Broken

They didn't breake me... I'm broken. (6х01)

      Кэмерон постучала пальцами по рулю. Ну и что теперь делать? Что, мать его, делать?? Сейчас она почти ненавидела того, по чьей вине сидела в своей крохотной дамской машинке и строила из себя детектива-любителя. Хотя нет. Ничего она не строила. Просто не знала, как правильно поступить. А может, нужно наконец-то поступить неправильно? И только это и будет правильным? Кэмерон глухо застонала сквозь стиснутые зубы.       Как же. Она. Его. Ненавидит. И себя тоже. Но его больше. Потому что… черт, да просто потому, что не может ненавидеть по-настоящему! Все, что у нее получается — злиться или убегать. Последнее удается особенно хорошо.       Так она и поступила в прошлый раз, когда он зажал её в углу обшарпанной кухоньки. Но сначала она разозлилась и залепила ему пощечину. По большому счету — ни за что.       «А что, муж не против, что ты регулярно таскаешься черт знает куда, чтобы повидать черт знает кого?» — ни с того ни с сего спросил он.       «Мы разводимся», — она сглотнула, но взгляда не отвела.       «Интересно… — он сделал шаг по направлению к ней, и все ее тело зазвенело от напряжения. — И почему же? — Еще шаг. — Не сошлись характерами? — Он оказался вплотную. Еще ближе — и она просто разлетится на куски. — Так зачем ты таскаешься к своему бывшему боссу-самодуру на окраину города?»       От хриплого голоса кружилась голова. От руки, легшей на талию, подкосились ноги. Губы накрывшие ее рот без всякой нежности, а наоборот, с какой-то нарочитой грубостью, заставили дрожать всем телом. И она ответила на поцелуй. Черт, она действительно ответила! А ее тело ответило на ласки: ладонь, скользнувшая на бедро, вторая — притянувшая еще ближе и двинувшаяся по спине вверх, к затылку… Элисон выгнулась и прижалась теснее.       А потом он отпустил ее — словно столкнул в пропасть и, сощурив глаза, поинтересовался ровным голосом: «Оказался слишком нормальным?» — Усмешка. — «Не тянет спасать?»       Вот тогда-то она и не сдержалась. Рука сама взметнулась вверх. А может, ей просто хотелось коснуться его еще один раз?..       Она ушла, не оборачиваясь.        Он не стал ее останавливать.       Кэмерон вздрогнула и ненадолго зажмурилась, покачав головой. Облокотившись на открытое окно, она подперла голову кулаком и устремила вдаль расфокусированный взгляд. Словно приготовилась ждать ответа на незаданный вопрос. Перед внутренним взором то и дело проносились яркие обрывки воспоминаний. Последний год ее жизни — тяжелый, болезненный...       Год, когда ей пришлось принимать непростые решения. Год, когда она встретила призрак. У призрака было имя — Грегори Хаус, и его привезли по скорой в ее отделение. Тогда, стоило первому шоку и непониманию пройти, она разозлилась в первый раз. Впала в такую ярость, что сама испугалась. Не показываясь Хаусу на глаза, Кэмерон лично проследила, чтобы ему уделили должное внимание. А он… он сделал то, что делали до него многие и многие тысячи наркоманов, попавшие в больницу с передозировкой, — сбежал.       Она проклинала себя за неосмотрительность и, не раздумывая, зачем ей вообще это нужно, поехала по указанному в карточке адресу, даже не надеясь на успех. Но чем ближе она подходила к невзрачному пятиэтажному зданию на окраине Принстона, тем отчетливее понимала — он там. Она боялась верить, запрещала себе думать, все еще не понимая — ну почему это так важно? — и лишь ускоряла и ускоряла шаг, слушая глухие удары собственного сердца.       Дверь оказалась не заперта.       «Ты долго», — прохрипел Хаус, скорчившись на покореженном диванчике в жалком подобии гостиной.       «Ты знал, что я приду…» — это не было вопросом.       Отнюдь. Чертов ублюдок. Хренов манипулятор. Да будь он…       «Ты не настолько хорошо прячешься», — он усмехнулся.       Их взгляды скрестились. Ее лихорадило — от непонятного волнения, от этой дикой, необузданной злости, которую она отказывалась понимать. Несмотря на отвратительное состояние — он ушел из больницы гораздо раньше, чем стоило — его глаза оставались прежними. Внимательными. Холодными. Прозрачно-голубыми.       Почему она помнит?       Она осталась в тот день почти до полуночи. Позвонила няне, попросила забрать и уложить детей. Мужу звонить не стала — к тому времени уже не было необходимости. Перекидывая яичницу с засаленной сковороды на тарелку, она думала о том, что ему нужна новая посуда. Завтра она поедет в супермаркет и купит ее. Еще продукты. И медикаменты — на кое-какие придется выписать липовый рецепт. Кэмерон усмехнулась. Когда-то это привело бы ее в ужас.       «Сколько времени нужно, чтобы приготовить яичницу?»       Она улыбнулась. Да, она позаботится о нем как следует. Но за это он выложит все карты на стол. Что, когда, с кем и где. До каждого чертового дня...       И он выложил. Без мелодраматических подробностей, но от его сухого, отрывистого тона по спине ползли мурашки, а в горле стоял ком. И она перестала спрашивать. А заботиться не перестала. Просто потому что…       Кэмерон поежилась от прохладного ветра, задувавшего в машину. Воздух стал менее прозрачным, сумрачной дымкой окутывая редкие деревья и убогие строения.       