Телохранитель

Время… Только о времени просит Джексон. Хотя бы несколько минут, чтобы Марка нашли. Чтобы с ним ничего не случилось. Чтобы все изменить. Время. Только его не хватает. Оно уносится вперед, не замечая просьбы. Оно безжалостно, но в тоже время справедливо. Стоило раньше думать о нем. Уже тогда замечать, как оно проносится мимо. Но неизбежное все же не изменить. Жизнь — это не машина времени. В этом Джексон убеждался не раз: смерть родителей, полет в Лос-Анджелес, встреча с Марком, потеря памяти и вновь ее возвращение. Сколько у него существует моментов, которые он готов прокрутить назад? Хоть бы взять, например, часы тревоги, не отступающие от Вана сейчас. Их бы он с удовольствием сократил. В груди бьется учащенно сердце, а в голове ударяются друг об друга вопросы. «Что если я ошибся? Что если Марка не найдут? В клубе много людей… А вдруг его уже поймали?!» — Ван опускает веки и закутывается лицом в ладони. Хочется рвать на себе волосы, ударить в лицо, обругать благим матом, но он хранит это в себе. Он понимает, что не стоит впадать в истерику, он понимает, что у человека рядом с ним такие же эмоции и он так же борется с ними. Он понимает, что не одному ему сейчас плохо и поэтому старается не дать сбой. Ван смотрит на отца Марка, сидящего на диване, низко отпустив голову и сложив руки на коленях. Он так же ждет. Телефонного звонка, стука в дверь, да хоть чего-нибудь, хоть какие-нибудь новости о сыне. Любая информация сейчас смогла бы сгладить те края, что впиваются в грудную клетку. Но дома только тишина. Холл уже опустел. Многие прочесывают окружности, другие уже в клубе разыскивают пропавшего подростка. Джексон хотел бы быть в их числе, но дядя напрочь запретил. «А если начнется перестрелка?! Я не допущу, чтобы ты пострадал. Твой отец однажды спас мне жизнь, теперь я обязан не подвергать опасности твою». И вот он дома, вместе с отцом Марка и тремя людьми, в случае нападения на дядю или сразу же сообщить о новостях. Они единственные, кто все еще ходят с поднятой головой, полностью уверенные, что найдут Марка. Джексон с отцом теряют эту надежду с каждой минутой. Они смотрят на них и, когда рация издает шум, сразу же вздрагивают. Но ничего… Кто из них больше винит себя? Джексон, который только из-за своего непонимания оттолкнул Марка? Или отец, который в молодости совершил необдуманный поступок и подвергнул своего сына страданиям? Как бы там ни было, Марк не достоин всего этого… Таких друзей, которые даже не отвечают на звонки; парня, который все время причиняет ему боль и дает пустые обещания; матери, не знающая с самого детства, что ее сын делает, что любит; но отец… Он всячески защищал его, оберегал и пытался спрятать. Да, это из-за него заварилась каша, но он единственный, кто в последнее время оставался с ним. Единственный, кто пытался понять и предугадать будущее. Единственный, кто слышал, как Марк выговаривает первые слова, держал его руку, при первых шагах, пытался все время поиграть с ним, но со временем все больше углублялся в работу. Отец забыл, как это — переживать, что твой сын в опасности. Он уставал, зарывался в бумагах, поэтому вовсе не беспокоился, что Марк гуляет где-то по городу, в кромешной тьме, один. Он знает, что нелучший отец, он не справился со своей задачей, предписанной каждому родителю, при появлении малыша на свет. И все промахи, которые совершил старший Туан уже нельзя сосчитать на пальцах. Их было слишком много… Сейчас, возможно, Марк где-то лежит завязанный, со страхом в глазах, надеющийся, что его найдут. Что хоть кто-то ищет его. Джексон представляет это, и его сердце тотчас пронзает холод. Он чувствует себя виноватым дураком. Нет, он точно знает, что так и есть. Как можно было так себя вести?! Обращаться с ним так, когда Марк нисколько не скрывал свою привязанность? Джексон не узнает себя. Все те действия были вовсе незнакомого человека, не знающего