Измени все

Дорога долгое время была пустынной. Ни единого ответвления или поворота, ни фонаря, ни забегаловки для водителей, ни хотя бы остановки, где мокли бы запоздалые пассажиры в ожидании транспорта (Эмма поймала себя на мысли, что не прочь была бы даже подбросить их - настолько тоскливо было от окружающего безлюдья); только неровный асфальт в мутно переливающихся потоках воды, и по обе его стороны - две упирающихся в небо черных стены деревьев с растрепанными кронами. Дождь перестал, и на смену ему между деревьев поползли на дорогу мутные полосы тумана, тонкими лентами перебросились с обочины на обочину. Сайлент-хилл, думала Эмма, для успокоения насвистывая простенькую детскую песенку. Машина медленно катила вперед, и ей было слышно, как шины шуршат по дорожному полотну. В боковом зеркале, расчерченном сверху вниз дождевыми потеками, она замечала, что волк идет вровень с машиной. Светло-серая шкура смутно проблескивала в прорехах между кустами, когда ловила отражение редких лунных отсветов, зверь не забегал вперед, но ни разу не отстал. Как будто сопровождал. Не слишком успокаивающая мысль, подумала Эмма, ощущая, как залегает в животе противный холодок; но прибавлять скорость на мокрой дороге в туман, да еще и в незнакомой машине, не решалась. Она вела, волк по-прежнему шел вровень. - Эй, - вполголоса произнесла Эмма, - здесь только одна дорога. Я никуда не сверну. Постепенно деревья становились реже и ниже, сквозь них по одному загорались огни, рассеянные в тумане, затем показались неясные силуэты домов. Дорога плавно перешла в широкую - видимо, центральную - городскую улицу. Редкие фонари, несколько окон и пара рекламных вывесок подсвечивали ее с двух сторон. Здесь туман заканчивался; несколько клочьев еще плавали в воздухе, но уже можно было прибавить ходу, и Эмма переставила ногу на педаль газа, но тут зверь прыгнул. Мелькнула раскрытая пасть с рядами крепких зубов, белая шерсть плеснула водой на боковое стекло. Эмма инстинктивно закрыла голову руками, машина вильнула, но волк лишь ударил обеими лапами в окно и метнулся в сторону. На стекле остались глиняные отпечатки мощных лап, струйка воды стекла между подушечками. Эмма вдавила педаль тормоза, откинулась на спинку сиденья. Трясущимися руками ощупала руль. Потом лицо. Казалось, оно окаменело. Господи, да какого же хрена было сюда тащиться... Она несколько раз выдохнула, осторожно повела машину вперед. Улицы были такими же безлюдными, как дорога в лесу. Неудивительно, что по этому городу носятся волки, повторяла про себя Эмма; сердце в груди трепыхалось, как рыбка на песке, и в конце концов она припарковалась у ближайшего фонаря, вышла - а скорее, выползла из машины, чтобы вдохнуть свежего воздуха. После дождя пахло сыростью, сырым деревом, с моря тянуло солью и рыбой - сырой, вяленой, соленой... "Промышляют рыболовством" - эта простая мысль помогла прийти в себя. Эмма огляделась. За ее спиной вонзалась в тучу игольчатым шпилем часовая башня; стрелки показывали на циферблате восемь пятнадцать, и Эмма даже глаза протерла. Быть того не может. Собственные наручные часы говорили, что только половина пятого. Она долго не мигая смотрела на минутную стрелку; та замерла на четверти часа, но стоило решить, что часы сломаны, как со скрежетом, похожим на гром небесный, провернулся какой-то механизм, и стрелка переместилась на деление вниз. От неожиданности Эмма вздрогнула и даже попятилась. - Что за черт, - пробормотала, ежась под курткой, огляделась и предпочла вернуться за руль. Таких маленьких провинциальных городов по побережью штата Мэн разбросаны, должно быть, десятки, и все-таки - все-таки! - как она могла раз за разом проезжать мимо, если трасса двести семь была ей чуть ли не родным домом на протяжении полутора лет? Неоновые огни над главной улицей оказались лавкой местного антиквара и кафе-гостиницей. Первая Эмме не требовалась совершенно точно, а вторая была жизненно необходима. На ее стук в торцевую дверь - "Для поздних посетителей" - долго не отзывались. Звонок был сломан. Наконец над порогом зажглась канареечно-желтая полоска света, щелкнул замок и повернулась ручка. Дверь открыла высокая брюнетка примерно одного возраста с Эммой, может, чуть младше - тонкое, острое даже лицо, яркие брови, несколько бордовых прядей в волосах. Красный махровый халат поверх ночной рубашки со щенками. Хозяйка и незваная гостья смерили друг друга заспанными взглядами. - Привет, - устало произнесла Эмма. - Мне бы комнату. Брюнетка удивленно моргнула, только