Мёртвые, рыжие

Тихо звякнули ключи. Заклятья на их двери не стояло – для чего? Ничего ценного в доме не имелось, а подвал Северус запирал отдельно и самостоятельно. Гермиона перехватила сумки из ближайшего супермаркета поудобней, чтобы не выронить ключ, и скользнула в тепло с промозглой осенней улицы. Клумбу возле дома размыло, с сапог текла чёрная земляная грязь. Грейнджер устало сдула прядь волос с щеки, поставила пакеты на пол и бездумно взялась за палочку: - Эскуро. Натёкшая грязь исчезла, даже сапоги стали как будто чище. Но всё же она разулась, поставила обувь на просушку и в самом обычном маггловском пальто прошла на кухню. Втащила пакеты на маленький столик, за которым никогда не сидело гостей, и огляделась в поисках следов жизнедеятельности. В раковине абсолютно бесшумно мылась посуда: спасибо, Северус, не стоило, Северус, я могу сама отмыть. Гермиона махнула палочкой, и посуда с грохотом рухнула в раковину. Вряд ли что-то разбилось – в этом доме жили умные люди, покупавшие вещи с расчётом на свои потребности, привычки и мелкие аварии. Умные, одинокие, несчастные. Пальто быстро оказалось на крючке, ступни утопали в мягком ворсе пушистого ковра. Её шаги не нарушали практически мёртвую тишину, но дом хотя бы не казался необитаем. Тепло, сухо, спокойно, стены дышали жителями дома – их мыслями, не произносимыми вслух эмоциями не друг к другу. Как соседи – но лучше, чем с мертвецом. Впрочем, они скоро покинут его. В коридоре уже высились коробки. Северус был счастлив вычеркнуть из своей жизни Хогвартс и, даже посоветовавшись с ней, спокойно предвкушал переезд в Чехию ради исследования древних зелий родом из пражского гетто. Гермиона тоже была счастлива вычеркнуть из своей жизни Хогвартс вместе с самой жизнью, вместе с Лондоном, вместе с рыжими волосами Рона Уизли. Большего и желать нельзя, ведь Гарри отказался наложить на неё Обвилиэйт. А ей бы так хотелось просто не вспоминать никогда о Роне… Или просто с ним не знакомиться. Северус нашёлся в гостиной: маленькой уютной комнате в маленьком забитом книгами доме. Читал он при свече, хотя они жили в не магической части города – привычка проведённых в магической школе лет. - Ты дома, - произнёс он, не поднимая взгляда. Мужчина ни разу за три года совместной жизни не поздоровался с ней нормально. Ни «здравствуй», ни «привет», как бы это ни нелепо звучало из его уст к почти-жене, которая ему в дочери годилась, ни, ни… Ну хоть что-то! Гермиону это бы задевало, но теперь эмоции постепенно атрофировались. За шиворот натекла вода с волос. Холодно. Рон бы сгрёб её в свои широченные и дурацкие объятья и грел, грел, грел бы… - Дома, - отозвалась Грейнджер. Северус поменял положение вытянутых на коробку ног. Как странно – после войны он казался девушке моложе. Возможно, без «мистера Поттера» на горизонте и вне ненавистных стен ему легче дышалось, может, сказался свежий воздух пригорода или одежда меняла – простая, маггловская. Хотя по-прежнему исключительно тёмных тонов, забавно даже. Как-то Гермиона выпила слишком много вина – кажется, это был её день рождения – и позвонила в какой-то магазин. На Рождество она снова слишком много выпила: второй год, тогда было особенно тяжело не дышать, - и даже засмеялась пришедшему не по магической почте синему мужскому свитеру. Оказалось, что Северус Снейп тоже умеет смеяться, тихо очень, правда… Очень-очень тихо, но как-то удивительно искренне – так смеются люди, которые делали это как минимум десять лет назад и больше. После того инцидента Гермиона перестала спотыкаться, произнося его имя. - Иди сюда, ты замёрзла. Девушка качнула головой и подошла к зеркалу. В ванной оно им обоим не нравилось – ещё одна общая мелочь. Волосы совсем вымокли, густая копна висела тёмными сосульками. Гермиона кое-как палочкой подсушила волосы. - Не распушились? – озабоченно. - Всё в порядке. Грейнджер точно знала, что он посмотрел и проверил. Лучше б не проверил. Лучше б это был Рон, который не желал бы отрываться от спортивной колонки Пророка, припоминал бы ей Виктора Крама и крошил бутербродами на диван. Гермиона его раньше представляла таким взрослым – теперь уже перестала. Мёртвых нет. Грейнджер всё же