Марка, даже самую малость. Он не понимает, почему вел себя как последний идиот, а когда представляет, через что пришлось пройти его парню, Ван хочет сейчас же упасть на колени и просить прощения. Хочет умолять простить его за все, что он натворил… Вот только, сможет ли он сделать это перед ногами Марка? Вообще увидит ли он его вновь? Сможет вновь почувствовать, как бьется его сердце рядом?.. Надо перестать думать о смерти, но только такой исход кружит в голове. Все будет хорошо. В это хочется верить. Ведь всегда, когда читаешь сказку, хочется увидеть надпись «жили они долго и счастливо». Но удается ли в реальной жизни промелькнуть этой фразе в конце? Только если поставить на паузу обычный, но в тоже время счастливый момент из жизни, когда играешь с собакой, гуляешь по городу или сидишь в кругу семьи, и сразу же закрыть жизнь занавесой, не усугубляясь в новые проблемы. Джексон думает, а был ли этот момент у Марка? Был ли он там? Телефонный звонок из кармана Вана, заставил их отвлечься от мыслей. От кого они надеялись увидеть звонок? Они сами не знали, но оба живо взглянули на номер. И это был Енджэ. — Да, — взяв разочарованно трубку, Джексон посмотрел на такое же поникшее лицо дяди. — Джексон… — начал Чхве, запыхавшись в трубку. — Марк, — как только он произнес это имя, китаец вздрогнул. Его тело напряглось, а слух начал ловить каждое слово. — Я только что видел его без сознания. Его кто-то тащил. В старый дом, — отрывками сообщал Енджэ, пытаясь не упустить ни одну деталь. — Постой! Где именно ты его видел? Адрес! Скажи адрес! — закричал в телефон Джексон. От этого Енджэ секунды заколебался, а после сообщил улицу и дом. Китаец сразу же отключился, не удостоив друга даже словами благодарности. Взглянув на дядю, он сообщил все, что услышал минутами назад. — Это же на другом конце города, — в замешательстве промямлил тот. — Большинство полиции сейчас находятся совсем в противоположной стороне… — старший Туан несколько минут помолчал, а после резко встал. — Джексон ты же умеешь водить? Быстро бери любые ключи Марка и жди меня. Он обогнул диван и уже направился в свой кабинет, но Джексон быстро поймал его за запястье. — Постойте, — обескуражено начал китаец. — Мы поедем туда вдвоем? — А что нам остается, Джексон? — обернувшись, обессилено ответил дядя. — Каждая секунда на счету. Если у нас есть шанс, хоть как-то их остановить, я воспользуюсь им, а ты? — Конечно, — без промедления кивнул тот. — Но… Их может быть слишком много, и мы вряд ли справимся… — Послушай, ты отвезешь меня туда и больше никаких «мы». Я пойду к нему один, а ты будешь сидеть в машине и дожидаться полицейских. За это время я постараюсь выпроводить всех его соучастников, в том числе и Марка, а потом… Я останусь с ним один. Джексон так и не выпускал руку дядя. Они стояли, смотря друг на друга. В этот момент оба поняли, на какой риск они идут, но оба знали, в каком риске сейчас находится их любимый человек. Китаец отпустил запястье, а тот коротко кивнув, повернулся и закрылся в своем кабинете. Как только сзади Туана хлопнула дверь, он сразу же потерял самообладание. — Боже! — крик устремился в разные стороны, заполняя каждый угол кабинета. Отец Марка надеялся, что с выплеснутыми эмоциями уйдет и его боязнь, но руки продолжали предательски дрожать, точно так же, как несколько лет назад. И вот снова, он столкнется лицом к лицу с «другом» детства, которого ненавидел, которого терпел и молчал каждый раз, когда было больно. Как только отец Марка вспоминает все его издевки и угрозы в адрес семьи, ненависть сразу же начинает заполнять тело. Туан натягивается, как струна, и тянется к шкафчику в письменном столе. Он достает из темного дна холодный пистолет. Взвесив его в руке, Туану уже становиться от этого лучше. Было в этом что-то приятное, в том, как уверенно пистолет был зажат в кулаке. Словно его чувства передали неодушевленному предмету.

