал очаровывать все и всех вокруг. Привести в восторг Эдди вообще-то было сложно, а тут он просто расплывался в тысячах улыбок и, кажется, даже немного забывал об остальных посетителях, вызывая не столько недовольство, сколько ехидные смешки у своих сотрудников.       – Еще по одной?       – По одной!       – По две давай уже!       Когда количество выпитого, а также съеденного (преимущественно Джоном – куда столько помещалось-то?!) уже не поддавалось подсчетам, а на улице уже порядочно стемнело, Люк вспомнил, что он обещался доставить испанца обратно в отель, а теперь это казалось крайне маловероятным. Кое-что он придумал, если процесс, который происходил сейчас в его голове под воздействием алкоголя и притягательной близости Джона, можно было назвать мыслительным. Оставалось только поблагодарить Эдди и Кирана и попросить их вызвать такси. Впрочем, их и просить было не нужно.       Выпроводив своих последних посетителей и даже проследив за тем, чтобы они успешно загрузились в кэб, двое друзей принялись за подсчеты, уборку и составление меню на завтра. Обязанности распределялись просто: на Киране была вся бухгалтерия, и ему было категорически запрещено касаться швабры и щеток – только бокалы и лишь иногда тарелки. Для Эда это было настолько принципиальным, что Киран никогда, кроме самого первого раза, больше не пытался спорить на эту тему, и он понимал, он прекрасно знал, почему так, хотя они никогда и не обсуждали толком такие темы. Но просто Киран был против категоричности в любых ее проявлениях.       – Полтинник на то, что наша валлийская звезда проедется по этому парню трактором, – Эдди расставил все стулья и вернулся к стойке. – А через месяц-другой приведет к нам еще кого-нибудь – “не знакомиться”!       Киран только тихо фыркнул, изящными и привычными движениями размещая бокалы на кронштейнах над стойкой.       – Поддерживаю и накидываю стольник сверху на то, что этот воробушек вовсе не так безобиден, как может показаться на первый взгляд. И вообще, мне кажется, это и не воробушек вовсе, а весьма себе на уме котяра.       – То есть ты думаешь, – Эдди обошел стойку, приблизился к напарнику вплотную и задумчиво уперся подбородком в его плечо, а руками – в столешницу, – что это что-то значит?       – Они выглядели счастливыми, – Киран замер на несколько секунд и выпустил полотенце из рук, но у Эдди не было возможности разглядеть выражение его лица в этот момент. – Мне бы хотелось… чтобы так и было.       Ехать в Сохо, а потом возвращаться обратно Люк не собирался, равно как и не собирался отправлять Джона одного – он все-таки чувствовал себя ответственным за этого несколько безалаберного человека. В такси Джон почти всю дорогу молчал, пару раз, правда, попытавшись спросить, где они и куда они, но Люк был не в том состоянии, чтобы точно ответить. Еле выбравшись из кэба, он почти сразу понял, что Джон – довольно высокий и тяжелый, потому что испанец беззастенчиво повис на нем, одновременно стараясь не запутаться в собственных длинных ногах. А Люк тем временем путался в своих странных ощущениях, которые он, конечно, списал на алкоголь и общую усталость, но с приятной тяжестью, виснувшей у него на плечах, совершенно точно не хотелось расставаться…       – Эт-то не “Надлер”… – все-таки сообразил Джон, пока Люк снова возился с ключами и пытался найти нужный.       – Да уж, определенно…       Кое-как они втащились на лестницу, стараясь не сильно шуметь и пребывая в уверенности, что у них получается, почти вписались во все дверные проемы, опять же попытавшись не сильно хлопать дверями, и по инерции Люк протащился со своим грузом прямо в спальню, где не слишком аккуратно скинул его на кровать и рухнул рядом. Отдышавшись, он собрал все оставшиеся силы, чтобы избавить их обоих от обуви, курток и разместить не поперек кровати, а все-таки вдоль: он еще как-то помнил, что это будет правильнее.       – О… я могу… сам… – Джон попытался посопротивляться, но, к счастью, не слишком активно.       – Не-е… сомневаюсь!..       Сражение с обувью и верхней одеждой окончательно лишило Люка сил, но, по крайней мере, Джон был рядом, и о нем не нужно было волноваться… Джон – рядом… Коктейли, которые они намешали вдвоем с Эдом – что там было? Точнее, наверное, нужно было спросить, чего там не было… Сон не шел к нему, и даже наоборот: сознание (да и не только его) слишком будоражил тот факт, что один из самых красивых парней в мире сейчас был так близко… Люк повернул голову, чтобы в свете пробивающихся сквозь шторы электрических лучей рассмотреть этот скульптурный профиль. Сколько?.. Просто интересно, сколько народу обоего пола полегло на полях любви под прицелом этих невероятных глаз, сколько сдалось в плен этих роскошных губ и сильных рук?.. Бред какой-то!.. Запах виски, экзотических фруктов, сигаретного дыма и еще чего-то – того, что принадлежало только этому человеку – все это ударяло в голову, в сердце и под дых одновременно. Так близко… Люк сам не понял, как его рука потянулась к расстегнутому воротнику рубашки – так неудержимо захотелось коснуться этой горячей золотистой кожи, и запустить пальцы в эти густые каштановые волосы, и провести костяшками согнутых пальцев по этим слишком красивым губам – у парней не должно быть таких губ, просто не должно…       – Я не возражаю… – негромко и очень мягко сообщил Джон, поворачиваясь к нему лицом, и Люк тут же понял, что ничего похожего на опьянение в этих глазах уже и в помине не было.       Да уж, эти баски и вправду горазды пить, по крайней мере, этот ничуть не уступает ни валлийцам, ни ирландцам!.. И в любой другой момент Люк бы посмеялся, услышав дословную цитату из популярнейшего британского же телешоу, но сейчас ему было не до смеха.       – А ты… хотел бы…       – Нет, милый, не так, – Джон повернулся на бок и уставился на Люка своими огромными глазами, которые в темноте по-кошачьи отсвечивали. – Вопрос совсем не в этом. Я-то прекрасно знаю, чего я хочу, да и ты, думаю, догадываешься, чего я хочу. А вот чего хочет Люк Эванс – вопрос посложнее, так ведь?       “Так... Чего хочет Люк, мать его, Эванс?.. ” Этого парня? Определенно, его сложно не хотеть. Чтобы этот парень остался, задержался рядом хоть на какое-то время? Это возможно? Это невозможно. Отношения – это невозможно, жить, как все нормальные люди – невозможно, потому что это – цена, которую он когда-то согласился платить…       Джон осторожно повернулся обратно на спину и отодвинулся почти на самый край кровати, закинув руки за голову.       – Я понимаю, что тебе надо подумать, правда, понимаю, – и теперь его голос уже не будоражил, а убаюкивал Люка. – Мне вообще кажется, что я тебя понимаю… Но ты подумай еще, конечно… Только… не затягивай.       И прежде чем окончательно провалиться в сон, Люк услышал еще кое-что.       – Я и вправду не возражаю. Четвертое свидание все-таки – можно было…       Четвертое? Он сказал, четвертое свидание?.. Как он вообще их считает? И оно, очевидно, не задалось, или… Люк еще не успел толком открыть глаза, но уже провел рукой по второй половине кровати, чтобы убедиться, что там никого не было. Приснилось?.. Разочарование и обида моментально подступили к горлу, прежде чем он успел прислушаться к звукам за дверью спальни и понять, что – нет, не приснилось. На кухне что-то негромко шуршало и позвякивало, а когда он добрался туда, босиком и в накинутом на плечи пледе, он смог еще раз убедиться в собственном предположении, что никто в мире не будет выглядеть так офигенно даже после литра виски, даже после целой бессонной ночи, даже после всего сразу, как вот этот невероятный парень. Расставляя на столе импровизированный “завтрак”, Джон еще и улыбался, и даже что-то мурлыкал себе под нос, но очень тихо, так, что слова Люк не разобрал, но решил, что они все равно испанские.       – ¡Buenos días! Апельсиновый сок, аспирин, русский рецепт?       Люк подошел к нему, хмуро оглядел стаканы, взял последний и сделал глоток. Его ощутимо передернуло, однако в голове и вправду чуток прояснилось, по крайней мере, он уже мог посмотреть Джону в глаза – сейчас они были какого-то прозрачно-теплого оттенка, и в их по-прежнему головокружительной глубине таяли золотистые лукавые искорки. А Джон в этот момент понял, как ему безумно хочется обнять этого человека, особенно сейчас – еще не до конца проснувшегося, завернутого в плед, обнять крепко, одной рукой – за плечи, пальцы другой запустить в темные кудри, обнять, ни на что не рассчитывая, а просто… Но все, что он мог сейчас сделать – это отступить на шаг… На всякий случай.       – Извини, у тебя только корнишоны в холодильнике были, немного не то, но я разбавил. Корнишоны в миске, они вроде ничего, съедобные.       – Отличный рецепт, – немного осипшим голосом согласился Люк, поводя плечами и оглядываясь в поисках воды.       – Вот это печенье, – Джон протянул ему пакет, но Люк только покачал головой. – Очень похоже на собачий корм, я такой Атору покупаю… Я все-таки надеюсь, что оно у тебя не для гостей припрятано. Да, и я сегодня уезжаю и хотел бы пригласить тебя на… хм, прощальную вечеринку – я правильно это произношу?       Люк только кивнул, пропустив почти половину сказанного Джоном мимо ушей, потому что он по-прежнему пытался хоть как-то осмыслить тот факт, что вот этот вот… стоит у него на кухне, пьет рассол из-под корнишонов и заедает его несъедобным печеньем. Ему повезло в жизни – он видел много красивых вещей и встречал много красивых людей, но сейчас, глядя на испанского гостя, он абсолютно точно понимал, что в этой своей неплохой жизни он все-таки что-то упустил.       – …и можешь не отвечать прямо сейчас, я оставлю тебе номер на всякий случай, вот…       Джон подвинул к нему салфетку с расплывчатыми цифрами, надел пиджак, сыпанул печенье прямо в карман и легонько коснулся плеча актера, который как будто пребывал в прострации.       – Я… я постараюсь… Да… и… спасибо!       Пока Люк мысленно награждал себя за невероятную скорость мышления всеми замечательными эпитетами, которые только мог вспомнить, Джон уже перешагнул через порог, но потом обернулся, зависнув в дверном проеме.       – Будет очень… негромко и нетолписто, тебе ничего не надо опасаться. Я очень хочу увидеть тебя… еще раз. Приезжай вечером в “Надлер”, я встречу тебя, выпьем и повеселимся…       “Надлер” – это очень странно, потому что это несколько хипповатый, по сравнению со многими вариантами в том же Сохо, отель, и Люк думал об этом в такси почти всю дорогу. Он считал, что такому стилю жизни и таким запросам, как у моделей, гораздо больше подходил какой-нибудь “Мандарин Ориенталь” или “Четыре сезона”. Люк же не знал, просто не мог знать, как сильно притягивает испанского манекенщика театральная жизнь и все, что с ней связано, и, конечно, Люк не вспомнил о том, что театр “Доминион”, театр Принца Эдварда и Королевский театр – все они находятся меньше чем в получасе ходьбы именно от этого отеля.       Джон уже ждал его в холле в компании двух очаровательных девушек, и одну из них, невысокую и черноволосую, Люк узнал сразу же, а вот хрупкая блондинка показалась ему только очень смутно знакомой.       – Келз! Знакомься… хотя я не уверен, что вы еще не знакомы… Люк Эванс, Келли Ху, очень приятно!       Оба актера уже вовсю улыбались после такого представления, а сам Джон так и вовсе светился, причем гораздо ярче, чем все торшеры в стиле модерн, стоящие в этом холле.       – Да это же сам Бард-лучник!       