рухнула в ворох подушек. Мягкие, почти засасывали, но Северус уверенно, как перебирает колбы и сплетает составляющие зелья, предотвратил поглощение её диваном и осторожно приобнял за плечи. Тоже грел, как грел бы свою любимую женщину. Тоже рыжую, вот ирония-то. - Как работа? – спокойный вопрос, не отрываясь от строк. Но уже не просто вежливость. Гермиона скользнула взглядом по страницам: не трактата, однако. Шекспир. Ромео и Джульетта. Господи, ну как он может это читать? А впрочем – она тоже со временем научится понимать, что в мире есть люди, успевшие друг друга полюбить и любить, что кто-то об этом пишет, кто-то это восхваляет. Тогда она даже извинится перед Гарри и Джинни за то, что не явилась на день свадьбы. Ей рано, рано… - Обычная работа, ничего особенного. Гермиона мирно стучала по клавиатуре в каком-то сером офисе и вгоняла свой разум в анабиоз через цифры. - А вторая? И она тебе так нужна? Северусу не нравилось, что она ходит в больницу Святого Мунго. - Мне не платят, - в который раз уже отмахнулась Гермиона. Волонтёрство так ласково там приветствовали, как только Грейнджер объяснила, что это такое. Родители Невилла постепенно вспоминали свои имена. А сам младший Лонгботтом тщетно пытался скрыть шмыганье носом, когда Алиса произнесла его имя и улыбнулась уголками губ, ловя руками воздух – как будто хотела прижать к себе малыша-сына. Жизнь текла своим чередом. Иногда Гермиона читала с ним – сожителем, мужем, кем они друг другу приходятся, книги не давали объяснений. И часто они сдержанно спорили после упоминания больницы. Но полдома уже упаковано в коробки, глупо спорить. Согревшись, Грейнджер захотелось спать. Северус заметил, потряс за плечо. На предложение уйти спать, Гермиона покачала головой. Главное – ложиться вместе спать, чтобы отгонять его призраки прошлого и её кошмары от постели. Вечер в итоге вышел не таким уж плохим. Гермиона попыталась что-то приготовить, Северус попытался тихо хмыкать, словно он молод. Грейнджер ощущала себя лет на пять-десять-пятнадцать-в бесконечность старше физического возраста, так может, не такая уж у них большая разница в возрасте? Маме вот нравился Северус. И папе нравился. Их разговоры про способы анестезии восхищали количеством терминов. Серьёзный, спокойный, надёжная опора их погрустневшей после школы дочки. Нельзя ж сказать им, что Гермиону тоже убил Волан-де-Морт. Убил-убил, Северус точно понимал – прошёл уже через это. Два ходячих трупа от бузинной палочки. Только Северус постепенно оживал от живого человека рядом, а Грейнджер была на полпути превращения в инфернала. Но она не беспокоилась, в голове уже лежала построенная на близком примере схема: сначала ты воешь, потом делаешь глупости, потом жалеешь, потом смиряешься, потом превращаешься в инфернала. Взвыла она в поезде на пути домой, глупостью было плакать при Джордже Уизли. А Северус не давал ей застрять на последней стадии и увозил из Лондона очень-очень далеко. Быть может, потом она его за это полюбит. И он её. Мужчина же ещё и сам не ожил – ему рано любить. Но они хотя бы простят друг другу постоянные мысленные измены. В спальне Северус не дал ей расчесать волосы. Сейчас Гермиона могла полчаса ровно смотреть в стену за этим занятием. Щёлкнул выключатель, двое прижались друг к другу лбами и вместе выдохнули. Это как обещание. «Держитесь, Мисс Грейнджер, я знаю, что это такое». «И вы держитесь, профессор Снейп, у вас хорошая память». Кровать узкая, дающая возможность отвернуться друг от друга, но слышать дыхание и соприкасаться от случайных движений спинами. Даже запах ощущался – бумажный какой-то. У Грейнджер в Хогвартсе так пахли руки. Гермиона закрыла глаза и постаралась сосредоточиться на этих мелочах присутствия в её жизни почти живого человека. Не чужого. А ещё можно думать о рыжеволосой женщине, чьё маленькое, но аккуратное фото стоит на тумбочке со стороны Северуса. У неё длинные волосы, красивая улыбка, там она юная и с глазами, как у Гарри. Гермиона забыла её имя – можно попытаться его вспомнить. Лишь бы не было ночью в голове погибшего от заклинания Пожирателя Смерти рыжеволосого Рона Уизли, чья фотография занимала место на столике с её стороны.