Я ненавижу свою жизнь.

Во рту сдох скунс. В голове восемьсот маленьких китайских детей сожрали все, что там было живого, и теперь сидят, всматриваясь в стенки моей черепной коробки, чтобы сожрать любого, кто шевельнется. Или любое. Или вообще неживое - они же голодные китайские дети - предварительно залив это кисло-сладким соусом на основе перца и ненависти к человечеству. Где-то между моим сознанием и подсознанием мечется мысль о пустыне, в которую меня вчера продали в рабство. Иначе чем объяснить бесконечно всеобъемлющее желание продать пару лет жизни за бутылочку охлажденной - капельки стекают по пластмассовой антиэкологической таре - минералки. Вдобавок Мими шумно дышит мне в затылок, отчего температура моего разбитого тела поднимается на градус каждые пять минут. Как сенбернар с таким именем может быть настолько глухим и наглым одновременно! Я вышвыривала его из кровати уже стотыщ раз, а он все равно здесь. Мудак. Собака-мудак. Обычно мудаками называют котов, но ни одно мохнатое кошачье и близко не стояло с избалованной мордой этой хозяйской псины. И почему я не уточнила заранее, зверь какой породы будет прилагаться к такой недорогой аренде? От расстройства я пинаю локтем животное в пузо, впрочем, не слишком сильно. Если он проснется, придется его выгуливать. А хозяйки, как пить дать, дома нет, если Мими приполз ко мне досыпать. И мне придется встать - встать! и идти - идти!!! куда-то, животное будет рвать поводок в любую рандомную сторону, швыряя меня по углам, словно юнгу во время первого шторма... Э-э-э, нет, мы на это не подписывались. Нервная псина пинает меня в ответ, сладко причмокивая. Это что-то новенькое. Но не на таких напал! Я выбираю позу поудобнее и пинаю его еще раз. Неча расслабляться. Я пришла сюда позже тебя, но я все-таки человек, а ты всего лишь друг человека. Знай свое место, животное. В этот раз пес не отвечает. Он чуть елозит по постели (как ни странно, не дохнув на меня этим жутким ароматом из пасти - полупереваренный корм и остатки куриной грудки) и утыкается носом в мою спину. Руки все еще чешутся ему как следует накостылять, но умильная бабская жалость ко всему, что по своей придури жрет собственные фекалии, побеждает, и я прощаю его. И засыпаю. Каким-то чудом. Из полудремы меня вытаскивает то, как Мими чавкает у меня над ухом. - Слышь, я номер сдавать собираюсь. Странные вещи выкидывает подсознание - улыбаюсь я во сне. Мими разговаривает словно мужик, пытающийся выкурить из своей постели шлюху. - Я погуляю с тобой через час, - мычу я едва слышно. Мими пес, но интонации, которые ему что-то обещают, распознает на раз. - Только не начинай вылизывать мне уши. Мими замолкает. Потом очень по-человечески хмыкает. - Однако... Я переворачиваюсь на другой бок и с головой накрываясь одеялом. Эту оборону обычно псина не способна прорвать. Максимум, что он может - вцепиться зубами в кусочек одеяла и тащить куда-нибудь к стене. Тут нужно очень сильно уцепиться в другой край и ни за что не отпускать. И через минут пятнадцать ты победила. Мими ленивый пес на роли любимого сына хозяйки, он не привык за что-то слишком долго бороться. - Ну так на сколько продлять-то? Сколько ты еще дрыхнуть собираешься? - Твое какое собачье дело, - ною я, - ты всего лишь животное без яиц, которое живет за счет любви стареющих теток... Фразу я не договариваю. Против своей воли открыв глаза, чтобы вышвырнуть разговорившееся животное за дверь, я натыкаюсь взглядом на зеркало. В нем отражается мое оплывшее лицо - тушь растеклась, помада размазана, волосы торчат в разные стороны, словно у дикообраза - совершенно незнакомая кровать, чужая комната и мужик, повернутый к уже не спящей мне лицом. От ужаса я проглатываю окончание предложения и сильно зажмуриваюсь. Это сон. Сон. Сон. Кошмарный, но сон.