что рот не открыла от удивления. Как будто впервые в жизни видела незнакомого человека. - Мне бы комнату, - повторила Эмма. И если через пять минут комнаты не будет, она рухнет спать прямо здесь. - О, - брюнетка округлила рот. - О. Да, сейчас. Сюда. Узкий коридор между стен, до середины выкрашенных бежевой краской, в несколько поворотов вывел их к барной стойке, за которой размещались полки с рядами бутылок всевозможных форм, и касса. - Вам одноместный? - брюнетка открыла подряд несколько ящиков с другой стороны, покусала губу; осенившись, положила перед Эммой толстенную тетрадь-книгу, разлинованную от руки. - Заполните это, - попросила она несколько беспомощно. - Извините. Я работаю в кафе с заказами. Обычно поселением занимается бабушка, но вряд ли стоит будить ее в такой час, так что с утра вам надо будет рассчитаться с ней... - Ничего, - Эмма прикрыла рот и от души зевнула и принялась заполнять строку. Ее запись оказалась первой в новой книге. - Ах, да, мне одноместный. - Уф! - брюнетка наконец-то обнаружила в нужном ящике нужный ключ, вручила его Эмме. Бегло пробежала заполненную строку, почти не глянула в паспорт гостьи и сунула ей ключи. - Держите. Второй этаж, по коридору до конца и направо. Лестница там, - она махнула рукой в нужном направлении и спрятала зевок за ладонью. - Спасибо. - Меня зовут Руби, - наконец-то представилась брюнетка. - Из номера можно позвонить мне напрямую, там в тумбочке есть список всех телефонов. Полиция, служба спасения... - Надеюсь, это мне не понадобится, - устало хмыкнула Эмма, сунула паспорт в сумку, закинула ее на плечо и направилась к лестнице. - В номере есть зубная щетка! - донеслось до нее на середине лестницы. В темноте она добралась до нужного номера. Ключ повернулся с трудом, словно замком давненько не пользовались. Не включая свет, Эмма заперлась, уронила сумку на ближайший стул, разделась, юркнула в постель и уснула, кажется, до того, как донесла голову до подушки. В комнате темно, освещена только широкая, наполовину скрытая балдахином кровать. Свечи накренились и часто капают воском на цветной паркет. Совсем близко скрежещет железо, что-то с грохотом падает - с такой силой, что пол вибрирует под ее ногами. Женщина на кровати лежит к ней спиной и плачет. Потом кричит - кажется, этот крик исторгается из всего ее сжавшегося тела, - кричит отчаянно, до надсадного кашля, комкает белоснежное кружево ночной рубашки и плачет снова. У нее длинные черные волосы - такие длинные, такие черные ей прежде ни у кого не встречались. Она подходит ближе, присаживается на корточки, кладет руку женщине на плечо. - Мама, - шепчет она, - не плачь. И тут дверь начинает рушиться под ударами. Было уже светло. Но Эмма проснулась, потому что ей не хватало воздуха, и задыхалась в мерзко ледяной от пота постели еще целую вечность. Мама, повторила про себя, вспоминая продирающее ощущение догадки и испуга от произнесенного во сне слова - и чувствуя, как продирает снова за грудиной, вдоль позвоночника и по щекам; мама, не плачь. И сама не могла плакать, только комкала одеяло, совсем как женщина во сне, пока не осознала, что по меньшей мере одна его часть была реальностью. В дверь действительно стучали, после каждого перерыва все настойчивее. Звук был совсем близко, ближе, чем если бы стучали в дверь нью-йоркской квартиры, и Эмма наконец-то стряхнула с себя цепи ночного кошмара. Секунда за секундой она отвоевывала у памяти вчерашний бесконечно долгий день - сон с нежданным гостем, Лили, полет до Портленда, ночная поездка под дождем, волк, бьющий лапами в боковое стекло, - и разглядывала доставшийся ей номер. Простенько. Бежевые шторы, за окном - полуголые макушки деревьев, крыши домов за ними, еще дальше только смурное, запачканное черными клочьями небо. Кресло, столик, тумба и телевизор, зеркало напротив кровати... Стук повторился, и его эхо раскатилось в эмминой голове. Бабушка девушки Руби, подумала она, проглотила мерзкий утренний привкус во рту. Наверняка хочет удостовериться, что в ее добропорядочную провинциальную гостиницу впустили не побирушку и не бандитку и что постоялица в состоянии расплатиться... - Минуту, - громко произнесла она в надежде, что за дверью уймутся хоть ненадолго. Стучать и правда перестали. Эмма спихнула себя с кровати, нагнулась за водолазкой и джинсами, оделась. В этом городе должны быть магазины одежды, иначе она с ума сойдет... если еще есть, откуда и куда сходить. Зеркало показывало ей бледную блондинку с запавшими глазами в темных кругах и скорбным