Кельтская Арфа и Ханг Драм — Melting snowflakes on her hand.
Руины двемеров выглядели незнакомо. Каменные стены, пропитанные сыростью и погружённые во тьму. Каменный пол холодил бёдра, с потолка свешивалась вниз вязким столбом паутина, в которой, кажется, запутался неудачный приключенец. Затхлый запах сырого камня, поросшего плесенью от высокой влажности (с потолка каждые пять секунд капала вода), неприятно щекотал нос. Где-то за поворотом полыхал факел дозорного, который каждые пять минут отпускал пошловатые шуточки и напевал гаденькие песенки. Невольное желание бросить этого горе-певца в клетку к саблезубу удивило даже пленницу. Нет, ну как можно так отвратительно петь? Даже она, Эйдис, под хмельком поёт лучше. Не то, чтобы её что-то не устраивало в странном горлопании Изгоя, но одно важное обстоятельство мешало ей «восхищаться» музыкой. Во рту ощущался солёный привкус железа. Кровь. Её собственная, тягучая красная. Совсем рядом валялся давно забытый, подвергшийся разложению труп фалмера. Смрад мёртвого эльфа обжигал глаза и подталкивал внутренности наружу, но она мужественно переносила своё сожительство с мёртвой плотью. Уже двадцать четыре часа как он был её собеседником. А что, отличный слушатель, пусть и с некоторым запашком, знаете ли! Что-то смущает? Вот её — нисколько. «Я начинаю сходить с ума», — мрачно констатировала Эйдис, поймав себя на мысли, что «Стиви» — прекрасное имя для соседа. За поворотом послышались тяжёлые шаги. Двое, как и в прошлый раз три часа назад. Она как-то научилась отмерять время по звонкому стуку воды о камень, при этом каждый раз раздражённо скрипя зубами. Желудок предательски скрутило, но просить пищи она не могла. Похоже, пока Эйдис спала, этот слепой Изгой что-то влил ей в глотку. Что-то такое, от чего обжигало язык, гортань и внутренности даже от простого сглатывания слюны. И это был явно не какое-нибудь огненное вино. Даже её обычный голос от режущей боли походил на скрип старых дверных петель, что уж говорить о даре драконьей крови? — Как там она? — спросила у дозорного девушка, тень которой пугающим чудищем замерла на каменной стене, неловко дрожа в сполохах факела. — Не сдохла ещё от твоего девичьего визга, который ты зовёшь певчим голосом? Эйдис, если бы не была пленницей, не способной нормально говорить, не то, что кричать, обязательно наградила бы остроумную аплодисментами и добрым громким смехом. Впрочем, она всё равно неловко закряхтела, пытаясь посмеяться. Пришедший вместе с девушкой долговязый Изгой, чей силуэт лишь частью своей вырисовывался в свете факела, громко пророкотал что-то булькающее, отдалённо напоминавшее смех. Дозорный что-то буркнул и цокнул: — А что мне ещё делать? Может быть, ты, Брилла, хочешь посидеть тут денёк-другой? Уверен, уж вы-то с этой молчаливой гордой сукой найдёте мно-о-ого общего. Долговязый снова громогласно захохотал, но тут же скрючился и издал судорожный вздох. Получил под дых. — А ну, хватит! Ему, — Сумеречная мгновенно замерла на месте, прекрасно понимая, кому «ему», — нужна эта сука именно сейчас. Приведи её, Аг, да быстрее, — девушка командовала не хуже Эйлы. Долговязый тяжёлыми шагами повернул в сторону камеры Довакина. Чёрные волосы застилали глаза, а она не имела даже возможности убрать засаленные прядки с лица. Только приглушённо хрипела и разглядывала приближающегося Изгоя своими карими спокойными глазами. Бросив взгляд на Стиви, она немного приободрилась. Всё же, она хоть жива. В голове был туман. Этот туман был каким-то морозным, отчуждённым, от него хотелось бежать, спрятаться в тёплом месте и тешить себя мыслью: до меня он не дойдёт. Туман не помогал избавиться от зудящей боли в обездвиженных кистях рук, уйти прочь от реальности, которая своими цепкими лапами въедалась под кожу с каждым часом, с каждой секундой её пребывания здесь, в холодном подземелье, которое некогда двемеры возвели и назвали своим «домом». Туман помогал только в одном. Он помогал копаться в самой себе. Иногда, когда боль во всём теле отступала, когда кровь, стоявшая комом в горле, рассасывалась, Эйдис казалось, что она попала в рай. Рай, где нет никого, кроме неё. Где она могла забыть о своей жизни, разложить всё по полочкам и углубиться куда-то в настоящее Чёрное Озеро своего собственного разума. Клетка открылась, отдавшись в ушах противным скрипом. На пороге стояла женщина с каштановыми грязными волосами и чёрными перьями ворожеи в них. Как и в прошлый раз, Эйдис пришлось покорно подняться на неверных, засидевшихся ногах, покорно выйти из клетки в сопровождении женщины и покорно пойти по коридору. С каждым допросом она всё более точно подмечала пути к отступлению, прекрасно осознавая, что на свой Голос рассчитывать не придётся: здесь нужно брать тенями, которых было много в коридорах и комнатах. На балконе, высеченном в скале, всё так же, как и три часа назад, стоял слепой Изгой. Эйдис даже казалось, что он не уходил отсюда и ночью. Воздух гор был чист, под скалой бушевал водопад. Довакин прикрыла глаза и устало вздохнула, подняв взгляд к чёрному небу, затянутому облаками. Если бы только она могла вдохнуть побольше воздуха, собраться и произнести: «Чистое Небо», тёмные стражи небес отступили бы и открыли спрятанные звёзды-сокровища. Только бы раз взглянуть на великолепие ночи, ощутить себя чуть ближе к чёрному искусству, пути к которому ей отрезали её же братья воры. Только бы раз увидеть красоту ночного чистого пейзажа, чтобы потом вспоминать об этом в клетке за каменными стенами с трупом фалмера под боком. Но она не могла. Не могла