***
Скучно. Дейдаре было, мать его, скучно. В этой забытой Богами деревеньке нукенину категорически нечем было заняться. Прошло всего три или два дня, но Тсукури казалось, что это был чёртов месяц. Если первый день он добросовестно бездельничал и был собой доволен, то на второй это было уже невыносимо. Сперва подрывник думал, что сможет оставить раздражающую напарницу здесь и отправиться на миссию, но Пейн приказал дождаться, когда Химэ встанет на ноги, а затем выдвигаться вместе. Это значит, что ему придётся прозябать в этой глуши, пока никчёмная принцесска не соизволит проснуться. Так парень продолжил жить у старушки, что их приютила. Бабуля Мэки, как её все звали, была дружелюбна и доверчива: она сразу поверила в на ходу придуманную Дейдарой историю о том, как он героически спас от разбойников едва знакомую девушку, которая попросила привести её сюда. Женщина была безмерно благодарна этому «прекрасному и честному» юноше, поэтому приняла его со всем гостеприимством. Старушка нашла для парня простую крестьянскую одежду, какую носили местные, чтобы он не пугал никого своей экипировкой шиноби. Воспользовавшись статусом «едва знакомы», нукенин принялся расспрашивать её о девушке, которую спас. Узнав много нового, парень решил, что расследование — развлечение вполне достойное. Для полноты картины он также порасспрашивал нескольких местных жителей, попавшихся ему на торговой улице. Все уже знали о «благородном» спасителе, так что охотно рассказывали парню всё, что он хотел. Пока старушка-лекарь латала лишние дыры в теле Сэнаруханы, Дейдера латал дыры в истории напарницы. После того, как деревенские выложили ему всё, что знали, он перешёл к следующему этапу и направился к дому на окраине, неподалёку от минка* бабули Мэки. Двухэтажное здание и прилегающий к нему небольшой сад не были заброшены, казалось, что ещё пару месяцев назад здесь кто-то наводил порядок. На первом этаже располагались кухня, столовая, гостиная и санузел — ничего интересного. На втором было несколько комнат, из которых не пустовали только две спальни и одна, смахивающая на кабинет. Одна из спален и кабинет были завалены книгами о лекарском искусстве: энциклопедии трав, рецепты отваров, свитки с медицинскими техниками. Вообще спальню можно было идентифицировать как таковую лишь из-за наличия в ней футона, а в целом всё так же, как и в кабинете: все полки и ящики комодов были заставлены книгами да банками с травами и отварами. Вторая комната была чище и более ухоженной: несколько десятков книг о техниках шиноби стояли ровными рядами на полках, в ящиках в идеальном порядке были боевые принадлежности и одежда — как форма шиноби, так и повседневная. Именно на неё обратил большее внимание подрывник. Всё разнообразие заключалось в бело- или чёрно-фиолетовых кимоно. Оттенки фиолетового были всевозможные: какие-то были блёклые и розоватые, отдающие дешевизной, какие-то более насыщенные и благородные — высшего качества. Бело-фиолетовые кимоно явно были куплены за гроши, в вот чёрные… Тсукури сразу же понял — это клановая одежда. Оттенок орнамента на чёрных шелках был точь-в-точь как глаза его напарницы — явно не спроста. Хранит атрибуты клана даже после того, как ушла? Из рассказов местных Дейдара узнал, как Сэнарухана жила после побега из скрытой Травы. В этой деревне её все знали как ученицу старика, жившего в этом доме — Химэко-чан**. Услышав это имя, подрывник во всех красках представил себе сцену его рождения: на вопрос «Как тебя зовут?» Сэнарухана отвечает «Химэ», затем сразу понимает, что скрывающемуся преступнику раскрывать свою личность нельзя, и в попытке исправиться уже начала «Хо…», но вовремя остановилась. Скорее всего, старики, ничего не разобрав, начали переспрашивать «Химэхо?», «Химэно?», «Химэко?» и Химэ выбрала хоть немного реалистичный вариант «Химэко». Так она стала Химэко и начала вести тихую жизнь в этом глухом месте. Говорят, что она пришла в деревню с изуродованным ожогами лицом и попросила старика вылечить её — но об этом люди знали лишь со слов старика, ведь все годы девушка скрывала лицо под маской. В былые времена дед был лекарем-шиноби, но давно отошёл от дел, жители даже не знали, какому скрытому селению он служил. Судя по тому, что сейчас кожа куноичи была здорова, у старика получилось выполнить её просьбу. Про этого загадочного лекаря нукенин ничего не узнал кроме имени и того, что он был «таким добродушным, приятными и отзывчивым человеком». Последнее повторял каждый первый, с кем Дейдаре довелось поговорить. Но Бог с ним с дедом, вот то, что «Химэко хоть и тихая, но крайне вежливая и учтивая девочка» не могло не удивить. Ему она грубит через каждое слово! А жители этой деревни, не будет преувеличением сказать, любили её. Печально вздохнув, Тсукури закрыл ящики, в которых ковырялся ранее, и продолжил осмотр комнаты. Кто-то скажет, что копаться в чужих вещах неприлично, но ведь это Сэнарухана сама виновата, что подрывнику так скучно. Нефиг было хватать спиной сабли! Парень принялся искать новый объект исследования, и тот мгновенно нашёлся. И даже не один — гуцинь и гучжэн*** висели на дальней стене. Это были музыкальные инструменты из далёкой страны, но не раз Дейдара видел и слышал их во время своих странствий по континенту. Гуцинь из тёмного дерева был исписан необычными цветами — похожий узор был и на чёрно-фиолетовых одеждах. Хотя подрывник не разбирался в музыкальных инструментах от слова совсем: вообще каждую цитру, которую ему довелось увидеть, он величал «брямчалкой», и ничто его не смущало. При всём этом даже такой, как он, понимал, что этот гуцинь был шедевром безмерно талантливого мастера. Про гучжэн, висящий рядом, сказать того же было нельзя: слово «изящный» и рядом не дышало. Лучше всего его можно было описать словом «добротный», поставить точку и больше даже взглядом его не удостоить. Зачем здесь эти брямчалки? На кой чёрт они бывшей АНБУ? Покопавшись ещё то здесь, то там, подрывник ничего нового не нашёл: никаких личных записей, никаких фотографий. Парень даже как-то опечалился: неужели всё так скучно закончится, и ему снова придётся бить баклуши. Дом старушки ему уже так осточертел, что парень решил побыть в новом месте чуть дольше. Из окна комнаты открывался вид на небольшой сад — именно туда Дейдара и направился. Тсукури не разбирался в растениях, но всё же решил пройтись и осмотреть их. Многие цветы и травы напоминали те, что были засушены в банках в кабинете старика-лекаря. Среди буйной зелени бледно-голубым пятном выделялся неизвестный нукенину вид цветов. Такое растение он точно видел впервые, но, поскольку ботаником он не был, они не заинтересовали его — наверняка незнакомых ему растений было столько, что не счесть. Парень прошёл мимо, а цветки повернули свои бутоны вслед за ним. Что? Дейдара резко обернулся. Цветы и правда только что повернулись? Тсукури сделал пару больших шагов назад, не отводя взгляд от странных растений. Медленно они снова повернули свои тяжёлые бутоны туда, где стоял нукенин. Дейдара прыгал туда-сюда, наблюдая, как неспешно тяжёлые бутоны каждый раз разворачиваются в его сторону. — Они чуют вашу чакру. С другого конца сада раздался голос. Тсукури не почувствовал, чтобы кто-то приближался, а значит это был единственный человек в этой глуши, умеющий скрывать своё присутствие, — Химэ. Дейдера обернулся — и, действительно, неспешно к нему приближалась девушка в небрежно надетой фиолетовой юкате с белыми цветами, подвязанной тонким поясом. Короткие черные волосы чуть выше плеч