волки умирают в лесу

По старым легендам, волки из стаи уходят умирать. Далеко в чащу леса, где свет от яркого лунного диска не способен пробиться сквозь крону густых деревьев. Где волки не смогут найти, а их заливистый вой, полный скорби, едва ли донесется до того, кто лежит яме, доверху полной гнилых листьев. По старым легендам, волки из стаи уходят умирать. Смерть Дерека не упала всем на головы тяжелой, горькой неожиданностью, точно первый снег в начале декабря — каждый был готов заранее. Он, сам того не желая, медленно готовил всех остальных своей слабостью, что каждый раз находила лазейку, пробивалась сквозь плотно запечатанный сундук и, наконец, бросалась в глаза кровоточащими, незаживающими ранами и утерянной яркостью в лазурном взгляде. По старым легендам, волки из стаи уходят умирать. Никто не знал точно, куда ушел Дерек, и умирать ли он ушел, но лофт, покрытый мраком и двухнедельной пылью, пуст. Как и лес, как та его часть, доступная для волков и тех, кто не решил оставаться в стороне, сидя на своих местах и дожидаясь страшного «мы нашли его тело». Его искали несколько месяцев. В долгих бегах сбивали ноги, срывали голоса, пуская клич по лесу, драли в кровь руки, в сырой земле пытаясь откопать заметенные, затоптанные следы. Поиски продолжались несколько долгих бессонных месяцев, но со временем руки опустились у каждого. Не желая принимать до последнего, каждый убедил себя в страшном «наверное, он все-таки умер». «Наверное, нам стоит перестать его искать» Не перестал искать лишь Стайлз. Сбивая в бегах ноги, в отчаянных призывах срывая голос, в сырой земле сдирая руки, Стайлз не переставал искать, с последних сил держась за угасающее «он все-таки может быть живым». С этой мыслью, три раза в неделю, он уходил в лес, чтобы под самое утро вновь вернуться с пустыми израненными руками и глазами, наполненными, но так и не освободившимися от слез. Иногда ему казалось, что соль в слезах разъедала и без того покрасневший белок, на котором едва заметной паутиной расползлись лопнувшие сосуды. Стайлз все равно продолжал искать. Выбираясь в лес, с собой он всегда брал и накидывал на плечи старую красную толстовку. Так, казалось, его тело без особых усилий найдут среди почерневших листьев в самой чаще леса. Так, казалось, он облегчит поиски тем, кто так и не смог найти ушедшего умирать волка. Даже перед страхом собственной смерти Стайлз думал о тех, кто будет лить слезы над его худым, нескладным телом, которое жизнь покинула в одну из ночей, когда он так и не нашел Дерека. В лес он всегда выбирался на закате, когда ветви деревьев тяжелели под натиском серебряной луны, которая и освещала узкую тропу, ведущую глубоко в чащу темного леса. Стайлзу казалось, что с момента исчезновения Дерека время в городе остановилось, а луна на небе так и осталась полной. Как вечное напоминание о волке, ушедшем в ночь царствования той самой полной луны на ночном небе. *** И в ту ночь все начиналось как обычно. Едва ли часы залились треском напоминания о наступившей полуночи, как подросток, с рюкзаком наперевес, по старой водосточной трубе спускается вниз, на задний двор, откуда спешит в лес по успевшей протоптаться тропе. В руках у него старый фонарь, в глазах у него надежда, что именно эта ночь зальется радостными, долгожданными восклицаниями. «Дерек, это ты! Дерек, ты живой». Он все еще наивно верит, что именно ему повезет. Вздрагивая, заходясь страхом и дрожью от встрепенувшейся в кустах птицы, Стилински сжимает свой фонарь сильнее, делая еще пару шагов вперед. Тешить себя приходится только напоминанием, что все это делается не ради себя. Ради Дерека, мыслям о котором, поднявшим бунт, так и не удалось обрести желаемого покоя. Ради Скотта, винящего себя в том, что спустя столько месяцев так и не смог найти ушедшего из стаи