Кричать. Будто у неё отняли частицу её души, вырвали крылья. С той минуты, когда её тело наполнила душа дракона, а на языке ощутимо закололо, у неё будто выросли незримые крылья, какие она видела у дракона, подарившего ей Голос. — Я надеюсь, ты готова заговорить, — не спрашивая, но утверждая начал старый Изгой. Драконорождённая прищурилась и опустилась взгляд на мужчину. В его руке был камень. Старик не знал, зачем он нужен: у него не было бумажки, которую Эйдис уничтожила сразу перед прибытием к Маданаху. Покручивая камень в руке, разглядывая его бледными мутноватыми глазами, он то и дело отводил взгляд и чертыхался всё то время, пока раз за разом допрашивал девушку. Этот допрос даже не был допросом. Он был чем-то похож на дружественную беседу: ни насилия, ни угроз. Только слова и ругательства куда-то в сторону. Этот Изгой был хмурым, совсем уж старым — хотя лицо его не выдавало глубокую старость дум, скрытых в седой голове. Маданах на его фоне выглядел юнцом — импульсивным, немного беззаботным и преданным своим братьям по несчастной судьбе. Они были зеркальным отражением друг друга: такие одинаковые внешне, но такие различные, будто поломанные куски одного целого, внутри. Это их различие напоминало Дисе о её первой встрече с Седобородыми. Много о них слыша от пилигримов и простых путников, она не ожидала однажды встретиться с угрюмыми стариками в серых рясах монахов-отшельников. Они были старыми, но голоса их и мысли были старее. Они будто жили на земле много столетий, познавая мир, а внешнее их существо оставалось где-то на пороге восьмидесяти зим. Их спокойные глаза можно было сравнить с мутными слепыми глазами Изгоя, стоящего сейчас перед Довакином, а её мятежный нрав — с нравом Маданаха, оказавшегося на противоположной стороне этой игровой доски. Чем закончится эта игра? И какую роль в ней сыграет оказавшаяся где-то посередине Драконорождённая? В эту секунду Изгой-Вересковое Сердце встретился с ней взглядом и пресёк все раздумья. — Я, конечно, ожидал, что ты будешь упряма, но не настолько же, — знакомое смрадное дыхание окутало её, и брюнетка задохнулась, а старик захохотал. — От меня пахнет смертью, как от тебя драконом. Если бы я только мог понять, откуда ты пришла к Маданаху… Сглотнув поступившую к горлу большим комком кровь, Эйдис поморщилась и прикусила щеку изнутри. Повсюду витал запах смерти, он заполнял её лёгкие, но прежде касался отравленного горла, заставляя глаза слезиться, а руки мелко дрожать. Изгой наклонился к ней и, заложив руку с камнем за спину, внимательно вгляделся слепыми глазами в карие глаза девушки. Он будто бы и не был слепцом, а только скрывался под этой сенью; это казалось чем-то немыслимым и до того страшным, что Эйдис захотелось съёжиться прямо на этом месте. Но она стояла прямо и прямо смотрела слезившимися глазами на человека, что так не кстати прервал её путь и заточил в ненавистном каменном плену двемерских руин. — Я читал пророчество о Драконорождённой династии. Септимы были уничтожены, род людей-драконов ныне прерван. Откуда же взялась ты, юная последняя Драконорождённая? Эйдис отвернула голову и закрыла глаза. Сплюнув густой алый сгусток под ноги слепому, Лунный Свет вздохнула полной грудью, когда вдруг заметила тень, мелькнувшую на стене сбоку. На балкон приземлилась ворона, глаза которой разглядывали только лишь Довакина. Эти глаза были будто бы и ни животного вовсе, а чего-то большего, чего-то странного, покрытого тенью и расплывшегося в лукавой улыбке строгой матери. «Подождите, строгой матери?» — Драконорождённая невольно округлила карие глаза, установив некое подобие зрительного контакта с птицей. Но та лишь противно гаркнула и поднялась над Изгоем, будто бы изображая смерть, нависшую над своей жертвой, или потворствующую ему тёмную силу, что простёрла свою длань над согбенной фигурой старого слепца. — Куда ты уставилась? — толкнул Эйдис в плечо нахмурившийся долговязый Изгой. Вдруг в стоящую по правую руку от бывшей воровки женщину вонзилась чёрная стрела. С восклицанием она вцепилась в стрелу в своём сердце и рухнула на каменный пол. Мужчина схватился за топор, но следующая стрела прервала его жизнь. Слепой продолжал упрямо смотреть на девушку, будто даже и не слышал свиста стрел, вскриков своих людей и звуков падающих тел. Диса свела брови к переносице и хмыкнула: — Ты слеп, Изгой. Маданах твой король, а ты предаёшь его? Мужчина захохотал. Резко, внезапно. Слишком фальшиво. От такого смеха обычно кровь стынет в жилах даже самых крепких людей. — Маданах? Этот юнец? — выкрикивал он, и Сумеречная поймала себя на мысли, что некоторые их представления о Короле-в-лохмотьях сходятся. — Я знал его отца, я знал всех его предков от начала Четвёртой Эры, глупая! Это я Король Предела, а не юный Король-в-лохмотьях! Ты только послушай! Король-в-лохмотьях! Это ли имя для истории? Об этом ли мечтали ричмены?! Чтобы их короля называли так?! Смешно! Глупо! Неправильно! То, что он кричал, давясь скрипучим фальшивым смехом, казалось смехотворным. Конечно, он стар, но ведь не настолько же. А ворона всё каркала над фигурой седого Изгоя, прожигая взглядом неправильно ярких глазок фигуру Довакина. — Что? — голос изменил ей. — О чём ты говоришь? Как можешь ты?.. Удар обрушился на неё, резкая боль пронзила плечо, и Эйдис рухнула на каменный балкон. Глаза застлали жгучие слёзы. По всему телу прошла дрожь, которая выплеснула всю оглушающую боль в место, где ощущалась стрела, прошедшая сквозь мышцы. Кровь наполнила рот до самых краёв и, пролишись с губ по подбородку, оставила тёмную лужу на