были распущены, фиолетовые глаза были скрыты под полуприкрытыми веками, её кожа была такой бледной, что нижняя половина лица уже почти не отличалась от верхней. Девушка подошла к Дейдаре и склонилась в вежливом поклоне. — Наконец-то ты на ногах, — осматривая её, заключил подрывник. — Я думал дольше валяться будешь, ммм. — К сожалению, моё лечение не завершилось, и в бой я смогу вступить ещё не скоро. Химэ сжала и разжала кулак, будто уверяясь, что руки всё ещё послушны. Дейдара недовольно цокнул и буркнул что-то вроде «слабачка», но больше обсуждать здоровье напарницы не стал. Парень снова повернулся к цветам — они до сих пор «смотрели» лишь на него. Сэнарухана стояла в нескольких метрах, но ни один бутон к ней не повернулся. Тсукури присел на корточки рядом со странными цветами и хмуро смотрел на них, не понимая, почему лишь он один привлекает их внимание. — Поче…? Но договорить он не успел — ответ последовал раньше: — Потому что для них я такой же цветок и не представляю интереса, — делая шаг к семпаю объяснила девушка. — Чего? — бровь Дейдары взметнулась вверх, отражая на его лице удивление и недоверие. — Это Сэнарухана****. — Сэнарухана? — переспросил он. — Угу. Дейдара закатил глаза от такой невероятной информативности. Он уже и позабыл, что его напарница не из тех, кто умеет нормально доносить свои мысли. — И что? Химэ склонила голову набок и нахмурилась, не понимая, чего непонятного в её ответе. Раньше ей никогда не приходилось объяснять что-то про это растение: в деревне Травы все его знали, а в этой глуши он никому не был интересен. Понимая, что Дейдара не знает совершенно ничего, девушка принялась пояснять: — Сэнарухана поглощает чакру извне и преобразует, пропуская через себя и накапливая её в бутоне. Это духовное растение. Во мне циркулирует много переработанной этими цветами чакры, поэтому я не источник чакры для них, в отличие от вас, семпай. Дейдара то ли понятливо, то ли разочаровано хмыкнул и поднялся. Прищурив глаза, он снова осмотрел Химэ. Раньше она бы закатила глаза и, недовольно цокнув языком, не стала бы ничего объяснять. Его напарница была из тех, кто задавал вопросы, но отвечать или, не дай Бог, что-то пояснять развёрнуто была совершенно неспособна из-за лени и вредности. Она поясняла придуманные планы, схемы ведения боя, но, как только битва заканчивалась, её язык завязывался узлом и развести её на поболтать в дороге было почти невозможно. Но сегодня она даже смогла выжать из себя столько слов. Невероятно. — Ты какая-то вежливая сегодня, м, — рассматривая её с подозрением, констатировал он. — Эта кохай благодарна Тсукури-семпаю за спасение, поэтому старается быть более почтительной с ним, — в лёгком поклоне объяснила Химэ. — Тс, избавь меня от этого формализма, — небрежно бросил Дейдара. Разочарованный таким ответом, парень направился в дом, прочь от палящего солнца; Сэнарухана последовала за ним. — Дейдара, хочешь чая? — входя в дом вслед за семпаем, спросила девушка. У подрывника лицо свело от такого обращения. Как обычно, Химэ восприняла его слова слишком буквально: вместо того, чтобы избавиться от «лишнего» формализма, избавилась от «всего». Тсукури посмотрел на неё в пол-оборота: взгляд его был крайне недовольный. К разочарованию Дейдары, извиняться или исправляться его «благодарная» напарница не стала: её губы исказились в лёгкой издевательской ухмылке. — Так намного лучше, — ответила она на его презрительный взгляд. — В конце концов, я старше. И раз уж ты просишь, то называть тебя семпаем больше не буду. — Я твой семпай, — рыкнул Тсукури. — Разумеется, — кладя руку на сердце, подтвердила она. — Но ты же попросил. Будешь это отрицать? Благородный муж отказываться от слов не будет, — напомнила наставническим тоном. Дейдара