Игрушка

      В который раз запускаю воспроизведение. Два голоса. И хотя они искажены — то ли запись плохая, то ли специально, но кажутся смутно знакомыми. Особенно этот, молодой.       — Я люблю его! Я без него не могу! И никто, кроме него, мне не нужен!       — Ну, ну, молодой человек, не надо так горячиться! Вот, к примеру, у меня больная спина, поэтому мой матрас сделан по спецзаказу. И мне не нужен никакой другой, и я без него не могу, можно даже сказать, что я люблю его. Но когда он придёт в негодность, я без сожаления поменяю его на новый.       — Да как Вы можете сравнивать!..       Холодно. Замёрз до костей. В гостиной чуть теплее, чем в спальне, там совсем невозможно находиться, ветер с той стороны. И это весна? Холодно даже так — сжавшись в комок, закутавшись в казавшийся раньше таким тёплым плед. Холод снаружи, холод внутри. Сейчас бы горячего кофе, но для этого надо вставать. Нет. Зачем прислали эту запись? Кто прислал? Чьи это голоса? Прав старикашка, это неправильно, противоестественно, но он не сказал, как жить без этой неправильности после того, как принял её, смирившись и переломав себя.       — Не кричите на меня, мальчишка! Я работал в этой фирме, когда Ваш отец ещё на четвереньках передвигался! Ещё раз повторю: эта Ваша так называемая любовь — чушь, подмена понятия. Дружеская привязанность — прекрасное чувство, верность — величайшая добродетель, но при чём здесь любовь? О, я не отрицаю любовь абсолютно, но такая «любовь» — это бред, плод больного воображения! Вам просто удобно его использовать, пока он у Вас под рукой. Что-то изменится, и Вам «не будет нужен никто, кроме» кого-то ещё, найдётся другая игрушка.       Как я буду жить, если всё так и случится? Я удерживал его рядом раньше, делая уступки, шаг за шагом, но теперь уже дошёл до конца. И ему от меня тогда что-то было надо, сначала только поцелуй, потом больше… А если всё будет так, как говорит старый урод, то от меня уже не будет нужно ничего, только свобода. Не лучше ли порвать отношения сейчас, пока мы не переехали вместе в новую квартиру? Но я так привык, что он рядом, за столько-то лет. Не на работе, так дома он достаёт меня своей заботой, бесит своей болтовнёй и ужасно утомляет своими приставаниями…       — Он не игрушка! Он мне очень дорог, я люблю его и забочусь о нём!       — Да что Вы заладили — «люблю, люблю»! Это противно природе, так не должно быть! Почему-то люди… э-э-э… Вашего образа мыслей любят ссылаться на подобное поведение у животных, мол, это подтверждает естественность таких отношений. Позвольте напомнить, в животном мире гомосексуальные контакты — лишь способ подтвердить свой иерархический статус, проявление доминирования сильной особи над слабой. Вам, как более молодому и сильному самцу, скажем так, альфа-самцу, подсознательно неприятно подчинённое положение, и таким образом Вы выказываете своё превосходство. Я ведь правильно угадал — в вашей паре доминируете Вы, так? А забота о членах своей стаи — здоровый инстинкт хорошего вожака, только и всего.       Да, на новой работе у него будут новые начальники. Он сейчас уже с таким благоговением отзывается об этом своём Тамуре! Может, уже «влюбляется», а я уже так, всего лишь привычка? Хотя пока никаких изменений в его поведении не замечалось. Голова идёт кругом от мыслей и передозировки никотина. Запись окончилась, но продолжает терзать душу.       «Ваша "любовь" всего лишь попытка Вашего мозга приукрасить действительность, подчеркнуть мнимое отличие Ваших "чувств", как бы Вы их там ни называли, от животных инстинктов…»       Тихо щёлкнул замок. Пришёл. Всегда так аккуратно прикрывает двери, как будто они стеклянные или в доме тяжелобольной. Почему-то это сейчас вызвало раздражение. Но это хорошо, что он пришёл. Сейчас сварит кофе, накормит, согреет.       «Хочу заботиться!» — «Игрушка!»       Нет! Нет!       Зашёл, включил свет. Оказывается, уже стемнело. Надо же, не заметил. Странно.       — Я дома! Почему Вы в темноте? Замёрзли? Сделать кофе? Кушать хотите?       Сколько вопросов! Заботливая сволочь! Едва выдавил:       — С возвращением. Только кофе. И надо поговорить.       Он захлопотал над кофеваркой, затарахтел как всегда:       — Только чуть позже, ладно? Очень хочется помыться. В той квартире что-то не в порядке с душевой оказалось, Хирото-кун пошёл на свою старую квартиру, он её ещё не сдал хозяину, а я решил — уж лучше домой. Чувствую себя помойной крысой! Но зато мы почти всё сегодня сделали, с тем, что осталось, Хирото-кун и сам справится без меня. Ой, он мне такое рассказал!       «Эта Ваша так называемая любовь — всего лишь способ показать своё главенство, снять сексуальное напряжение. Ведь вам, скорее всего, и поговорить-то не о чем, у вас же нет ничего общего…»       Невольно залюбовался им. Высокий, симпатичный, обаятельный, уверенный в себе молодой человек. Куда пропал тот недотёпистый второкурсник, с робким обожанием смотревший на своего семпая? Когда его место занял этот… альфа-самец? Конечно, зачем такому невзрачный учёный с дурным характером, у которого всех достоинств — только мозги. Но это ценно лишь для работодателей.       Тем временем «альфа-самец», скрывшись ненадолго в своей комнате, тут же вернулся с пижамой подмышкой. Поставил на столик дымящуюся чашку, рядом легла флешка.       — Вот статья того бельгийца, я всё-таки нашёл её полностью, но только на английском. Имейте в виду, она большая. Я потом помогу с переводом, если что непонятно будет. Точно не хотите чего-нибудь перекусить? Кстати, Вы давно электронную почту проверяли? Канако-чан просила напомнить, что у Мацуды-сан в следующий вторник день рождения, она Вам об этом писала. Ответьте ей, а я пока быстренько ополоснусь!       Убежал. Кофе. Горячий. Хорошо! Почему кофе, сваренное самим, никогда так не согревает? Действительно стало тепло. Кружка кофе, его присутствие, светлая улыбка и несколько фраз — оказывается, этого достаточно, чтобы согреть тот кусок вечной мерзлоты, которым я себя ощущал. Зачем-то потрогал гладкий красный с синим прямоугольник флешки. Рассеянно заметил — опять новая, опять попугайская. Совесть тут же напомнила, в чьём ящике стола завалялись уже три или четыре таких же ярких, так и не возвращённых хозяину. Хмыкнул, вспомнив, как долго и бурно мы обсуждали отрывок из этой статьи. Несколько дней ассистенты пикнуть боялись и прятались по углам лаборатории, стоило зайти Моринаге. Шумные дискуссии продолжались и дома. Как-то под утро проснулся и не обнаружил рядом уже привычного тепла. Искомое тело обнаружилось за столом, мирно сопящим над исчёрканным листом бумаги. Подошёл, глянул… Растолкал недотёпу, отправил досыпать в кровать, а сам сел на тёплый стул продолжать начатое. Да, пара весьма неплохих идей родилась из тех споров… Нет, статью прогляжу утром, на свежую голову. Тем более что она на английском. Скорее всего, нам вместе не один день разбираться. Щадит моё самолюбие, гадёныш! «Если что непонятно будет»! Да я без него даже со словарём пойму только с пятого на десятое! Ладно, что там сестрёнка хотела? Я и правда уже несколько дней не поверял личный ящик, с рабочей бы перепиской разобраться, а Канако обычно пишет по воскресеньям...       