Чистая линия

Кайнара вдруг просто пронзило чувство тревоги. Он привстал на облучке, оглянулся и увидел, что его скромную повозку нагоняют полтора десятка всадников в серых плащах Чистильщиков. Госсе удивился – до сих пор Чистильщики, хоть и не выказывали уважения к его персоне, частенько во время встреч вне дворца именуя «шлюхой» или «подстилкой», но к активным действиям не переходили никогда, опасаясь гнева Императора. Что же им нужно теперь? Мысль о том, что Чистильщики могли просто двигаться по своим делам той же дорогой, кайнар отбросил сразу же. Во-первых, слишком уж целеустремлённо они двигались, во-вторых, завидев, что кайнар оглянулся, один из них замахал руками, делая знак остановиться. Госсе молча натянул вожжи и остановил повозку. Удрать от десятка обученных воинов – а Чистильщики, несмотря на то, что занимались в основном палачеством, всё же проходили отличную воинскую подготовку, - так вот, удрать не представлялось возможным. Госсе владел сильным Даром, это был Дар целителя, и ему практически нечего было противопоставить Чистильщикам. Оставалось надеяться, что принадлежность Императору защитит его и в этот раз. Чистильщики быстро нагнали повозку, и один из них, подняв капюшон плаща, спокойно произнёс: - Ты по-прежнему уверен, что у тебя девять жизней, а, Госсе? Ездить в одиночестве по дорогам, с твоей-то красотой… Не боишься попасться в руки разбойникам, а? - И я вас приветствую, Великий Приор, - спокойно произнёс Госсе, чувствуя, как по спине потёк ледяной пот. – Но даже разбойники с уважением относятся к целителям. - Какая выдержка, Госсе… - хмыкнул тот, кого он называл великим Приором, - ты ведь перепуган, не так ли? Как я жалею, что не успел купить тебя раньше, чем это сделал Император… Ты был бы полезен братству, очень полезен… После соответствующего воспитания, конечно. И тебе не пришлось бы вести жизнь шлюхи и слушать за спиной постоянные злобные шёпотки – ведь братья-Чистильщики чисты душой и помыслами. - Император, - тем же тоном произнёс Госсе, - не считает меня шлюхой. - Да, Госсе, да, - насмешливо продолжил Великий Приор. – Он действительно любит тебя, и ты пользуешься просто немыслимой для наложника свободой. У нашего Императора есть два слабых места – ты и его Наследники. Даже мать свою, вдовствующую императрицу Сирили, он так не любит. Только вот человек, имеющий слабые места, уязвим, не так ли, Госсе? - Я всего лишь наложник, - проронил Госсе. – Не мне понять смысл речей высокомудрого Великого Приора. Госселин изо всех сил пытался держать лицо и анализировать информацию, хотя это было нелегко. Великий Приор умел… подавлять. Но Госселин пока не сдавался. К тому же ракушка, которую отдал ему Валран, первоначально ставшая ледяной, постепенно начала теплеть… И Госселин понял, что так активируются вплетённые в амулет охранные чары. Только вот как они будут действовать? Между тем остальные Чистильщики окружили повозку лекаря кольцом, так, чтобы не дать ему никакой возможности сбежать. Они стояли неподвижно, не поднимая капюшонов, даже их кони не шевелились, время от времени только мерно обмахиваясь хвостами. И ни звука не разносилось в воздухе, кроме слов Великого Приора и ответов кайнара. - У меня есть к тебе предложение, Госселин, - сказал Великий Приор. – Это очень важное предложение. Не пора ли псу сменить хозяина и послужить более сильному? - То есть? – сыграл непонимание Госселин. - Ты ведь очень близок к Императору… - спокойно сказал Великий Приор. – И он не ограничивает тебя в передвижениях вне дворца. Ты мог бы приходить в условленное место и рассказывать знакомому человеку… об Императоре? Просто рассказывать – о том, как он проводит дни, что делает, что любит и что