холодном камне. Всё вокруг утратило чёткость. Стиснув зубы, Сумеречная сглотнула и сделала попытку: — Од… А… Горло обожгло ядовитым огнём, не дав завершить начатый зов, и девушка повалилась на землю, распластавшись в луже собственной крови. В ушах шумела какофония звуков: ворона надрывно каркала, в тёмной ночи послышались громовые раскаты и небеса прорезала молния. Дождевые капли медленно забарабанили по каменному балкону и пропитали платье. Цепкими когтями в сердце вцепился страх. Вокруг не было ни одного человека, способного ей помочь. Обречённость заставила девушку смежить веки и выдохнуть, слабо перевалившись на спину. Руки плавали в какой-то тёмной жиже — Эйдис даже не сознавала, что это её собственная кровь, — и пытались найти опору в скользких каменных плитах. В челюсть вцепилась ледяная рука, и Драконорожденная на секунду сама охладела перед страшной мыслью: за ней пришла смерть. Но секунда всё определила. Секунда позволила ей открыть глаза и сфокусировала зрение, чтобы увидеть слепца. Секунда до того, как он выбросил её с балкона с приглушённым шёпотом: — Больше ты не нужна.***
Запоздалый крик вырвался из горла вместе с обилием речной воды, напоминая собой первый клич младенца, что только вошёл в этот мир. Впрочем, то, что произошло с ней, можно было считать вторым рождением. Не сознавая происходящего, Драконорождённая не спешила открывать глаза. А если она уже мертва? Что она увидит? Невероятные красоты Совнгарда или, быть может, вечно наполненные добычей Охотничьи Угодья? Всё равно, сейчас ей хотелось только покоя и чтобы кто-нибудь прервал эту жуткую боль в плече, появившуюся из ниоткуда. В голове мелькнула картина падения. Старый слепой Изгой выбросил её, как ненужную вещь, с балкона навстречу водному потоку. Она ещё жива. Не сходится. — Г… где я? — Довакин не верила, что этот жалкий хрип принадлежит ей. Приподнявшись, Диса застонала от боли в плече, которая метнулась к ногам, когда девушка попыталась встать. Нордка упала на траву и вновь попыталась подняться. — Бесполезно дёргаться, с вывернутой под таким углом ногой особо не побегаешь. От этого голоса брюнетка непроизвольно дёрнулась и зашипела. Только этого ещё не хватало; неизвестный ей человек будет указывать, что ей делать. — К-кто вы? Над Довакином навис силуэт, черты лица которого были скрыты падающим сверху вниз мягким светом солнца. Одно было ясно: это был мужчина, причём довольно крепкий и высокий. Предположительно, её нашёл охотник из нордов. — Долго ещё будешь жмуриться или я уже могу помочь тебе без опасений получить кулаком в лицо? — голос его был странно знаком, но в затуманенном сознании не было возможности отыскать воспоминания. Или это был просто плод её больного воображения? — Тащи её сюда! — воскликнул женский голос, так же смутно знакомый, но совсем не узнаваемый из-за шума в висках. Эйдис ощутила, как её бережно подняли и, пронеся некоторый промежуток времени, уложили на мягкую материю, напоминавшую по ощущениям спальный мешок. Над ней нависла тень — более тонкая и хрупкая, чем та, первая, — и протянула к ней свои хрупкие серые руки. Большой палец провёл по нижней губе и спустился к подбородка. Девушка зашипела от боли, но она только усмехнулась: Эйдис увидела дрогнувшую линию губ на уровне своих глаз. — Диса, ты — ходячая катастрофа. Голос этот был невероятно нежен и заботлив, как если бы с Эйдис разговаривала мать. В детстве девочка часто думала над тем, каким голосом с ней говорила мать при жизни, и сейчас поймала себя на мысли, что очень бы хотела именно такой голос для своей мамы. Только вот женщина, сказавшая эти слова, была не мамой. Всё в ней выдавало данмерскую натуру; от серого цвета кожи, до хрупкого телосложения. — Ну, что она? Жива хоть? — спросил мужской голос, хозяин которого навис над Драконорождённой точно так, как и данмерка, державшая её бледное лицо. — Жива, хотя сама, похоже, этого не понимает, — женщина положила голову бывшей воровки на мешок, и в руке её сверкнул пузырёк с каким-то зельем. Зелье было очень мерзким на вкус, но у нордки не хватало сил даже скорчить гримасу, не то, что выплюнуть гадость. В карих глазах вспыхнула и угасла тысяча огней, которая отвлекла девушку от поистине адской боли в ноге. «Похоже, её мне вправили», — поймала себя на мысли Эйдис, где-то в тёмном углу сознания впитывая в себя боль. Только когда сильные руки посадили её, предоставив в качестве опоры большой камень, девушка смогла полноценно открыть глаза и оглядеться. Каково же было её удивление, когда перед ней предстала… — Карлия?! — воскликнула брюнетка, от удивления поддавшись вперёд. — Но что ты?.. Как ты меня нашла? Я ведь писала тебе о Сумеречной гробнице и… — её остановил лёгкий смешок данмерки. — Я знаю, Диса. Гонец прибыл в Рифтен, успев застать меня уже у городских ворот, ведь я собиралась проведать Энтира, — она поднялась и выудила из седла стоящей рядом лошади очередной пузырёк с зельем. — Знаешь, на этот раз я изначально целилась в тебя. Довакин невольно прищурилась, вспомнив резкую боль в плече, и провела рукой по забинтованной части тела. — Неужели угробила ещё год на дозу яда? — она попыталась улыбнуться. — Для кого на этот раз? Данмерка нахмурилась, но тут же усмехнулась. Напоив девушку зельем с горьковатым привкусом, она присела рядом и покосилась на мужчину, сидевшему к подругам спиной и водившему палкой по остаткам костра. — Ты и сама знаешь, что у нас, воров, много врагов. Думаю, никогда не помешает капелька яда, — она подмигнула. — Лучше расскажи, какая тебе нужна была помощь и в какие неприятности