даже не был удивлён. Он уже давно понимал, что характер его напарницы — крайне скверный, но молчаливой и скучной она раздражала не так сильно, как сейчас. Сейчас подрывник видел её лицо полностью: если раньше по одним лишь глазам и бровям было трудно что-то понять, то сейчас её издевательскую улыбку ничего не скрывало. То же самое выражение лица и тот же самый тон, но вот без маски вся картина совершенно другая. Подрывник осознал, что всё это время, пока он пытался вывести её на эмоции, она и так была не таким уж куском льда, вот только видно этого не было. Особенно ярко на её лице отпечатывались скука, раздражение, коварство и самодовольство. — С маской было лучше, — рявкнул Дейдара. — Ох, ну, она такая неудобная, вот я её и порубила, — гладя себя по лицу, притворно-печально вздохнула Химэ. — Никакой другой у меня нет. Теперь тебе терпеть меня такую. У Дейдары от такой внезапной наглости и дерзости задёргался глаз. Но Химэ так долго терпела его «взрывной» характер и болтовню про искусство. Терпела и не злилась, терпела и сдерживала поток едких комментариев. Наверное, битва с Касуми пробудила в ней её истинный язвительный и грубоватый характер. Она уже давно хотела поиздеваться над этим дурным мальчишкой, но по привычке она себя сдерживала, будто действительно говорила с почтенным старшим. И всё же какой он ей старший? Дейдара был лучше неё в некоторых аспектах ведения боя, но он ведёт себя как малолетний сорванец, особенно когда пытается всем и вся доказать, что он лучший и его искусство лучшее. Называть его сэмпаем — это пытка для более зрелой и уравновешенной Сэнаруханы. И вот совсем случайно подвернулась возможность так нагло завязать со всем этим. Она была собою довольна и не упустила возможность поязвить ещё немного — но для такого ленивого в проявлении эмоций человека это слишком утомительно. Лицо её быстро приобрело скучающее, безразличное выражение. — Ох, ну всё. Повеселились и хватит. Я даже устала… столько лишних слов, — тяжело вздохнула она. Она прошла мимо остолбеневшего от такого заявления подрывника и направилась в кухню готовить чай. Дейдара «взорвался», исходя ругательствами и угрозами, стоило ей лишь спокойно спросить, какой сорт он предпочитает.***
— О Боги, уж кто-кто, а ты проваливай к чертям! Яростный рык раздался на всё поместье благородного клана Ароэ. Далее он сопровождался такими матерными оскорблениями, что уши бы завяли. Но пришедший навестить раненую Касуми явно ожидал такой реакции. — Вижу, твой образ действительно преобразился, — проходя в помещение, бросил юноша. — Выглядишь более величественно. Если бы что-нибудь оказалось под рукой, куноичи бы его убила. После боя с Химэ она спаслась только благодаря быстро подоспевшим целителям, которые вырвали её из лап смерти в последний момент. Однако, насколько бы хороши ни были их техники, потерянное не вернуть. После того, как она пришла в себя, пришлось привыкать к новому взгляду на мир, взгляду одним глазом. В принципе, с этим она справилась быстро, но вот пустая глазница, несмотря на фантомные боли, больше угнетала не физически, а морально. Каждый раз, видя себя в отражении воды, на стекле или в зеркале, она видела повязку, скрывающую приобретённое уродство — прям как Химэ все те годы. Это раздражало, это просто не могло не раздражать. Хотелось убить кого-нибудь, желательно, перед этим вырвать тёмно-фиолетовый глаз из глазницы. И вот сейчас пара точно таких же глаз смотрела прямо на неё. — Съеби отсюда, пока частей тела меньше не стало, — рявкнула девушка. Парень лишь хмыкнул и прошёл в комнату, прикрыв за собой сёдзи. Угрозы Касуми его совершенно не смущали — он вальяжно уселся за низкий стол, прямо напротив девушки, и налил себе чай в одну из чистых чашек. Нет, ну, вы это