***

Когда ты зациклен на чем-то или борешься с чувствами, то не отдаешь отчета в своих действиях. В этот момент, чтобы ты не сделал, ты уже не вспомнишь. Тоже самое случилось с Джексоном. Он не помнит, как выезжал с гаража Марка, где так и стояли его машины, пыльные и уже давно не значимые. Останавливался ли на светофорах, какую скорость показывал датчик, как долго они ехали и в каком направление, но когда он очнулся, то машина уже выруливала к улице, где, по словам Енджэ, должен быть Марк. Как только Ван нажал на тормоз, он так же остановил себя. Перестать думать, перестать воображать, что будет дальше, перестать обманывать себя, но так же надеяться. Он сидел с дядей и смотрел на ровно идущую дорогу. По краям стоят фонари, а в домах включен свет. Возможно, хозяева сейчас готовят ужин или собираются смотреть телевизор, но никто из них не догадается, что произошло в доме, стоящем по соседству. Только у некоторых эта ночь останется в памяти. Но как же страшно думать об этом. Что произойдет сегодня, что будет потом. Может поэтому в машине Марка царил такой холод, пронизывающий до самых костей. Поэтому старший Туан не может встать и пойти, хотя понимает, что медлить нельзя ни минуты. Страх овладевает всем, парализуя. — Дядя, — начал Джексон. Он повернул голову к нему и тот сделал тоже самое. — Пожалуйста, вернитесь живым и вместе с Марком. Ван слишком много потерял дорогих для себя людей. Потерять еще кого-нибудь для него было невозможно. Он не хотел вновь расставаться и мучиться от пустоты, которую должен занимать этот человек. Отец Марка понимающе кивнул. Он натянуто улыбнулся и положил руку на плечо водителя. — Не волнуйся. Но… Если что-то пойдет не так, пожалуйста, сразу же заводи машину и уезжай. Не думай о нас. Пожалуйста, Джексон, не геройствуй и уезжай, — молил дядя, но тот его не слушал. Ни о каком бегстве и речи быть не может. Он так просто не останется сидеть. Китаец готов рискнуть своей жизнью только ради них. И даже если сейчас Ван не возмущается и не просит о том, чтобы его взяли с собой, но в планах Джексона не было уезжать отсюда одним. Он не собирается так поступать, но ради того, чтобы дядя успокоился и не переживал на его счет, он кивнул. — Хорошо. Я думал, ты будешь возражать, но для тебя так лучше. Поверь, — Туан вздохнул, напоследок посмотрел на сына друга и, открыв дверь, ушел. Каждый шаг он делал с трудом. Они отдавались эхом в ушах, сливаясь со стуком сердца и разбавляясь молитвами. Как только он прошел черную машину и ступил на тропинку, выложенную камнями и заканчивающийся прямо перед порогом дома, он потерял всякие слова. Они вылетели из головы, оставляя его наедине со страхом. Потянулся дрожащей рукой за ручку двери, но та закрыта. Взглянул в окна, но они прочно заделаны деревяшками. Туан оглянулся. Он не собирался так просто сдаваться, поэтому пошел к заднему выходу. Шестое чувство подсказывало ему, что именно в этом доме находится его сын и его догадки оправдались, когда он свернул за угол и увидел трех мужчин. Они стояли на стороже, у обоих выпирал пистолет, и в тот же час коленки отца задрожали. — Эй, смотри кто пришел, — один из них, что был покрепче, кивнул в его сторону и остальные охранники уставились на него. — А мы тебя ждали, — хмыкнув, два подошли к нему и схватили с двух сторон. — Ведите его, а я пока, проверю, если ли за ним хвост, — похоже, он был самый главный и, кивнув им в сторону дома, сам зашагал в обратном направлении. Туана поволокли в дом, грубо и не церемонясь, но он даже не возмущался и не пытался выкарабкаться из их хватки. Пыль летала везде, от чего дышалось ужасно тяжело, а с паникой Реймонда это было вовсе невозможно. Доски обваливаются с потолка, под ногами скрипит половица и только свет, ударяющий в щели, освещает путь. Туан спотыкается, но две крепких пар рук не дают ему упасть. Один из них открывает дверь и они уже спускаются в подвал. Сердце Реймонда бьется чаще, чем 128 ударов в минуту, он ничего не видит и это больше пугает его. Вдруг его приведут не к сыну. Они могут пообещать, но на самом деле уже давно все сделать. Время позволило его воображению разыграться не на шутку, и все возможные ситуации были уже рассмотрены им. Несколько из них кончались плачевным образом, но именно их Реймонд собирался обогнуть. Вот только не всегда случается так, как он хочет. Ступенька за ступенькой, они все глубже спускаются вниз. Наконец-то показался свет, но глаза, еще не привыкшие к нему, сразу же зажмурились. Как