ты попала по пути в гробницу? — А как ты меня нашла, если уж на то пошло? — нордка всё же улыбнулась и повела больным плечом, в котором постепенно утихала боль. Карлия вновь взглянула на своего товарища, но тот, кажется, их не слышал. Устроившись рядом с Драконорождёной, эльфийка завела тонкие руки за голову и постаралась выглядеть более беззаботной. Впрочем, смятение в таких странных для данмера сиреневых глазах слишком явно читалось даже для ещё не до конца пришедшей в себя нордки. — Я сидела у Чёрного Озера и размышляла о прошлом в ожидании тебя, когда из водной глади вылетела ворона Ноктюрнал. Я просто последовала за ней. Думаю, наша госпожа помогла мне спасти тебя от гибели. Эти руины кишели Изгоями, даже моё умение сливаться с тенями подвело — пришлось убить пару-тройку дикарей. Как же вышло, что ты попала в плен? Эйдис Сумеречная отвела взгляд, вспомнив среди шума в ту безлунную ночь карканье вороны и её слишком ярко горящие глаза. Кажется, она даже заметила худую фигуру подруги-вора, но сейчас не была уже так уверена в правдоподобности всего, кроме стрел, сразившей её в плечо. Как только Карлия смогла спасти её? Ведь она летела прямо в неудержимый поток горной реки и отчётливо ощутила, как всё её тело охватила водная стихия. Или её подобрали уже здесь? Хотя, где это «здесь» вообще? Нордка взлохматила чёрные волосы здоровой рукой и оттянула мокрую материю платья, чтобы прикрыть страшные раны от ударов о камни и синюшную ногу, которую только что с лёгкостью ей вправили. Послышался треск ниток и платье немного разошлось, на что девушка чертыхнулась. — Даэдра задери всю эту чертовщину! С того момента, как я лишилась своего воровского пристанища, на мою голову свалилась куча проблем, от которых я постоянно несу одни убытки! И ладно бы это были денежные убытки, так нет, тут доходит до грани между жизнью и смертью! — девушка зарычала от безысходности, ведь ничего не поменяется, даже если начнешь себя жалеть. — Одной из этого вороха является похищение сирот. Другой — помощь Маданаху, главарю Изгоев, которого я — по доброте и тупости своей душевной, — имела честь спасти. Когда я спешила в Сумрачную гробницу, меня поймал какой-то слепой псих из Вересковых сердец и нёс он какую-то околесицу, полностью выходящую за привычные рамки моего понимания. Девушка уловила, как данмерка немного напряглась. Видимо, память выбросила ей вчерашнюю ночь так же, как и самой нордке. Только вот их видение происходящего и ощущения были совершенно различными. Что же такого вспомнила среди того хаоса — а по воспоминаниям кареглазой там творился истинный хаос, — Карлия, что заставило её окаменеть? Скорее всего то, что слепой псих выкинул Довакина, как вещь, пришедшую в негодность, как сейчас рваное мокрое платье на брюнетке. Эйдис пожала плечами и усмехнулась, попытавшись отвлечь данмерку. Карлия — лучшее, что произошло с ней за то время, как она вернулась в Скайрим и угодила в Хелген. Их судьбы были похожи, почти переплетены меж собой, но всё равно были иными. Данмерка никогда не выказывала недоверия, всегда готова была поддержать, пусть их первая встреча оставила весьма болезненное напоминание. Иногда нордку охватывало желание повернуть время вспять и добиться счастья для эльфийки, ведь, наблюдая за ней, невольно замечалась в её взгляде печаль. В тайне Сумеречная завидовала данмерке. Она успела и полюбить и почувствовать себя любимой. Она знала, что такое любовь «взаимная». Брюнетка положила руку на плечо подруги и слегка сжала его, ободряюще и успокаивающе. Сиреневые глаза мера выразили благодарность, а в следующую секунду девушка поднялась на ноги. Эйдис снова попыталась что-то сказать, хотя всегда замечала за собой, что подбадривать словами не очень-то умела: — Пожалуйста, не волнуйся. С ним я справлюсь сама, тебе просто нужно ответить мне на вопрос, который я хотела задать тебе в Сумеречной гробнице: как обстоят дела в Рифте? Данмерка вздохнула и кивнула, стянув старый и — по мнению Эйдис, — совершенно страшный капюшон. Тёмные пальцы забрались в тёмные волосы и помассировали голову. Соловей прикрыла сиреневые глаза, а когда открыла — сразу взглянула на подругу сверху вниз. — Смотря, что тебя интересует. Тонилла поругалась с Векелом и теперь у нас всё чаще можно услышать перебранки меж этой парочкой. О, вот недавно из сиродильского отделения, мелкого и совсем не влиятельного, как раньше, прибыл парнишка с какими-то бумагами — им занялся Делвин. А Бриньольф… — она замолчала, взгляд её потяжелел, и сердце нордки упало. — Что… — голос подвёл Довакина, но она всё равно прохрипела. — Что с ним, Лия? Эльфийка вздохнула снова и пригладила волосы: когда она нервничала, то делала это постоянно. — Он взял себе ученика. Ну, знаешь, подобрал его на улице, как он это любит, — в эту секунду данмерка заметила, как что-то потухло в карих глазах, но остановиться не могла, ведь не привыкла лгать и умалчивать. — Не буду говорить, что не доверяю выбору Брина, но что-то с этим парнем не так — нет в нём воровской жилки. Да ещё и недавно в тюрьму попал, кретин. Я просила за него у Мавен, но она ни в какую. Наш вор на меня после этого так взъелся, мол, я ничего не понимаю в том, как надо с этой «чёрной вдовой» разговаривать. Я думаю, Бриньольфу он вообще не нужен — просто строит из себя много. Вообще… — Хватит, Лия. Я прекрасно знаю, как он ко мне относится, поэтому не нужно пытаться выставлять его передо мной как дарёного коня — всё равно в зубы посмотрю и не возьму. «И это говорю я? Удивительно, как Карлия до сих пор не смеётся», — буркнула