Рыцарь из Вал Руайо

Утром Каллиан проснулась рано, потянулась к Терону — но рука утонула в колючем сене. Сено пахло летом и лесом, как тогда, когда Терон и Каллиан заночевали в полях после бегства из эльфинажа. Красавец-долиец, изгнанник с печатью мрачной тайны на высоком загорелом лбу поразил воображение Табрис — она слышала разговоры о долийских лучниках, но никогда раньше их не видела. В отличие от парней из Эльфинажа, Терон не боялся драки, от него не нужно было скрывать, что мать учила Каллиан защищать себя хоть голыми руками, а хоть и с мечами в обеих руках. Узнав, что Каллиан управляется с кинжалом и луком, как заправский наемник, Терон только похвалил ее мать, что та жила в городе, но плоскоухой не стала: сама хранила долийское наследие, и Каллиан научила. Только вот Каллиан смолчала о том, что уж что-то, а долийское наследие ее мать волновало меньше всего. Не до споров ей было — никак не могла наглядеться на красавца-жениха. Терон был диво как хорош — загорелая кожа, выгоревшие на солнце русые волосы, все лицо в валласлине. Кроме того, он был первым встреченным Каллиан эльфом, который носил доспехи и оружие. Терон не пресмыкался перед людьми, а в открытую презирал их, считая ниже лесных свиней, и это Каллиан тоже очаровало. После смерти матери отец растил ее в почтении к «господам», а тут она своими глазами видела эльфа, объявившего, что люди — грязные животные с примитивной культурой, обращающиеся с эльфами, истинными хозяевами этой земли, как с рабами. Каллиан казалось, что они с Тероном смогут вместе изменить мир: они строили планы, как уговорят эльфов уйти из Эльфинажей в лес, примкнуть к долийцам, отказаться от человеческой помощи, больше похожей на объедки с господского стола и возрождать свое утерянное наследие, но не тут-то было. Клан Терона обратно не принял: Махариэль так и не рассказал Каллиан в чем дело, но из гневной речи Хранительницы Маретари, заступившей молодоженам дорогу в долийский лагерь, Табрис поняла, что ее муж сделал что-то, что поставило под угрозу весь клан, из-за чего погиб его друг. Маретари несколько раз повторила незнакомое слово «элювиан» — потом Терон ей объяснил, что это старая штука вроде зачарованного зеркала, но Каллиан так и не поняла, как зеркало может быть замешано в смерти того охотника, Тамлена. Эльфинаж в Денериме тоже встретил молодых эльфов вовсе не с распростертыми объятиями: хагрен был в ярости из-за сорванной свадьбы, отец — подавлен побегом единственной дочери с каким-то оборванным долийцем. Не желая выслушивать новые упреки, Махариэль вспылил и, схватив молодую жену за руку, увел ее из города. Терон и Каллиан долго мыкались по самым разным городам — бывали и в Редклиффе, и в Лотеринге; Каллиан работала поденщицей, прачкой, кухаркой, служанкой, а Терон охотился и продавал дичь на рынке, тем и жили. Скоро Терон, до жизни с шемами даже не знавший, что такое вино, пристрастился к выпивке — не иначе, как кто-нибудь из новых друзей-браконьеров приохотил, зло думала Каллиан — и, распробовав, вошел во вкус. К нашествию порождений тьмы Терон уже не просыхал месяцами. Когда Мор волной прокатился по стране, Терон вроде бы подобрался, воспрял и даже вызвался добровольцем, когда Страж Кусланд собирала ополченцев для обороны Редклиффа. Но когда Архидемон был повержен, наступили мирные времена, а Терон с Каллиан перебрались в Амарантайн, все снова вернулось на круги своя. Терон опять запил, не в силах смириться с изгнанием, Каллиан едва нашла себе место помощницы кухарки в торговой Гильдии, и теперь со своего жалования кормила их обоих, ведь Терон ходил в леса реже, чем в кабак, и продавать на рынке ему было нечего. А тут еще и сны эти проклятые. Откуда у Терона такие сны, Каллиан узнала совершенно случайно. Каллиан не понимала, почему она после стольких лет супружества не может понести, и она решила пойти к знахарке, о чем сдуру рассказала мужу. Терон деньги на поход к бабке отобрал, ходить к целителям запретил, и Каллиан не сразу дозналась — почему. Оказалось, что Тамлен и Терон, случайно найдя на руинах древнего эльфийского храма элювиан, заразились скверной порождений тьмы. Тамлен сошел с ума, превратился в вурдалака и был убит своими же соплеменниками, а Терон долго болел, чуть не умер, но — почему-то выжил. Выжил, да только остался бесплодным и видел кошмарные сны о порождениях тьмы и Глубинных Тропах, как, по слухам, бывает со Стражами: это горе он и заливал вином, но все никак не мог залить. Больше всего Каллиан мучило даже не пьянство Терона, не скитания по стране и не жизнь прислуги, а невозможность понести. Как же Каллиан хотела ребеночка — пухленького, русоволосого, остроухого, — уже не для мужа, для себя; он стал бы для нее светом в окошке! Но Каллиан даже на стороне не могла подгулять, Терон отлично знал, что от него Каллиан не понесет, а рука у него была еще тяжелее характера: измены Терон бы не простил, да и как бы совсем не прибил вместе с младенцем и любовником, вздыхала Табрис. Но — вздыхай не вздыхай, а работа на месте не стоит, работу делать нужно. Встав с сена и кое-как приведя платье в порядок, Каллиан потащилась на кухню к экономке, где получила список покупок и две большие плетеные корзины, с которыми Каллиан и пошла на рынок, размышляя, куда демоны унесли ее муженька с утра пораньше. Торговцы еще только разворачивали свои лотки и раскладывали товары, поэтому Каллиан решила для начала пройтись между рядов и поглазеть, прикинуть, где яйца крупнее, а где латук слизнями не продырявленный. Но ее внимание привлекли не салат с яйцами, а одинокий мужчина, сидевший на углу заброшенного склада прямо на земле и чертивший в пыли какие-то знаки концом посоха. Каллиан подумала, что он, должно быть, из тех магов, что остановились в Амарантайне перед отбытием на какое-то важное мажеское собрание в Неварре, о котором шептались подметальщицы. Маг почувствовал на себе взгляд Каллиан и, подняв голову, улыбнулся. В его ухе блеснула золотая, как у пирата, серьга. — Какое отличное выдалось у меня утро, — сказал он, беззастенчиво разглядывая Каллиан. — Почему это? — заинтересовалась она. — Когда видишь по утрам красивых девушек, утро всегда бывает отличным, — маг снова улыбнулся. У него были светлые, чуть встрепанные волосы, собранные в хвостик на затылке, карие глаза и мечтательная улыбка. Каллиан хмыкнула, подошла к нему поближе и наклонила голову, разглядывая круги, которые он нарисовал в пыли. — А что это такое ты понарисовал, господин? — спросила она, указав пальцем босой ноги на загогулину, похожую на змею, кусающую свой хвост. — А это знак бесконечности, — ответил маг, и ткнул пальцем в знак со множеством переплетенных углов. — И октограмма защиты. — И от кого же такому красавцу защищаться нужно? — Каллиан поставила плетеные корзины на каменный порожек склада и, подобрав юбки, села на землю рядом с магом. — От лукавых глаз местных девчонок, — в тон ей ответил он и вдруг провел внешней стороной ладони по щеке Каллиан, принюхавшись. — Ты пахнешь лугом и летом. Неожиданно. Ты могла бы быть долийкой, но ты не долийка, ты служанка. С вами, эльфами, обращаются ничуть не лучше, чем с нами, магами. — Разве тебе есть дело до прислуги, господин? — Каллиан пренебрежительно дернула плечом, с которого сползла блуза. Ее новый знакомец аккуратно поправил блузу, прикрыв голое тело, и непринужденно чмокнул ее в головку плеча. — Конечно, есть, — сказал он с убедительным спокойствием. — Я, знаешь ли, люблю свободу и понимаю чувства всех, кто ее лишен. Каллиан вгляделась в его лицо и сощурилась: — Постой-ка постой, да ты же тот самый отступник, за голову которого назначили награду! — Ага, — кивнул маг. — Ты даже можешь сбегать к воротам и сообщить обо мне капитану, но и я не буду дожидаться, пока вы за мной вернетесь. — Я не к тому, — Каллиан досадливо покачала головой. — Дурак ты, что ли, что прямо посреди рыночной площади сидишь? — Не поверишь, но в этом есть смысл, — возразил ей маг, поднимаясь с земли и сладко, с хрустом, потягиваясь. — Люди не ожидают, что беглый маг-отступник будет болтаться почти что в самом центре города. Я всегда говорил, хочешь что-то спрятать — прячь на видном месте. Ну а ты что предлагаешь? Или ты ничего не предлагаешь, и мне показалось? — Предлагаю, — Каллиан посмотрела на него лукаво, искоса. — Недалеко от города есть несколько полуразрушенных хижин, стоят тут пару лет с самого конца Мора. Ты можешь переждать в них, а не толкаться на виду у стражи и церковников. — Ты, сдается мне, тоже не очень любишь Церковь, — маг сощурил один глаз и галантно подал Каллиан руку, но Каллиан оттолкнула ее и встала сама, отряхивая юбку. — С чего ее любить? — фыркнула Каллиан. — С того, что мой народ рабами сделала? — она поймала себя на том, что говорит в точности, как Терон. Воспоминание о муже ее несколько отрезвило: ей еще нужно успеть на рынке закупиться и вернуться к госпоже Инейлэ к сроку, а если за городскими стенами они — не приведи Создатель — встретят Махариэля — быть драке. Как бы он мага ни прирезал, или тот бы Терона молнией не пришиб... А карие глаза отступника смотрели так ласково, что Каллиан поняла, что в хижине он наверняка попытается ее отблагодарить, а она ведь замужняя женщина. Но — была не была, решила Табрис. Ее нынешняя жизнь ей осточертела даже больше, чем прошлая, в Эльфинаже. Она заслужила немного счастья, пусть даже торопливого и украдкой, и кто в целом свете посмеет сказать, что это не так? Каллиан сделала магу знак следовать за собой и скользнула в переулок. Он схватил ее за руку и Каллиан немного даже сомлела от того, какая у него оказалась теплая и сильная ладонь — как у Терона, пока тот не запил. — Как тебя зовут? — спросила Каллиан, не оборачиваясь. — Андерс, — откликнулся маг.