Восторг актрисы казался совершенно неподдельным, а подкреплялось это необыкновенным (относительно “звездного” же статуса Келли, по мнению Люка) жестом – легким касанием его предплечья. Люк и сам был в восторге: красавица, актриса, женщина без возраста, без дурацких предрассудков, свободная и счастливая – он почему-то сразу решил, что – счастливая…       – Леди Смертельный Удар!       – Ха-ха, да вы совершенно не обязаны быть таким милым! Впрочем, я всегда считала, что у британцев это в крови!       – Вообще-то я люблю “Китайского городового” и “Нэша Бриджеса”, – осторожно заметил Люк, потому что это и в самом деле были его глубоко личные предпочтения, которые он не стремился афишировать.       – Нет, вы – просто чудо!       – Вы – чудо!       – Келз, ну в конце-то концов, может у человека быть хороший вкус?       Мишель просто протянула руку для пожатия, и Люк тут же вспомнил, что видел эту девочку в нескольких довольно известных сериалах… Но, кажется, она почему-то перестала сниматься...       Впрочем, размышлять над сложными вопросами было некогда, потому что Джон, не переставая улыбаться, направил всех к выходу. В нескольких метрах от отеля за ничем не примечательной железной дверью скрывался маленький, но весьма уютный караоке-бар, и Люк был весьма удивлен, потому что считал, что таких уже не осталось. Людей и вправду было немного, причем с половиной из них Джон успел весьма дружески пообщаться. Они вчетвером расположились у барной стойки: Люк выбрал виски, Келли предпочитала текилу “санрайз”, а Мишель – ром с колой. А Джон платил за всех, но сам пил только воду и апельсиновый сок, потому что у него был “план”: хотя бы запомнить этот вечер – во всех деталях и подробностях, чтобы увезти с собой в Нью-Йорк и безнадежно надеяться на его повторение. На крохотной сцене девочка модельного вида пела “Не разбивай мне сердце” и пела очень даже неплохо. Когда она закончила и публика весьма благосклонно похлопала, Джон вскочил и, схватив всех остальных за руки и за все, что попалось, потащил прямо к сцене.       – Идемте! Наша очередь!       Люк попытался упереться, но девчонки, точно сговорившись с Джоном, не позволили ему вырваться из их общих объятий.       – О, нет-нет-нет! Я не… Я здесь посижу!       – Нет, ты не можешь сидеть просто так! Ты будешь петь! А мы будем танцевать!       – Так, стоп!.. Нет!.. Нет, я не…       Джон тут же уставился на него своими огромными глазищами, в которых рассыпались фонтаны золотистых искорок. Впрочем, Люк не успел даже качнуть головой, прежде чем понял, что он – уже пропал: он согласен, почти на что угодно – он уже согласен…       – Ты же не думал, что я не знаю, как ты поешь?       Чертова Сеть, чертов Ютьюб и иже с ним!.. Но вот эта улыбка по притягательности, кажется, сравнима, только с улыбкой Чеширского Кота, только если Кот все время норовил исчезнуть, то этот… становился все осязаемей и реальней… А Джон уже затаскивал его на сцену, уже захватил микрофон, чтобы никто больше не успел завладеть им, и уже прилип к монитору, быстро перещелкивая названия песен.       – Вот! Вот, это круто, несложно и… в общем, самое то!       – Э-э, Джон, – Люк еще пытался как-то сопротивляться, но в принципе уже смирился с проигрышем. – Сбрендил, да? Она же на испанском, блин!       – Стой-стой! Не волнуйся, сейчас будет на английском… О, ну вот!       Джон вложил микрофон в ладони Люка и еще какое-то мгновение держал его руки в своих, по-прежнему улыбаясь, хотя взгляд его был внимателен и очень серьезен. Люк понял, что не успел даже толком разозлиться на этого сумасшедшего, да и разве можно было вообще на него злиться?.. Эти длинные сильные пальцы, обхватившие его ладони… Почему сейчас он опять вспоминал декабрьский вечер в далеком Мадриде, почему так не хочется отпускать эти руки?.. Но Джон уже спрыгнул со сцены, возвращаясь к своим подругам, и Люк сделал глубокий вдох – ну, что ж, сцену он любил, хотя сказать то же самое о песнях Рики Мартина не мог.       – Кажется, я выпил недостаточно… – небольшой зал радостно захлопал, и Люк тут же почувствовал этот легкий холодок, пробежавший по спине, небольшой, но всегда, перед любой аудиторией возникающий мандраж – ощущение, которое он так любил, потому что оно заставляло его чувствовать все острее и сильнее. – Но я очень надеюсь, что вы выпили достаточно, и это поможет нам всем пережить следующий смертельный номер!       Перед тем, как нырнуть с головой в это безумие, Люк успел подумать о том, как же давно он не делал ничего такого.        …Ты вроде поешь и танцуешь, допустим…       И я позволяю себе быть не очень-то в курсе.       Да, ты говоришь, что любить будешь сильно,       но это пока нет того, кто умней и красивей!       И, когда мир падет к твоим ногам,       ты поймешь, что я спрашивал тогда…*       Взгляд выхватил в толпе троицу, которая танцевала так классно, что заразила своим настроением всех вокруг – все танцевали! А у него в какой-то момент просто ком подступил к горлу, и он чуть не пропустил переход к припеву. Джон уезжает, его расписание даст фору расписанию самого Люка лет на несколько вперед, и в то же время этот парень умудряется жить так, будто все, абсолютно все возможно…       Ну, так деньги и блеск,       или любишь как будто?       Если я все потеряю,       останешься ль утром?       Бизнес-класс и шмотье,       или все-таки чувства?       Или проснусь, понимая,       что в комнате пусто?..*       В конце своего выступления Люк успел перехватить взгляд Джона и – порадовался, что это случилось в конце, потому что иначе он не смог бы пропеть ни строчки: так на него никто и никогда еще не смотрел…       Джон крепко сжал его плечо, когда актер спустился со сцены под аплодисменты довольной публики, а Мишель почти повисла на нем от переполнявших ее эмоций. Келли тоже выглядела довольной, хотя всего несколько часов назад она была почти расстроена тем, что ей нужно срочно лететь в Майами, а Мишель хотела задержаться на пару дней в Лондоне, чтобы попасть на прослушивание в одно телешоу. Но вечер получился чудесным и ни капли не грустным, несмотря на все скорые расставания.       Попрощавшись с девушками, Джон сам вызвал Люку такси и, стоя у машины, все никак не мог найти слова ни на английском, ни на одном из двух родных языков, что выразить хотя бы сотую долю всего того, что ему сейчас хотелось бы сказать. Он потихоньку стянул с шеи шарф, аккуратно сложил и протянул валлийцу, плохо скрывая свое сожаление.       – Вот, забыл вчера вернуть.       Люк коснулся его руки под шарфом, быстро провел от запястья к кончикам пальцев, тяжело вздохнул и положил обе ладони сверху, легонько сжимая руки Джона вместе с шарфом.       – Оставь себе, он тебе очень идет. Если, конечно, моему вкусу вообще можно доверять...       “Можно…” У Джона больше не было сомнений в том, что ему очень нравится Лондон, только он еще не успел набросать план по его завоеванию. Нет, не всего Лондона, но одного человека, в котором для него сейчас уместился весь Лондон и много чего еще.       …Люк склоняется над бокалом, даже не пытаясь вспомнить, который это по счету бокал, не приносящий никакого облегчения. Киран болезненно морщится, переглядывается с Эдди, но тот только качает головой, даже не пытаясь вспомнить, который по счету вечер проходит именно так. Тогда Киран снова наполняет бокал актера его любимым виски, быстро касается его плеча и возвращается за стойку. Эд видит, что Киран расстроен, а сам он скорее зол, потому что не в силах помочь ни ему, ни себе, ни тем более Люку. Люк понимает, что он расстраивает друзей, но тоже пока не придумал, как это прекратить. “Твою же мать! Твоюматьтвоюматьтвоюмать!..”