девушка про себя и опустила глаза на свою руку. Карлия расправила плечи и взглянула на своего спутника. — Слушай, а кто это с тобой, кстати? Данмерка не ожидала, что Сумеречная вообще обратит на него внимание, но всё равно ответила: — Это охотник из здешних мест. Ну, знаешь, охотится, продаёт мясо и шкуры. Когда он увидел, как я пытаюсь вытащить тебя из реки, то сразу пришёл на выручку. Вы, норды, всегда такие больные на голову? — она засмеялась. — Это он помог мне вытащить тебя с того света и вправить твою больную конечность. Соловей погладила своего коня по тёмной гриве и улыбнулась, кажется, наконец избавившись от страха за жизнь подруги. Если бы Диса могла, она бы непременно прямо сейчас отправилась обратно к Изгоям, чтобы надрать зад слепому чудаку, но изуродованные ноги не позволяли девушке подняться. Когда Карлия растёрла лечащей мазью рваные края ран на ногах подруги, Довакин выдала, пожалуй, самое безрассудное в своей жизни: — Мне нужно вернуться в Предел. — Что, прости? — воскликнула от удивления Соловей, настолько быстро вскочив, что мазь, лежавшая на её коленях, опрокинулась на траву. Она снова присела и попыталась собрать мазь в бутыль. — Ты, прости, в своём уме? Когда с балкона упала — последние мозги, случаем, не растеряла? Иначе объяснить эту глупую затею я не могу, прости уж, подруга. Эйдис Сумеречная повела плечами. — Там остался Мороз, Лия. Я не могу бросить его там — если бы Мавен до сих пор доверяла мне хоть малость, то после потери её коня точно бы убила. Да и, к тому же, там до сих пор сидит мой «друг». Соловей удивленно приподняла ровные брови. — Как? Неужели ты уже видела этого загадочного «друга» в живую? — когда Довакин кивнула, данмерка лишь хмыкнула. — Ладно уж, но поедем мы вместе — ты должна мне рассказать о сомнительной помощи, которая тебе потребовалась от Соловья. — Хорошо, мне всё равно нужна личная помощница, — подшутила Сумеречная. — Кто же будет носить меня на руках, мыть меня и отгонять от меня надоедливых врагов, пока я — простите, — еле на своих слабеньких ножках держусь? Карлия уже поднялась, на ходу придумывая ответную шутку для подруги, как её окликнул охотник. В эту же секунду что-то внутри Эйдис щёлкнуло, она будто бы прозрела. Вопрос, ставший поперёк горла, не дал её ничего понять, а рука уже вцепилась в рукав тёмной рубахи. — Подожди, Лия. Я должна знать: почему, среди всеобщего недоверия в мою сторону, только ты и Тринн остались со мной? Ответь мне предельно честно. Тёмная эльфийка даже не удивилась, когда нордка упомянула члена Гильдии. Она будто бы знала. Хотя, скорее всего, так оно и было. Сделав жест маленькой рукой охотнику, она снова приземлилась на траву и вздохнув рассказала всё: — Понимаешь, я ведь уже была в твоей шкуре и, позволь напомнить, не так давно. Я знаю все эти круги Обливиона, ведь сама через них прошла — твой затравленный, непонимающий происходящее взгляд я узнала сразу же. Ты не виновна, но таковой тебя сделали. Я не знаю уж, что сподвигло Тринна, но лично меня… Скажем так, я не хочу, чтобы прошло ещё двадцать пять лет, прежде чем Гильдия сможет смотреть на вещи здраво, — взгляд её потяжелел; перед её глазами будто бы промелькнули, как один день, все двадцать пять лет одинокого скитания и вечных пряток. — Я понимаю, что год — слишком мало для Гильдии, но даже так это их не оправдывает. Особенно Бриньольфа. Эйдис не знала, что сказать. Карлия была поистине невероятной личностью. Сила и ранимость сочетались в её тонкой фигуре, в её сиреневых — таких нетипичных для данмера, — глазах, в слепой и, в то же время, зрячей вере в Ноктюрнал и в её роль в удаче каждого вора. Данмерка прошла через всевозможные огонь, воду и медные трубы, чтобы стать такой, какой появилась перед ней. Лукавость очей, лёгкий шаг, ловкость тонких рук и безграничные размышления под черепной коробкой — всё это и есть Карлия, ни больше и ни меньше. Если бы Сумеречная не тянулась к ворам, если бы даже была такой же строгой к ним, как Мьол Львица, всё равно бы искренне восхищалась Карлией. Тёмная эльфийка подарила ей свою дружбу, открыла ей нити, которыми Ноктюрнал опутывает каждого, доверила свои самые сокровенные тайны. Буквально, она стала её теневой сестрой. Но было что-то, что мешало так слепо подвергать данмерку опасности. Что-то, что всколыхнуло такую нечастую для Эйдис гостью, как совесть. — Карлия, а ты не боишься, что навлечёшь на себя гнев согильдийцев? Ведь, как-никак, ты сочувствуешь их врагу и врагу самой Мавен Чёрный Вереск. Эльфийка пожала плечами и хмыкнула: — Да кого это волнует? Ты невиновна, и я помогу тебе восстановить свою честь члена Гильдии. Пусть ты и назначила меня Главой, но я с этой должностью явно не справляюсь. У нас снова начались проблемы с удачей, а госпожа Теней даже не даёт подсказки: почему. — Что ж, тогда мы в одной лодке. Ты не против отправиться со мной в Предел? — улыбнулась Дранорождённая. — Я только «за», подруга. А после разберёмся с похищением сирот.***