Отправив ответ, задумался о том, что «общего» у нас с моим кохаем как раз чересчур много. Даже мои семейные дела не решаются без его участия! Мацуда-сан уже давно что-то говорила о том, что считает его членом семьи. А ведь так оно и есть, этот тип крепко врос не только в мою личную, но и в семейную жизнь. Ощутил какое-то странное удовлетворение от того, что в этом вопросе противный старикашка промахнулся. Наткнулся взглядом на открытое окно плеера, и снова меня обдало холодом — а если всего этого не будет?!       Возвращается моя ходячая головная боль, на ходу вытирая влажные волосы.       — Опять с мокрой головой? Холодно же, заболеешь!       Только отмахнулся:       — Да ладно, высохнет! Не так уж и холодно. Вы хотели о чём-то поговорить?       Присел рядом, потянулся обнять. Но я не дал, упёршись рукой ему в грудь, и ляпнул, не сумев толком сформулировать:       — Кто я для тебя?       Недоумённо вскинутые брови:       — Семпай, — спокойная мягкая улыбка, широкая тёплая ладонь легла поверх моей.       «Подчинённое положение…»       — Мой семпай, — почти без усилия оторвал мою руку от груди, поднёс к губам. — Мой любимый семпай, — чмокнул в ладонь. Дальше медленно целуя по очереди каждый палец:       — Мой самый-самый… самый лучший… особенный… единственный… любимый…       — Мой любимый, — снова поцеловал в ладонь, прижался к ней щекой.       Ну как он может быть таким невозможным?! И неужели же это — «бред и плод его больного воображения»?       — Что-то случилось? — тревожно спрашивает, заглядывая в глаза.       «Так мы договорились? Ничто не должно порочить репутацию нашей фирмы! Вы прекращаете эти отношения или более не работаете у нас».       Думаю, он имеет право знать. Хотя письмо было адресовано мне, касается оно нас обоих. Судорожно сглатывая комок в горле, указал на ноутбук.       — Прослушай.       Встал, но меня удержали за руку:       — А Вы?       — Мне надо выйти. И кружку вымыть. Я этого уже наслушался до тошноты…       Ещё и покурил для верности в прихожей. Запись короткая, но мне показалось, что он запустил её во второй раз. Захожу. Тишина. Сидит непривычно мрачный, сдвинув брови, сжав губы, крутит в руках обломки карандаша. Поднимает на меня потемневшие глаза:       — Откуда это?       Такой незнакомый суровый голос. И как я мог подумать, что то блеяние на записи могло принадлежать ему?       — Сегодня пришло на рабочий ящик. Адрес незнакомый.       — Семпай, Вы непростительно беспечны! Открывать письмо от незнакомого источника! Там же могло быть что угодно! Вы меня просто поражаете иногда!       Ничего себе выговор! Но не время обижаться, я ему это как-нибудь потом припомню.       — Как я мог не открыть, если в заголовке было: «Тацуми Соичи. О твоём кохае»?       — Так Вы обо мне волновались…       Притягивает ближе, крепко обнимает, утыкается лбом мне в живот.       — Клянусь, ко мне эта запись не имеет никакого отношения! Мне жаль этого парня, я-то давно понял, что объяснять что-то человеку, не желающему тебя понять — пустая затея… Неужели Вы подумали, что из-за чьих-то слов я бы перечеркнул шесть лет любви? Сейчас, когда Вы наконец-то отвечаете мне, думаете обо мне?! Я столько ждал, столько добивался этого…       Шлёпаю по плечам:       — Пусти, кишки выдавишь!       Ослабляет хватку и продолжает:       — И отказаться только потому, что кто-то, быть может, и не любивший никогда, почему-то решил, что моей любви не может быть?! Ни за что! Вы для меня всё. Моя любовь, моё счастье. Я хочу быть рядом с Вами всегда. Я всегда буду рядом! Если только Вы… Вы же не отказались от места в «Фармацевтике», ведь нет?! Скажите мне!       — Сбрендил? Что за глупости ты вечно выдумываешь? Всё подписано, через три недели приступаю к работе. Ты ведь уже начал искать квартиру? — Перебирая влажные черные пряди, чувствую, как намокает пижама — то ли от них, то ли ещё и от его слёз.       — Пока не было подходящих вариантов. Мне продолжать искать квартиру для двоих? Или… для одного? — замирает в ожидании ответа и, кажется, даже не дышит.       Вот так. Меня трясёт от мысли, что я стану ему не нужен, а он боится, что я оставлю его. Пусть уж всё идёт как идёт. Сейчас он ещё мой, и я буду с ним пока это так. А там посмотрим.       — Кто-то вроде только что обещал всегда быть рядом? Уже передумал? Я про отдельную квартиру ничего не говорил.       Всхлипывает, вжимается сильнее. Потерплю уж.       — Я найду самую лучшую, самую удобную квартиру, чтобы Вам в ней было хорошо. И буду каждый вечер торопиться домой, к Вам. Пусть мы будем работать в разных подразделениях, нас будут окружать другие люди, у меня будут и другие семпаи, но один всегда останется любимым. Мне на всех остальных плевать, Вы знаете. А я постараюсь не докучать Вам своей ревностью, всё-таки теперь я знаю немного больше о Ваших чувствах… А хотите, — вдруг отстраняется, вскидывает голову, глаза мокрые и молящие, — хотите, я буду Вашей игрушкой? Всё будет, как Вы скажете, только забудьте этот дурацкий разговор!       Нет, я его не забуду. Не знаю, кто и зачем прислал мне эту запись, и чей это диалог. Знаю одно — он помог мне понять кое-что очень важное. Действительно, что мне за дело до чужих слов, когда на меня смотрят эти глаза…       — Хочу!       Пока он не опомнился, прижимаю его за плечи к спинке дивана. Вглядываюсь в удивлённые глазищи. Кто из нас дурнее — он, решив, что я его брошу из-за чьей-то болтовни, или я, допустив, что смогу расстаться с ним?       — Я ведь вот что хотел Вам рассказать…       О-о-о! Этот балабол неисправим! Проще выслушать, чем заткнуть!       — Ну? Только покороче!       — Хирото-кун тут познакомился с одним парнем…       — Так он бросил всё-таки того урода?       — Да, и велел передать Вам поклон и благодарность за подсказку. Тот красавчик и в самом деле оказался довольно мутной личностью, Вы правильно угадали. Так вот, этот новый знакомый — фанат американского кино и без конца цитирует фразы из фильмов, а Хирото-кун цитирует его. Мне вот запомнилось: «Два индейца под одним одеялом не замёрзнут». Предлагаю проверить, относится ли это к японцам. В спальнях сейчас оптимальные условия для проведения опыта, для чистоты результата эксперимент нужно провести дважды, в обеих комнатах. С какой начнём?       Его болтовня когда-нибудь доведёт меня до смертоубийства!       — Р-руки прибрал! Куда полез без команды?       — Виноват, прошу прощения! Жду Ваших распоряжений!       Очки лучше снять, мало ли чего… Без них приходится наклоняться низко-низко, практически нос к носу. Медленно, делая большие паузы, начинаю:       — Сегодня ты… будешь делать… то, что обычно… — и, чтобы не передумать, заканчиваю скороговоркой: — что делаешь обычно и что тебе хочется!       Распахивает глаза и, кто бы сомневался, рот. Но я наготове и не даю вырваться очередному словесному залпу. Что? Куда тянут мою руку? Только собираюсь возмутиться, как он, на мгновенье оторвавшись от поцелуя и глядя на меня совершенно шалыми от счастья глазами, выдыхает:       — Я так давно об этом мечтал…       Ну, раз это делает его таким счастливым… И потом, я же разрешил… А если честно, мне самому хочется узнать, каково это…