видели? Наглости этих фиолетовоглазых уродов можно было только завидовать. Ароэ настолько злобно и возмущённо смотрела на гостя, что он должен был превратиться в кучку пепла от этого взгляда, но почему-то этого не сделал. Юноша, сидящий перед Касуми, был красив: изящное овальное лицо с правильными чертами, узкие с приподнятыми уголками фиолетовые глаза, черные, как смоль, прямые распущенные волосы, одинокая тонкая косичка стягивала волосы в одном боку. Дорогие одежды из черного шелка с фиолетовым орнаментом лишь подчеркивали его красоту. Честно, весь такой красивый и благородный, что Ароэ было блевать охота. Но и гость в свою очередь особой симпатии к девушке не выказывал: гордо подняв подбородок, смотрел на неё сквозь полузакрытые глаза. Ему бы не приходилось терпеть общество этой грязной шавки, если бы то, о чём он пришёл поговорить, не было бы так важно. — Это и впрямь была она? — прямо спросил он. — Ты тупой или конченный, блять? — возмутилась Касуми. — Я что, по-твоему, по приколу себе глаз ледышкой проткнула? Иди у Лэи-сан спроси, она её пару раз саблей потыкала, к сожалению, не насмерть, скорее всего. «Тупой или конченный» от последних слов поморщился. Конечно, красноволосая шиноби, Лэи, по возвращению сразу же поспешила обо всём рассказать ему, но всё же… Придя сюда и увидев повязку на глазу Ароэ, он понял, что какие-либо вопросы — лишнее, но всё же… Он не мог иначе. Он не верил. Не мог. — Как она? Как себя вела? Что говорила? Что делала? Высокомерие гостя развеялось, на его лице теперь читалось беспокойство. И, чёрт побери, это бесило сильнее всего. За кого он переживает? О ком он так волнуется? О суке, которая предала деревню, связалась с ублюдками из Акацуки и выступила против своих бывших сокомандников? Неважно, кем она была для него раньше, тот человек умер два года назад — теперь существовала лишь предательница, которая выглядела точно так же. — Ты конченный, — констатировала девушка. — У тебя с головой проблемы, если тебя ебёт самочувствие твоего врага. Врага, понимаешь? Я ей сказала, что Сэтоши-сама смилостивился — и посмотри на меня! Ты видишь её ответ. Юноша закусил нижнюю губу и опустил голову, смотря куда-то в сторону. Он морщился, будто Касуми говорила какую-то нелепицу, в которую мог поверить только сумасшедший. Но все вокруг верили. Все вокруг в этом не сомневались. Что ему ещё остаётся, кроме как тоже уже наконец-то понять это? — У всей вашей семейки беды с башкой, конечно, — Ароэ сморщилась в отвращении. — Даже поверить не могу, что можно быть настолько отбитым, чтобы до сих пор не понимать — нас всех наебали. Ни на один из заданных вопросов он ответ не получил и не получит — Касуми в бешенстве, так что отвечать и не станет. Гостю ничего не оставалось, кроме как допить свой чай и уйти, пока куноичи посыпала его гневными комментариями и диагнозами об умственной недостаточности. Но, в любом случае, он был в таком смятении и расстройстве, что попросту не слышал её, не слышал ничего кроме своих собственных мыслей. Помассировав виски, парень, ничего не говоря, поднялся из-за стола и направился к выходу. — Не думаешь, что она придёт за тобой? — прозвучало за его спиной. Он обернулся: — С чего бы? — голос юноши на этих словах был ровным и уверенным. — Один факт твоего существование лишил её всего, разве нет? — хмыкнула Ароэ. — Если бы не ты, то разве бы сейчас она была нукенином? Этими словами она надеялась ввести его в ещё большее замешательство и сомнение, однако эффект был обратным. Юноша выпрямился и гордо поднял голову, вернув себе тот уверенный вид, с которым пришёл. Смерив Касуми высокомерным взглядом, он ничего не ответил, развернулся и покинул поместье клана Ароэ. — Придёт за мной? — усмехнулся он про себя. — Очень надеюсь на это.