Маркарт встретил двух воров довольно дружелюбно. Мороз, как и ожидала Эйдис, оказался в конюшнях, довольный жизнью и жующий сено. Карлия настояла на том, чтобы на встречу с «другом» Сумеречная взяла и её, а Драконорождённая и не возражала. — Давно же я не была в Пределе, а ты меня заставила со своими боевыми ранениями и до Маркарта добраться! — тихо усмехнулась Соловей, придерживая подругу и направляя её к заброшенному дому. — Ну, прости уж, Лия, — улыбнулась Довакин. — Во всяком случае, спасибо тебе за эту одежду, — она опустила взгляд на тёмное мешковатое платье и обычные, совсем даже не приметные, ботинки, — в ней я похожа на мага, не находишь? Данмерка снова тихо усмехнулась и посмотрела на тяжёлый двуручный меч, висевший на спине подруги. — Не нахожу. Особенно если посмотреть на эту здоровую штуку у тебя за спиной. Заброшенный дом встретил их не совсем красиво: пришлось уворачиваться от летящих предметов, пробираясь к святилищу. Довакин могла только порадоваться, что Молаг Бал молчит и не важничает, как он это умеет. — И твой «друг» встречался с тобой здесь? Серьёзно? — с долей скептицизма спросила Карлия, оглядев раскопанный дом и чихнув от пыли, витавшей в воздухе. — Ну уж нет, Диса, я бы на его месте сюда во второй раз не пришла. В проёме возникла фигура в бежевом плаще. Бретон ничуть не изменился, только разве что набрался уверенности. Спустившись к двум девушкам, он хмыкнул и повернулся к Эйдис. — Зачем ты привела сюда её? Ты же знаешь, что моё лицо не должны видеть посторонние. Сумеречная неловко подошла на неверной больной ноге к мужчине и достала из-за спины меч. — Я уж не знаю, кто тут посторонний, но Лия — моя подруга. Она поможет мне вернуть своё имя на воровском поприще, если уж ты тут бесполезен, — она повернулась к данмерке и та одобрительно ей кивнула. Эльфийка поравнялась с бывшей воровкой и усмехнулась впереди стоящему бретону. Меж ними будто проскочила искра, какая бывает, когда люди о чём-то тайно договариваются. Сумеречная решила притвориться, будто не заметила, и, опираясь на стальной двуручный меч, вперила взгляд в «друга». — Итак, «друг», у меня есть к тебе дело. Бретон вздернул одну бровь и отдёрнул полы бежевого плаща. Он подошёл к Драконорождённой и оглядел всю её покалеченную фигуру. В глазах его сверкнуло что-то необъяснимое, что-то настолько потаённое, что Адериен беспричинно сощурилась. — Говори уж, какое у тебя дело, — «друг» принял как можно более свободную позу. — Кстати, тебе тут пришло письмецо в гостиницу, когда ты «внезапно» уехала. Бретон пошарился в кармашках на внутренней стороне плаща и выудил измятый конверт с печатью. Деловито осмотрев его, он усмехнулся: — Прямо из Синего Дворца. Да ты популярна при имперском дворе, мой друг, — с этими словами он вручил бумагу девушке и облокотился на стену. Нордка не стала долго думать и вскрыла конверт без особой помпезности. Как и в прошлом письме, Тринн писал о магичке и состоянии Франсуа. Только на это раз он упоминал странного блондинистого незнакомца, что часто захаживает в комнату старой магички. «Неужели она с этим Бреллионом?» — нахмурилась брюнетка, подняв взгляд на бретона. Без сомнений, он уже знал, что в этом письме — уж больно некачественно была сделана печать, да и бумага даже для полежавшей в кармане казалась слишком помятой. К тому же, у мужчины был слишком странный взгляд, каким обычно смотрел альтмер из Коллегии Магов. Насмешливый и высокомерный. — Полагаю, буквы и бумага не умеют кусаться, — подшутила Карлия. Эйдис повернула голову в сторону Соловья и в недоумении приподняла брови. — О чём это ты? — Ну, знаешь, — данмерка хихикнула, — ты уже минут пять смотришь на листок с такой ненавистью, что, кажется, скоро прожжёшь в нём дыру. — Полагаю, она просто внимательно изучает то, что там написано, — надменно проговорил бретон. — Верно, мой друг? — Ты всерьёз думаешь, что я не догадалась о твоей маленькой насмешке надо мной? — нахмурилась Довакин, комкая лист и запихивая его в походный рюкзак. — Наоборот, мой дорогой друг. Я всё гадал, когда же ты расскажешь о том, что заставило тебя так измениться в лице. Подумаешь, я прочёл письмецо от твоего недо-поклонника, что уж теперь? Голову с плеч? Карлия шумно втянула носом воздух и невесело просвистела, но Эйдис сделала вид, будто бы не заметила. Хотя, она бы сделала то же самое. Бретон хохотнул и горделиво выпрямился, оглядев данмерку странным взглядом. — Как ни посмотри, а вы, смертные, глупые существа! — хохотнул Молаг Бал, и смех его отразился от стен, а с потолка посыпались крупицы земли. — Как же легко вами управлять! Настолько, что даже ваша хвалёная удача зависит от жалкой Ноктюрнал! — О, так здесь Даэдрическое святилище? — с большим интересом спросила Карлия, но вопрос её был риторическим. — А вы, простите, что за Принц? — Я? Я — даэдрический принц господства и порабощения смертных! Бог Интриг, Король Насилия, Принц!.. — Мы все тебя прекрасно поняли, Бал, — фыркнула Эйдис. — Лия, будь так добра, оставь свои даэдрические вопросики до той поры, пока мы не вернёмся в Гильдию вместе. — Прости, Диса, — смутилась Карлия, но всё же добавила. — А откуда ты знаешь Молага Бала? Сумеречная почесала затылок, будто бы что-то вспоминая, а потом беззаботно повела плечами. — Знаешь, не сильна в таких далёких и мелких событиях. Вроде бы, я его булаву держу у себя… или ее уж выкрали? А, не помню! Молаг Бал громогласно расхохотался, будто Довакин сказала что-то смешное. Но смех его был показушным: Принц был просто в бешенстве. Диса присвистнула и покосилась на бретона, что в некотором страхе оглядывался на потолок. От таких приступов «веселья» Принц Гнева сам себя замурует в земле, и его последователи будут откапывать святилище заново. — Да что ты говоришь?! Не помнишь, как убила глупого последователя Боэтии в мою честь? — Ой, не порть мне аппетит, прошу тебя, — отмахнулась Эйдис, и Молаг Бал снова захохотал. Всем пришлось покинуть чокнутый дом и его чокнутого хозяина. На улице всё шло своим чередом, будто бы и не было всей этой странной встречи. Весь мир продолжил жить также, как и раньше, ничего не перевернулось от пары истерических смешков Принца Даэдра. И