ненавидит, какие книги читает, какие бумаги подписывает, как навещает наследников… Всё, что ты узнаешь о его жизни. - Зачем… зачем вам это? – сыграл кайнар Госсе ещё большее непонимание. - Затем, что Император может внезапно покинуть нас… А если новый Император будет не так к тебе благосклонен, Госсе? Ты ведь не молодеешь… Тебя запрут в гареме… или продадут на рынке какому-нибудь старому сластолюбцу, как надоевшую вещь… Что тогда с тобой будет, а, Госсе? - Я хороший целитель, - отрезал Госсе. – Меня невыгодно будет использовать только таким образом. Нерационально. - Конечно, - кивнул Великий Приор, - и лично я это понимаю. Но ты немало нажил себе врагов из тех, кто завидует твоему высокому положению. Ты ведь даже не мон, Госселин, а делишь ложе с самим Императором и красуешься на приёмах, сидя у его ног. Что будет с тобой при смене власти, если некому будет замолвить словечко за тебя? А? - И вы предлагаете замолвить это словечко? – тихо спросил кайнар. - Именно. Наконец ты догадался, - отозвался Великий Приор. – Я обещаю тебе неприкосновенность, Госсе… и высокий уровень жизни… Взамен нечастых встреч с моим человеком и твоих рассказов. Не находишь ли, что это щедрое предложение? - Нахожу, что это чересчур щедрое предложение, - в голосе Госсе зазвучал лёд. – Я вынужден отклонить его, Великий Приор. Дайте мне проехать. Я должен исполнить поручение Императора. - Неужели ты думаешь, - голос Великого Приора стал истекать ядом, - что я просто так отпущу человека, которому предложил то, что предложил тебе только что? Твои девять жизней только что подошли к концу, глупый кайнар со своей абсурдной верностью… Тебя убьют разбойники и убьют прежестоко. Прощай, Госсе. И Великий Приор накинул на лицо капюшон своего серого плаща. Однако в голове Госсе зазвучала мелодия – совсем коротенькая, простенькая, но теперь он знал, что нужно делать. - Погодите! – вскинул руку кайнар. - Ты передумал? – ещё успел спросить Великий Приор, но Госсе громко приказал: - Слушайте меня, братья! Вы подавляете свои желания, а это плохо сказывается на вашем здоровье! Не подавляйте же их, покажите всю их силу! Круг Чистильщиков дрогнул, они спешились, потянулись друг к другу… и тут началось нечто невообразимое. Братья, срывая плащи, стали обнимать друг друга, тянулись друг к другу с поцелуями, падали в траву у дороги – вдвоём, втроём… Великий Приор, к которому потянулись с ласками сразу два дюжих брата, не отставал от прочих, вскоре здесь должна была начаться настоящая оргия. Следовало спешить, и Госсе произнёс ещё один приказ: - Любите друг друга! Получайте столько удовольствия, сколько сможете, а когда вы заснёте и проснётесь, то забудете, зачем ехали сюда и что делали. И встречу со мной забудете тоже. Приор скажет вам, что это было секретное дело братства, и больше вас не будет интересовать моя персона. Да будет так! Ракушка на груди потеплела ещё больше, из неё вышло розовое сияние и окутало всех Чистильщиков. Госселин усмехнулся и тронул лошадей. Он не сомневался, что погони не будет. Мысленно он возблагодарил Илики и Шанди за столь своеобразную, но действенную защиту и Валрана, который дал ему амулет. Но его ждало незаконченное дело, и кайнар Госсе подхлестнул недовольно фыркнувшую лошадку, удаляясь от места нежелательной встречи со всей возможной скоростью. *** Уже стемнело, когда лошадка притащила его повозку к развалинам старого-престарого Храма Богини. Казалось, он был древнее самого здешнего мира. Госсе огляделся и прислушался, незаметно было, что здесь есть хоть одно живое существо, кроме него самого и его лошадки. Но кайнар был упорен. Прижав руки ко рту рупором, он трижды выкрикнул: - Приди! Приди! Приди! Некоторое время ничего не