только к Туану вернулось зрение, он увидел небольшую комнату, с серыми забетонированными стенами, одинокую лампочку, висевшую на тонком проводе и лужи, растекшиеся по полу. Неподалеку доносилось падение капель, стучавшие по самым нервам. Но первое, что привлекло отца — это Марк, сидевший посередине комнаты. На деревянном стуле, прижатый крепкими веревками, которые впивались ему в кожу, он казался бледным по сравнению с красными отпечатками на лице. Удивительно, что в зубах не было кляпа, но на щеках красовались отпечатки от веревки. Похоже, сын пообещал сидеть тихо, и он послушно выполняет сейчас свои слова. Сидев слегка сгорбившись, он как будто боялся даже пошевельнуться. Его глаза пожирали отца и было заметно, как он счастлив видеть его, узнать, что все же он нужен, но в то же время совсем противоположное чувство брало верх. Тревога, которая кричала: «Уходи! Убегай пока не поздно!» и хотя на губы они так и не сорвались, отец слышал этот отчаянный вопль. «Нет. Я не оставлю тебя», — так же говорил его взгляд, более уверенный и не смеющий возражения. В этот же момент их диалог прервал шум за спиной. Все разом повернулись, как по приказу. Там стоял он. «Друг», которого старший Туан боялся, каждый раз убегая от него все дальше, но все же вернувшись по первому зову. Позади него стояли соучастники, в том числе и тот, который ходил на разведку и, не заметив, похоже, Джексона. Их было небольше пятнадцати человек, все набитые татуировками, лысые и явно потерявшие в этой жизни все. Два охранника, которые все еще держали Реймонда, разом отпустили, да так резко, что тот сразу же упал. Злобный дружеский смех и отчаянное оханье, которое точно принадлежало его сыну, смешалось воедино, но Реймонд пытался не замечать его. Колени, получившие первый удар, слегка покалывают, руки дрожат, от тяжести тела, которое пытаются поднять, щека все еще чувствует холодный пол, а привкус унижения лежит на языке. — Время идет, Реймонд, а ты все так же на коленях, — голос скрипучий, точно такой же, когда наступаешь на половицы. Такой же старый и разваливающийся оказался хозяин. Седые волосы, лицо усыпанное морщинками, но все та же горькая усмешка. Он присел на корточки, чтобы посмотреть старому приятелю в глаза и прочитал в них именно то, что видел всегда. Взяв его за подбородок, он произнес: — И страх передо мной остался. Реймонд резко дернул головой, чтобы поскорее высвободить из этих «грязных» рук. Отвращение поглотило его, и он поспешил поскорее подняться. Вслед за ним и тот. — Может, останемся один на один? — начал Туан, указывая на его приятелей и проскальзывая глазами на сына, но как только взгляд вновь устремился на «друга», он понял, что ничего не будет по его сценарию или… — Ну, раз после стольких лет мы вновь встретились, почему бы не сделать по-твоему? — фальшиво улыбнувшись, «приятель» повернулся к своим крепочам и указал им головой на выход. — Но… — начал тот самый главарь, но хватило одного лишь взгляда на хозяина, как он замолк. Каждый повернулся и тяжело начал пониматься наверх. Только когда звуки шагов утихли, и за ними захлопнулась дверь, тот вновь повернулся к Реймонду. — А Марк? Отпусти его. Давай, как и начали, закончим вдвоем, — пытался переубедить отец. — Что ты, как я могу отпустить его? Ведь он гвоздь программы, — смех заполнил комнату, ударяясь о стены, как будто ища выход, но его не было. Он взаперти, так же, как и три человека. Убежать некуда, даже просто взглянуть на свет уже невозможно. Эта клетка, в которой двое хищников и одна жертва. Каждый хочет ее заполучить, но только у одного получится это. Только один решит жить ему или умереть. — Ну, а теперь рассказывай, — начал человек состроивший все это. Он подошел к Марку хромой походкой и, схватив его за волосы, потянул вниз, вытягивая шею. Сын едва зажмурился, терпя боль, но все же от отца не скрылось это чувство. Пальцы сжались в кулак, но ни один пока не пустился в ход. — Как ты убил моего сына?! Я хочу, чтобы твой страдал так же! Хотя нет… — дотронувшись до щеки, он ласково провел пальцами от виска до подбородка, слегка оставляя после ногтей красный отпечаток. — Смотри, какой он красавчик. Прям, смотришь и любуешься. Девушек, наверное, отбавляй, да еще и папаша богатенький. Ничего этого не было у моего сына! Ничего! — крик заставил Реймонда вздрогнуть. Тело не слушалось его, трепеща как осиновый лист, вот только разум понимал, что не надо бояться. Он такой же как все, только без ограничений. Безумный ублюдок, у