Диса была тому бесконечно рада. Поднявшись наверх, Сумеречная вновь посмотрела на «друга». Он уже вернул свой обычный надменный вид, хотя и смотрел на Довакина снизу вверх из особенности своего маленького роста. — Ладно, «друг», больше я здесь не появлюсь. А дело у меня к тебе такое — нарой мне всё о Маданахе. Лицо бретона вытянулось в удивлении, причём было оно искренним, неподдельным. — Неужели ты, мой друг, стала интересоваться тем, с кем ты имеешь дело в своих… кхм, приключениях? Извини уж, но ничем не могу помочь тебе, я не копаюсь в грязном белье Изгоев. Эйдис приподняла меч, как бы привлекая внимание мужчины к оружию. Это был почти прозрачный намёк, какой обычно делают норды перед чужаками. «Друг» сделал вид, будто бы не заметил жеста, скрестив руки на груди и оглядевшись, и накинул на голову капюшон. — Слушай, ты! Больно уж умный, да?! — зарычала она. — Эйдис, остынь! — попыталась вмешаться Карлия, в смятении осматриваясь, чтобы не вызвать ненужных вопросов простого люда. — Нет уж, Лия! — фыркнула Драконорождённая, повысив голос. — Ты понимаешь, что меня достала эта неопределённость? Меня пинком под зад выкинули, как не нужную никому игрушку — и это после всего того, что я сделала для них! На моих глазах какая-то полоумная старуха с мозгами из магического дерьма выкрала ребёнка и — только Талос знает! — куда собирается исчезнуть, а вместес ней и те, кто также выкрал остальных! А теперь меня поймал какой-то слепой псих, утверждающий, что знает род Маданаха от самого начала Четвёртой Эры! И это кретин даже не хочет помочь мне исправить всё то дерьмо, что в один миг заполонило Скайрим! И ты говоришь мне остынь?! — Да! Я прошу тебя остыть, даэдра тебя задери! — зашипела Карлия, выхватив двуручник из ещё слабых рук подруги и развернув её к себе. — Ты не должна переваливать всё на других людей, нельзя всегда полагаться на информаторов, потому что от этого всё будет только больше путаться. Неужели ты не помнишь, что сказала мне, когда всё то дерьмо с Мерсером подходило к концу? Ты вообще помнишь, как прибыла в Скайрим и была для всех никем? Помнишь, как ты старалась найти друзей, соратников и просто тех же весёлых собутыльников, что всякий раз на дороге попадались тебе и обязательно дарили немного своего хмельного добра? Эйдис оступилась и поглядела через плечо на «друга». Он только ухмылялся, а его глаза искрились от какого-то тайного веселья. Это подстегнуло бы Сумеречную, если бы не отбросившие её далеко в прошлое слова Карлии. Полтора года — не такой уж большой срок, но, оглядываясь назад, можно подумать, что это время можно было назвать целой жизнью. И почему только сейчас её волнует, что кто-то не хочет достать нечто важное для неё? Почему она не пытается найти всё сама? «Но Маданах… как мне узнать его историю? Сомневаюсь, что вот приду к нему: „Здаров, старик, не мог бы ты рассказать мне историю своего рода от начала Четвёртой Эры?“ и он с радостью мне всё выложит. Впрочем, когда я выбирала лёгкие пути?» — усмехнулась она сама себе и, забрав свой меч у подруги, направилась вниз, только лишь бросив: — Надеюсь, ты получишь всё, чего заслуживаешь, «друг», и кто-нибудь надерёт тебе твою маленькую бретонскую задницу! — и с этими словами она расхохоталась, чем озадачила рядом идущего Эндора. — Лия, за мной! Мы возвращаемся в прекрасно-ужасный Солитьюд! Будем драть задницу этой старой магичке с неизвестно откуда знакомой мне фамилией! — А она всё дальше лезет, ну надо же… — только и усмехнулся полушёпотом бретон, вскользь глянув на застывшего на месте редгарда-скупщика из Гильдии.***
— Нет, я всё понимаю… — начала было Карлия, но потом снова огляделась и, подпрыгнув в повозке из-за неровности скайримских дорог, гневно закончила: — Но этого я никак не понимаю! — Чего ты разгорячилась? — Диса открыла бутылочку мёда и отпила из неё добрую долю, удовлетворительно выдохнув. — Лия, мы же едем в Солитьюд, так ведь? А там только имперская водичка, вот мне и понадобилась повозка для моего добра! — А как же вино со специями? Помнится, ты его очень хвалила, — проворчала данмерка, оправив свой уродливый капюшон так, чтобы прикрыть лицо. — Слушай, у тебя же есть конь, так почему он плетётся за повозкой, набитой даэдра знает откуда взявшейся продукцией хмельного содержания? По-моему, конь Чёрного Вереска должен ни много ни мало — а Драконорождёную возить на своей спине! Извозчик кашлянул и сплюнул на каменистую дорогу. — Простите, уважаемые, но я вам не мешаю орать тут? Нет, я, конечно, могу благополучно оставить вам повозку и всё такое… — Серьёзно? — загорелась Сумеречная, улыбнувшись. — Диса, прекрати! Простите нас, мы будем тише… А если нет, я могу отдать Вам пару-тройку бутылок из этого… кхм, добра. У нас всего равно много, — попыталась разрешить ситуацию Соловей. В конечном счёте, когда повозка остановилась у конюшен, Довакин рассталась с половиной своего добра, а мужик ушёл с добром в таверну. — Итак, кого же я вижу, — как обычно, растягивая шипящие звуки поприветствовал стоящий у спуска к Складу Компании Гулум-Ай. — Воровка и предательница, какая встреча. «И не понятно, к кому из нас он относит каждое прозвище», — усмехнулась Эйдис, кивнув Карлии. В поездке они условились касательно Тринна и Руны, что они оба лягут на плечи Соловья. Подруги разошлись: Довакин пошла с ящерицей, а данмерка направилась в город для встречи с товарищем согласно плану. — Итак, ты писала мне письмо, оно пришло незадолго до твоего прибытия. Тебе нужна информация об Изгоях, верно? Как это связано с этой магичкой? — спросил