менялось, но Госсе терпеливо ждал. Наконец где-то в глубине развалин замерцал огонёк, и Госсе с облегчением перевёл дух. Кажется, Иуана, старая жрица Богини, ещё жива, и он приехал не зря. Огонёк приближался, вскоре стало заметно, что среди развалин по направлению к Госсе пробирается старая худая женщина в белых потрёпанных и заплатанных одеждах жрицы. На её платье и покрывале ещё сохранились следы тонкой вышивки, на запястьях звенели браслеты, в ушах покачивались длинные серьги с самоцветными камнями. Богиня никогда не запрещала своим жрицам наряжаться и подчёркивать свою красоту, всё равно они были неприкосновенны. Каждую из жриц всегда сопровождала Благородная змея, горная кобра – и горе было тому, в ком красота служительницы Богини будила нечестивое желание. Яд Благородной змеи вызывает мучительную смерть. Но сейчас… сейчас Иуана напоминала свой храм – когда-то прекрасный и величественный, но превращённый временем в руины. Но по-прежнему была прямой её осанка, и по-прежнему вилась следом за жрицей горная кобра, чья чёрная блестящая чешуя побелела от старости. - Здравствуй, мальчик, - сказала жрица. – Ты пришёл навестить меня и принести дары Богине? Я вынуждена огорчить тебя. Небеса пусты. - Ты утратила веру? – поразился кайнар. – Это немыслимо! - Конечно, немыслимо, - улыбнулась жрица. – Я просто не так выразилась. Богини нет сейчас с нами. И я возношу молитвы, чтобы она поскорей вернулась и жгу лампаду, чтобы она не заблудилась на тёмной дороге. - Но зачем Богине покидать свой мир? – удивился кайнар Госсе. - А вот это не наши с тобой дела, мальчик, - строго ответила жрица. – Твоё дело врачевать, а моё – молиться. И нести в своих сердцах свет надежды на то, что этот мир станет лучше. Так зачем ты пришёл сюда? - Мне нужна вещь, именуемая жезлом Руи, - ответил кайнар. – Я знаю, что он у тебя есть. - Конечно, - улыбнулась жрица. – Но прежде войди и раздели со мною трапезу. А потом мы поговорим. - Погоди, Иуана, - сказал Госсе. – Я привёз немного продуктов… и молока для твоей Благородной младшей сестры. Ты примешь мои дары? - Приму, - ласково ответила жрица. – Дары чистого сердцем – отчего же не принять их? А Младшая будет рада молоку – давненько она не пила его. Кайнар распряг лошадь и отпустил её пастись, спутав ноги – хищники избегали этих развалин, он знал это. После этого Госсе достал из повозки мешок и кувшин и отправился следом за жрицей в глубь развалин. А горная кобра следовала за ними обоими. *** Ляма шёл вперёд уже почти час. Он совершенно вымотался и не понимал, как до сих пор ещё может переставлять ноги, ставшие невыносимо тяжёлыми. Поэтому, когда перед ним открылась горная долина с аккуратным маленьким домиком, у него даже не было сил радоваться. Но он всё равно спустился по узкой тропинке и побрёл по направлению к домику, шатаясь от усталости. Особенно тяжёлым казался узелок, в который были увязаны шкатулки, но расстаться со своим богатством Ляма не согласился бы ни за что. Дверь домика отворилась, и к Ляме серыми молниями бросились два громадных пса. «Стой на месте! – предупредил браслет. – Не думай бежать! Разорвут!» Ляма неподвижно замер, думая, что убежать не сможет в любом случае – каждая нога, казалось, весила тонну. Однако собаки, добежав до парня, не стали его рвать – просто по очереди ткнулись холодными носами в ладонь свободной от узелка руки и отошли в сторону. А в дверях домика показался высокий худощавый старик с аккуратно постриженной седой бородой. Увидев Ляму, он неожиданно всплеснул руками и пошёл к нему. Очень быстро пошёл. А подойдя поближе, он неожиданно обнял парня и воскликнул: - Шого! Внучек! Ты вернулся! «Что за..?» - успел подумать Ляма, прежде чем потерял сознание.