которого съехала крыша, которому нужна лишь месть. Получавший удовольствие от боли незнакомых людей. Мазохист, который может сорваться в любую минуту. — Ты будешь гореть в аду и твой папаша тоже, — шепчет он на ухо Марку, но смотрит на отца. Он пожирал его. Съедал на части. Представлял его страдания, когда любимый сынуля будет кричать от боли. — Да пошел ты, — процедил сквозь зубы Марк. — Заткнись! — звук пощечины отразился от удара твердой руки по щеке. Сын отпускает голову, но он сразу же поднимает ее, чтобы посмотреть на отца и доказать ему, что все в порядке. Вот только тот не может смотреть на него. Не может видеть все отметины на лице, которые должны быть на нем. Он бы сейчас же поменялся бы с ним. С огромным удовольствием терпел все побои, зная, что Марку не приходится это терпеть. Но сейчас все наоборот, поэтому он горит от гнева. — Не смей так обращаться с ним! — Иначе что? — спрашивает «друг», зная уже ответ. — Ох, бедненький, бедненький, Реймондчик, неужели до тебя так и не дошло? Твой сын прямо в моих руках, повсюду мои люди и даже ты уже в моей власти, — он достает нож, блестящий, от света лампочки, и острый настолько, что одним порезом может убить. — Ну, так с чего начнем? — правев легонько лезвием по шее, явно играясь, он довел отца до предела. Тот потянулся за пистолетом, который находился за спиной, зажатый ремнем, и, резко высвободив его, направил на человека, рядом с Марком. — Прекрати, иначе я выстрелю, — голос хрупкий как лед, еще не окрепший. Он ломается. Тихо и надрывисто. — Боже, — ахнул давний знакомый, и лишь обойдя Марка, встав за его спиной, уже крепче приложил нож к горлу. — Ну, попробуй, — Струйка крови побежала вниз и закатилась за майку, окрашивая ее в алый цвет и сливаясь с капельками пота. Сын дрожал, предчувствуя, как скоро лезвие дотронется до вен. Он смотрел на отца. Видел, как тот в замешательстве и все же просил мысленно не выпускать пистолет. Так или иначе, Марк знает, что убийца, а в прошлом продавец наркотиков, не выйдет отсюда, не завершив свою месть. Прямо сейчас. Он готов. На все готов, чтобы это, наконец, закончилось. Вот только его отец нет. Он опускает пистолет. — А теперь дай его мне… Пожалуйста, — притворяется хорошим, но по одному только выражению лица ясно, какой он скотина. Старший Туан толкает пистолет ногой, так чтобы он остановился прямо у других ног. — Ну, вот и молодец, — нагнувшись и взяв его, «приятель» высвобождает из рук нож и тот сразу же падает вниз. Звонко упав на пол, он замазывает бетон кровью, но все же лежит неподвижно. — Знаешь, Реймонд, ты всегда мне нравился. Все делал тихо и быстро, а главное был таким послушеньким, что аж сердце щемило от твоей доверчивости и боязни. Как только ты умудрился пойти в полицию… А я же тебя предупреждал. И все же ты глупый, чертовски тупой! Думал, что я тебя не достану. Думал, что я забуду, но я крепко держу свое обещание. Теперь ты будешь мучиться от страданий, что не смог защитить сына. Каждую ночь он будет сниться тебе, а ты уже ничего сделать не сможешь. Помучайся, как я и сойди с ума так же, — приложив ствол к виску Марка, он смотрит на отца и улыбается. Ядовито, явно получавший удовольствие от такого расклада. Вот только на отцовском не было лица. Он смотрит на сына, который уже закрыл глаза, приготовленный. Смотрит на «друга» и нервно дышит. — Пожалуйста. Отпусти его, — поднимая руки и опускаясь на колени, отец представляет, как тот насладится увидеть, как он будет просить пощадить сына, но вместо того, чтобы сложить руки в молительном жесте, Реймонд хватается за низ брюк и достает еще один пистолет. Этот был на крайний случай, и он наступил. Резко поднявшись, он встает прямо, слегка согнув колени, и держит в обеих руках пистолет, на уровне глаз. Палец уже на спусковом крючке. Туан тоже знает, кто он такой и что из себя представляет. Просить его о чем-то тоже самое, как разговаривать с неживым предметом. Он послушает, но все равно сделает так, как хочет. Поэтому Реймонд даже не пытался умолять. Его слова пустой звук, его прощение ничтожно. Остается только одно… — Ох, а кто бы подумал, — удивленно, но ужасно наигранно вздыхает человек, державший Марка на поводе. Сын открывает глаза и удивляется действием отца. В его глазах проскальзывает надежда. Возможно, ничего еще не кончено. Но только возможно. — Вот так-то лучше. Стало намного интересней. Только если бы я не знал тебя. Какой ты трус! — Я давно уже не такой. Разносится выстрел, а вслед за ним второй.