Сто тринадцать этажей

Их первый поцелуй выходит нелепым и даже болезненным — они неловко сталкиваются зубами и носами и тут же шарахаются друг от друга, не попытавшись притереться, найти нужное положение. Так что заканчивается первая попытка тем, что Клинт смеется почти до слез, уткнувшись в плечо сдавленно фыркающему от смеха Джеймсу. Во второй раз все получается гораздо лучше. Целоваться с Барнсом оказывается просто потрясающе здорово — он горячий, искренний и еще не умеет сдерживаться. Проходящий мимо Старк спотыкается на ровном месте и восторженно присвистывает. Клинт, не отвлекаясь от поцелуя, демонстрирует ему средний палец. В Башне сто тринадцать этажей и почти три миллиона квадратных метров, но здесь совершенно невозможно остаться наедине. Каучуковый пол приятно пружинит под босыми ногами, когда Клинт гладким, быстрым движением уходит от выпада и следующего за ним удара. Никто, кроме него и Стива, не рискует тренироваться с Джеймсом — остальные уверены, что он все еще опасен, что он может однажды напасть по-настоящему. Бартону это вечное ощущение близкой опасности кружит голову почти так же, как потемневшие от азарта и скачка адреналина глаза Барнса. Тот без всяких усилий выворачивается из захвата, дергает Клинта к себе — и вместо того, чтобы обездвижить, вдруг притягивает спиной к своей груди и упирается небритым подбородком ему в висок. Бартон дергается, не сразу уловив, что спарринг закончен и начинается что-то другое, но Джеймс держит крепко. Он мокрый от пота и пахнет так особенно терпко и вкусно, что у Клинта мгновенно плывет перед глазами. Барнс скользит пальцами вниз по его плечу, гладит рефлекторно напрягающийся живот, бедро, кожу над самой резинкой спортивных брюк, забирается ладонью под нее… Возле входа в зал что-то с грохотом падает. Клинт со стоном досады упирается затылком в плечо Джеймса — сто тринадцать этажей, ну вашу ж мать — и смотрит на Стива, суетливо и смущенно пытающегося одновременно поднять бутылку воды и исчезнуть. У Клинта шумит в ушах от близости чужого тела, тянущего жара в паху и жестких пальцев, сжимающих член, и он почти не слышит собственного стона — только тяжелое дыхание Джеймса в затылок. Барнс что-то шепчет ему, Клинт зарывается пальцами в неаккуратные, рваные пряди его волос, кусает губы и сильней прогибается в спине. Позвоночник простреливает томной горячей дрожью, собирающейся тугим узлом в животе. Бартону нужно еще совсем немного, но он вдруг накрывает ласкающую ладонь своей, останавливая. Он поворачивается лицом к Джеймсу, переводит дыхание — и обхватывает оба члена ладонью, насколько хватает пальцев, принимается медленно гладить, растирая общую смазку. Джеймс накрывает их обоих левой ладонью — так удобней с левшой Бартоном, и того моментально накрывает от одного только ощущения металла на чувствительной коже. Он вздрагивает несколько раз, хрипло стонет и выплескивается на их переплетенные пальцы. В голове звенит блаженная пустота, шевелиться лень, но он не убирает ладонь, прижимает член Джеймса к своему, еще твердому. Барнс жарко дышит в мокрую шею Клинта, вскидывает бедра, непристойно и пошло скользит по вымазанным спермой пальцам и кончает с глухим стоном. Бартон тянется поцеловать его, но в этот самый момент коммуникатор издает сигнал срочного общего сбора. Они чертыхаются хором — от Щ.И.Т.а не скрыться ни на одном из ста тринадцати этажей. Они оба слегка утомлены этой растянувшейся на несколько недель прелюдией, и держать себя в руках становится все трудней. За утренним кофе они обмениваются такими голодными взглядами, что даже Наташа выдерживает не больше пары секунд. Она подхватывает чашку, цепляет за плечо Старка и, бросив что-то вроде «снимите номер», выходит из кухни вместе с ним. О, они бы сняли номер или вовсе давно бы съехались на нейтральной территории, но Джеймсу грозит арест, если он покинет Башню без предупреждения, объективной причины и без присмотра кого-то достаточно благонадежного. Клинта Бартона руководство Щ.И.Т.а называет каким угодно, но не благонадежным, а желание заняться наконец сексом, как все нормальные люди, вряд ли может быть расценено как объективная причина. Стив мог бы помочь, но Джеймс не хочет его втягивать, поэтому все, что они с Клинтом могут позволить себе сейчас — жадные поцелуи в кухне, почти такие же неловкие, как первый. В Башне сто тринадцать этажей и почти три миллиона квадратных метров, но здесь совершенно невозможно остаться наедине. Просто невероятно, что нынешним вечером дела возникают у всех обитателей этого супергеройского общежития. Звезды сошлись, не иначе. Клинт и Джеймс почти минуту смотрят друг на друга, одинаково не веря, а потом Барнс кивает в сторону своей спальни. И почему-то они вовсе не набрасываются друг на друга, едва заперев за собой дверь. Клинт гладит его по щеке, они неспешно целуются — и только потом принимаются торопливо стягивать одежду. Джеймс справляется первым и опускается на постель, вытягивается, обнаженный, позволяя Бартону рассмотреть себя всего, от растрепанных волос, росчерков ключиц и темных сосков до капель смазки на возбужденном члене. Клинт выбирается из джинсов и делает то, что кажется ему единственно возможным сейчас — падает на кровать между разведенными бедрами Барнса и берет его член в рот. Несмотря на нетерпение и желание получить все как можно скорее, Бартон старательно ласкает его так, как любит сам — кружит языком по головке, оборачивает пальцы вокруг основания, другой ладонью оглаживает мошонку. Джеймс стонет и ерзает, но не позволяет ему продолжать долго. Он тянет Клинта к себе, обнимает и легко целует в губы, а потом в мгновение ока, перекатившись, переворачивает его на спину и целует снова — грубовато, страстно, обещая гораздо больше. И вдруг… Джеймс приподнимается, пристально всматривается в лицо Бартона, тот тоже скользит по нему внимательным, любующимся взглядом, и они оба замирают от осознания чего-то такого, о чем почти невозможно сказать вслух. Они просто смотрят друг на друга в уютной тишине, какая бывает только между по-настоящему близкими людьми. В их распоряжении все сто тринадцать этажей.