бесцветным ртом, изогнутым книзу. Этот город за одну ночь состарил Эмму Свон на десяток лет. В дверь снова стукнули - на сей раз деликатно, - и Эмма отправилась открывать. - Грэм Хантер, шериф, - ей под нос сунули звезду с гербом, на котором Эмма успела заметить дерево, распростершее корни над яйцом. Эмма сморщилась, а он уже прошел в номер - чуть заросший, кудрявый, кривоносый, в светлой полицейской куртке, под которой угадывалась кобура. Пристегивая звезду к поясу, обшарил мрачными темно-серыми глазами ее лицо, прострелил взглядом через весь номер поверх ее плеча. За его спиной маячила девушка, выдавшая ночью ключи от номера, - Руби - и Эмма слегка кивнула ей. - Чем обязана? - поинтересовалась у шерифа. - Доброе утро. - Доброе, - отозвался он. - Могу я взглянуть на ваши документы? - Пожалуйста, - она порылась в сумке, протянула паспорт. В него же между первыми были вложены электронные квитанции билетов. Их шериф Грэм Хантер осмотрел особенно внимательно. - Я проверяла, - робко вставила Руби, пряча руки глубоко в карманы прогулочных шорт. - Документы в порядке... - Это мое дело, - даже не обернувшись, отрезал шериф, и Руби закусила нижнюю губу. На узких скулах выступили красные пятна. - Мэм, - донесся с лестницы женский голос, по звучанию - уже немолодой. - Мэм, это всего лишь ночное поселение... - Я сама решу, что это. От нового голоса приютское детство ощетинилось в Эмме и поднялось на дыбы. Она часто слышала такие - так часто, что не сосчитать; за спесивыми голосами в приюте появлялись все эти патронессы, которым полагалось улыбаться, пока они удостаивали от мала до велика подопечных колючими злобными взглядами, просчитывая, в какую сумму обойдутся подарки на Рождество. В десять лет она плюнула одной такой на платье стоимостью в целое состояние, когда увидела, как та брезгливо мыла руки после того, как погладила по голове одного из подопечных. И осталась после этого без рождественских подарков навсегда. Черный костюм, слишком обтягивающий для делового, угольные ресницы, кроваво-красная помада - да, в точности как претенциозная патронесса. Вздыбленная щетина аж колола изнутри. - Цель вашего визита в Сторибрук, мисс... - дама бесцеремонно забрала паспорт из рук шерифа, пролистнула. - Мисс Свон? Эмма сцепила зубы. - Кто вы такая, чтобы задавать мне вопросы? - Я здесь мэр, а вот вы кто? - Вы же прочли, - Эмма нелюбезно выхватила паспорт из чужих рук. - Это закрытый город, мисс Свон, - дама проводила взглядом ее движение. - Вам известно, что такое закрытый город? - Что вы говорите? И где, в таком случае, КПП? С самой двести седьмой трассы нигде даже шлагбаума не установлено, - Эмма пожала плечами. - Хлипкая безопасность для ядерных боеголовок, химического оружия... или что тут у вас? - Вас это не касается, - дама скривила рот. Над верхней губой углубилась вертикальная морщинка. За ее спиной Руби знаками отчаянно умоляла Эмму сбавить тон. - Мисс Свон, - примирительно вмешался шериф Грэм Хантер, - прошу вас, назовите цель вашего визита в Сторибрук? - Мне назначена встреча, - наполовину солгала Эмма. Лилз, ох, Лилз, вечно ты подбиваешь меня не на то... - Кем? - Я не обязана вам отчитываться, - огрызнулась Эмма. - Великолепно звучит, - дама с красной помадой снова скривилась. - Это закрытый город, шериф. Я вынуждена напомнить вам об этом. Грэм Хантер откашлялся. - Мисс Свон, боюсь, вам придется задержаться, ммм, в моем офисе до выяснения обстоятельств... Эмма закатила глаза. Это точно дурной сон. - Можно, я хотя бы почищу зубы? - поинтересовалась ядовито и, не дожидаясь ответа, прошла в ванную. - Вы бы лучше за волками последили! - Да ладно, - бормотала она вполголоса, разглядывая прутья камеры предварительного заключения - к счастью, пока еще снаружи; заваленный бумагами стол шерифа Грэма Хантера; высокие окна полицейского участка; аскетичный черный диван и порядком заляпанную засохшей кофейной жижей кофеварку на тумбе рядом - пока хозяин занимался заполнением опросного листа. Или как это у них называется... Имя. Фамилия. Дата рождения. Место рождения. Гражданство. Место жительства. Эмма отвечала на вопросы и щипала себя за запястье. Она должна проснуться от этого бреда, черт бы его побрал. Нетерпеливый звонок прервал шерифа на середине очередного вопроса; дверь в участок не была заперта, и в коридоре раздались странные шаги, сопровождаемые постукиванием. Грэм Хантер поднялся, чтобы встретить гостя. - Я пришел внести залог за мисс Эмму Свон, - объявили из коридора. И она приросла к стулу, узнав голос.