аргонианин, направляясь вниз, к складу. — Если бы я знала, ящерица. Хотя, с ней-то это никак не связано, я полагаю. Но, возможно, она связана с Гильдией… Её фамилия Умбранокс. Не знаешь никого с такой фамилией, кто мог бы быть в Гильдии? — Умбранокс? Подожди-ка… Недавно совсем ко мне приезжал Делвин. Он говорил, что у них там человек из сиродильской конторы объявился. Полагаю, Карлия тебе уже об этом сообщила? — усмехнулся Гулум-Ай, заметив прояснившийся взгляд карих глаз; до того они были затуманены непониманием. — Так вот, он передал мне кое-какие документы от этого засланца. Знаешь, я уж не упомню, что там было, но… Сейчас пройдём в мой кабинет, я всё поясню. В логове аргонианина валялось множество вещей, будто там был ураган или просто хоркеры из пещеры решили приползти поиграться. Некоторые особо ценные вещи аккуратно лежали на полках намного выше, куда можно было добраться только с помощью лестницы. Гулум-Ай, видимо, положил те самые документы наверх, потому что полез на лестницу. Ежесекундно что-то нашёптывая и ругаясь на беспорядок, он петлял с помощью лестницы по полкам на разных уровнях. Спустя несколько минут он скинул вниз охапку разнообразных бумаг, а затем аккуратно спустился с небольшим сундучком, какие обычно хранят в себе много секретов и драгоценностей (и какие часто с лёгкостью открывала Эйдис). Остальные бумаги он лишь небрежно оглядел после того, как поставил сундучок на стол и указал на скамью взглядом, чтобы туда села Драконорождённая. Из тех прочих документов он выбрал совсем немного и подозвал громилу, стоявшего у загона с трупом оленя, чтобы тот со своими нехилыми мускулами быстро прибрал беспорядок контрабандиста. — Вот, прочти пока это, а я посмотрю в сундуке, что там может быть тебе полезно. Честно сказать, я его пока не открывал — времени не было. Но Делвин что-то упоминал о важности лежащих в нём документов. Эйдис принялась копаться во всевозможных бумажках, несколько из которых выглядело отнюдь не презентабельно. Можно сказать, что эти бумаги были открыты и прочитаны их получателями ещё в начале Эры. И не обязательно Четвёртой. «И откуда столько старья? Неужели сиродильская контора никогда не слышала о сроке давности?» — думалось Сумеречной спустя некоторое время. Сидящий напротив неё Гулум-Ай внимательно читал бумаги из сундука, и вот за него Довакин откровенно переживала: письма и документы в его руках выглядели ещё древнее, чем в её. Чешуйчатые руки (или лапы?) бережно держали старые пергаменты, а маленькие хитрые глаза контрабандиста неуверенно бегали по строкам, то и дело останавливаясь из-за выцветших слов или даже целых предложений. Жестами он то и дело подманивал к себе наёмницу или наёмника, отправляя со всевозможными поручениями в разные места. Драконорождённая даже поймала себя на мысли, что хитрый друг Гильдии на самом деле занимается важными делами, а не просто в карман к Восточной Имперской Компании лезет. Помимо бумаг, он думал ещё и о своём собственном деле и ни на секунду старался не забывать о том, кто он и что нужно сделать в тот или иной момент. Наконец аргонианин что-то проворчал и, выдохнув, положил последний лист в отсортированную стопку. Посмотрев на напряжённо сидящую девушку, он кивнул наёмнику и указал в сторону давней знакомой. Будто бы всегда так и было, мужчина с волевым подбородком и сильным телом поставил перед брюнеткой бутылку эля. Кареглазая оторвалась от созерцания бумаг и покосилась в сторону кучи бутылок из поездки, которые были ей уже выпиты, а потом благодарно кивнула наёмнику. Отпив немного, она ощутила жар, который вновь воспламенил затухающие угли прошлой порции, Диса посмотрела прояснившимися глазами на контрабандиста. Гулум-Ай прошипел что-то себе под нос, — но с небольшой нахальной улыбкой — и протянул девушке маленькую стопку. — Взгляни, тут есть очень много интересного, — заметив раздражение бывшей воровки, аргонианин снова прошипел, но теперь это был смех. — Знаешь, если не хочешь сейчас это разбирать — возьми с собой в таверну, там уж Карлия тебе наверняка поможет. Драконорождённая отрицательно замотала головой. — Нет, я думаю, мне нужно сделать это сейчас, — она забрала бумаги и стала с ожесточением их разбирать, хмуря тёмные брови.***
— Хочешь сказать, что это она? — фыркнул Тринн, поставив ногу на небольшой камень и плюнув на дорогу. — Если ты мне не веришь, то сам прочти те самые тексты. Они как раз со мной, — брюнетка усмехнулась и уже потянулась за брошенным рядом заплечным рюкзаком, как чьи-то ловкие руки быстро выхватили тяжёлую ношу и очень быстро скрылись. — Что за?! Довакин только успела заметить петляющую тень между гостями Солитьюда, как ноги сами сорвались, и вот уже сама брюнетка бежала за воришкой. «Какая ирония, вор преследует вора!» — гневно пронеслось в голове девушки, когда она завернула с неизвестным за угол и взревела: — А НУ, СТОЯТЬ! — она схватила человека на порядок выше себя за капюшон и прижала его к каменной стене, еле переводя дыхание. — Кто ты такой? Отвечай мне, даэдра тебя задери! За спиной послышались хлопки. Как будто кто-то аплодировал ей или же, скорее, её глупости. Она уже слышала эти шаги. Шаги умного, хитрого, совершенно мерзкого человека. Но невозможно же воскресить, верно? Эйдис не могла пошевелиться. Она смотрела перед собой и видела только тяжело дышащего высокого, но слишком худого воришку. А кто-то позади всё наступал, продолжая хлопать в ладони. Дису пробила мелкая дрожь, когда она услышала голос, который — как она думала, — не услышит больше никогда. — Ну, вот мы и свиделись, юный Соловей.