Настоящий?

Настоящий? А кто его знает, настоящего? Вбей имя в поисковик — вариантов сотни. Выбрать неправильный не ошибёшься. Он хотел бы шесть месяцев в году жить на тропическом острове, а верный чёрный Ровер с удовольствием бы сменил на дельтаплан. Он, может, мечтает о собаке: беспородной, простой, из приюта, чтоб благодарность в глазах и выносливость уличной дворняги. И взял бы себе, если бы так часто не разъезжал по миру. Потому и дружит с Томо — в чужом доме живёт его мечта. Он смотрит с завистью одинокого волка на смеющегося хорвата и обнимающую его счастливую Вики. Ну почему, почему он не встретил свою женщину до всего: до группы, до известности? В двухтысячном ему было тридцать — можно было и задуматься. А сейчас уже всё не то, все — не те. Поди разбери, кого она любит: тебя или придуманного ею же кумира? Любовь к своим деньгам и популярности он уже, спасибо опыту, узнавать научился. Сорок пять на носу сидят уверенно, как любимые рэйбены. И в зеркале отражаются так же отчётливо. А вокруг только слёзы, слюни, писклявые крики из толпы, бесконечные фото и стаканчик с опостылевшим кофе в руке — имидж. И улыбка на лице приклеенная, и глаза за темнотой очков стеклянные, пустые, ничего не выражающие. Ни восторга, ни презрения. А хочется домой, к камину, в тёплый халат на голое тело, и зелёный чай с жасмином по маминому рецепту, и шоколадного печенья из магазинчика на соседней улице, куда можно ходить без очков и шляпы — все свои. И читать весь вечер пахнущие чем-то из детства старые книги. А среди ночи взбодриться, сорваться, натянуть быстро джинсы и потрёпанную кожаную куртку — и улететь на байке по пустому хайвею. До океана и обратно. Вернуться с рассветом, наблюдая с любимой площадки на Малхолланд Драйв, как просыпается город. И представлять, и даже почти слышать, открывая входную дверь, как в кухне подпевает утреннему радио чуть располневшая от десятилетия семейной жизни она… К чёрту! Никаких жён, время ушло. А вот собака — это вариант.