Она увидела его издалека. Да и как не узнать калеку? Сердце сжалось. Может он прав? Снова пожалела, поддалась идиотскому комплексу спасителя…       Кэмерон вымученно улыбнулась. Она знала, что это не так. И ее разлад с мужем никогда не был таковым на самом деле. Нельзя разладить то, чего нет.       «Не бери в голову, малышка, ты просто слишком много работаешь», — сказал он ей, когда она долго и мучительно на это решаясь, призналась, что уже давно не засыпает без валиума.       Казалось, что следующее мгновение растянулось на вечность. Она смотрела на человека, с которым делила жизнь, кров, постель, которому родила детей, и не узнавала его. Кто он? Чем живет? О чем думает и чего хочет?       Два врача. Два независимых, скрытных человека, они продолжали жить каждый своей жизнью все это время. Они были чужими. Мучительно, непоправимо чужими. Каждый хранил свои секреты, мысли и чувства. Хранил свое сердце — подальше от настоящих тревог и волнений. И она бы непременно поняла это раньше, если бы… если бы это не было так удобно. Ведь он не задавал вопросов. Не пытался заглянуть в душу. Он был совсем другим. Не таким, как Чейз, который хотел знать о ней как можно больше. Не таким как… Хаус. Хаус ничего не хотел. Он просто знал.       Такой же была и ее новая работа — простой, понятной, удобной. Ведь лучше копаться в кишках, чем в душах. Какое-то время она искренне, пусть и неосознанно в это верила.       Конечно, это был долгий путь. Настоящая агония, растянувшаяся почти на год и завершившаяся ничем. Спасти семью не удалось. А все их попытки отдавали фальшью — они так и не сумели переступить через себя. Не сумели возродить то, что перегорело, едва вспыхнув, много лет назад и намертво закостенело в душе. Не сумели построить нового. Даже ради детей.       Два чертовых эгоиста!       Кэмерон дернулась и закусила губу, чувствуя, как на глазах наворачиваются слезы. Снова, как и много раз с тех пор, когда впервые поделилась с мужем своими сомнениями, она почувствовала себя дрянью. Слабой и жалкой. Не способной отодвинуть собственные желания и чувства на второй план.       А потом появился Хаус. Эгоистичный сукин сын, который заставил ее поверить, что умер. Да лучше бы уж умер, скрючившись в очередной подворотне среди таких же торчков! И наверняка однажды так и случилось бы...       Три месяца она выхаживала его. Кормила, лечила, выслушивала. То садилась поближе, то держала дистанцию. Мягко улыбалась или сурово хмурилась. А иногда пренебрежительно усмехалась, вспоминая, что она вообще-то умудренная опытом взрослая женщина. И при этом продолжала ощущать себя глупой, совсем еще зеленой, потерянной и…       Хруст гравия больно резанул по натянутым нервам. Кэмерон подняла глаза на нависшего над ней Хауса.       — Шпионишь?       И влюбленной.       Сердце тихонько екнуло, соглашаясь.       Внутри что-то сдвинулось, становясь прозрачным. Очевидным. До смешного. Почти до боли. Но боли не было.       Кэмерон шумно втянула носом воздух, безошибочно распознавая ставший родным запах, и медленно выдохнула. Пригляделась к его уставшему лицу, к сгорбленной от тяжелого труда фигуре. И это с его-то знаниями и интеллектом! Она снова рассердилась. Всего на мгновение. А потом захотелось смеяться — все оказалось так просто.       — Выглядишь дерьмово.       Ругательство легко и с каким-то неведомым до этого наслаждением соскользнуло с губ. Кэмерон поежилась от ощущения бурлящей по венам свободы. По спине и рукам пронеслись мурашки. Сердце пустилось вскачь.       — Ты тоже.       Он распахнул дверь и буквально выдернул ее из машины. Долго и внимательно изучал млеющую под его взглядом, бессмысленно улыбающуюся молодую женщину.       Как он мог позволить ей это? Как ей и, что еще невероятней, ему это удалось? Каким образом закаленная годами самоистязания и одиночества броня дала слабину? Может, он просто стареет?.. Или все проще. Гораздо проще.       Он давно дошел до той черты, за которой его ждала только старуха с косой — но и в нее он не верил. Поэтому колебался. Откладывал неизбежное снова и снова, всегда предчувствуя тот момент, когда нужно остановиться и обратиться за помощью. Ждал. Непонятно чего. Неизвестно откуда.       И тут во вселенной что-то сломалось. В огромной, темной, живущей по механическим законам вселенной. В той самой, что забрала у него Уилсона. В той самой, где он утратил последние иллюзии, любимое дело и двух женщин.       Вместо всего этого он получил девчонку. Отличного доктора. Давно мать и трижды жену. Умную, красивую, сочувствующую. Девчонку. До корней волос, до каждой улыбки и взгляда — то несмелого, то бросающего вызов. Смущающуюся. Злящуюся. Сбегающую. Дрожащую в его руках. Понятия не имеющую, что со всем этим делать. Сбитую с толку. Упрямую. Принципиальную. Когда-то в него влюбленную…       — Так зачем ты таскаешься к своему бывшему боссу-самодуру на окраину города?       Она беззвучно смеется, продолжая смотреть ему прямо в глаза. И тогда он понимает, что тоже улыбается.       — Заткнись, Грегори Хаус, — шепчет она, обхватывая ладонями его затылок, — просто заткнись…       И крепко целует в губы.