волка. Ради Коры и Питера, которым вряд ли удастся справиться с потерей еще одного члена семьи. — Давай, Стайлз. Ты должен двигаться вперед. Он убеждает, заставляет себя идти дальше, все так же стискивая в руках фонарик, потухший еще в самом начале пути. То ли мальчишка настолько везуч, то ли знак, что все-таки стоит остановиться, вернуться домой и смириться с пропажей волка, а заодно и с собственным бессилием, что сжимает в тисках конечности, не позволяя сделать очередной шаг. Пару вещей он знает точно: не стоило в конце февраля надевать лишь тонкую толстовку, и не стоит останавливаться — полуночный холод дрожью пробирает до самых костей. У него комом стоящее в глотке ощущение опасности. И предвкушение одолевает, окатывает с головой, подстегивает и заставляет идти глубже в лес. Стайлзу кажется, что вот она — та самая ночь, на утро после которой вернуться домой можно с гордым «я нашел его. И он живой». Он идет, ведомый полной луной на угольно-черном небе, а после — срывается на бег, уже не ощущая сковывающего тело холода, теперь от которого лишь кончики пальцев болезненно ноют. Ему кажется, что он видит Неметон уже в третий раз. Так и не остановившись, продолжает бежать, едва ли успевая руками закрывать лицо, прячась от острых, колючих веток. У него щеки горят алым, и ноги тяжелеют с каждым следующим шагом, тянут вниз, будто земля под ногами — совсем не земля. Болото, медленно тянущее на дно. Он видит Неметон в четвертый раз. Тогда и позволяет себе остановиться, тогда и падает на землю от подкосившихся, наполненных дрожью коленок. Ему не известно точно, сколько он бежал, но усталое тело само просится на крупные, будто вырванные из земли корни старого дерева, бессильно укладываясь между ними. А после Стайлз задыхается. Заходится диким кашлем, дерет себе горло, хрипит и хватает ртом ускользающий из-под губ воздух — он никогда не был лучшим в беге, и вряд ли когда-нибудь станет. У него нет секундомера, показывающего время, и соперников, чтобы бежать быстрее, тоже нет. Есть только ушедший волк, которого необходимо найти во что бы то ни стало. И ночной мороз, вновь заставляющий тело задаваться дрожью. Мальчик кутает себя в толстовку еще больше. Прячет дрожащие пальцы в карманы и воет, словно волк, от боли, когда те непроизвольно сгибаются. Сил подняться не осталось, а желание найти скорее Дерека заморожено вместе с подрагивающими ногами. Есть лишь надежда, что через пару часов морозная луна покинет угольно-черное небо, позволив раннему солнцу отогреть замерзшего, потерявшего всякие силы подростка. Есть лишь надежда, что с приходящим сном холод будет чувствоваться меньше. *** Его будит чернота перед глазами. И под пальцами что-то теплое, мягкое, позволяющее сжимать себя из последних сил, отчаянно боясь потерять дорогое тепло. Мягкая чернота перед глазами отчетливо пахнет елью и мокрой травой — Стайлз вдыхает запах снова и снова, до тупой боли в глотке, вновь вжимается пальцами во что-то теплое, но уже не воет от боли. Ему кажется, что с собой сон принес воспоминания из детства. Теплоту и большую мягкую игрушку, с которой Стайлз не расставался до десяти лет. Большой черный пес, с которым зимние ночи не казались такими холодными. Большой черный пес, в котором мальчик прятал свои озябшие пальцы, чтобы те согрелись в густом угольно-черном меху, почти как ночное небо в конце февраля. На его лице непроизвольная счастливая улыбка, но лишь до момента, когда приходится отстраниться, чтобы взглянуть на утерянную много лет назад игрушку. Не игрушка — нечто живое. Не черный пес — волк, с залитыми яркой синевой глазами. Не сон — кажется, наконец отыскавшийся наяву оборотень. Дерек — Стайлз читает по глазам, видит в черноте зрачков прожитую волком боль, огонь полыхающего дома, погибшую стаю. Он вновь заходится диким кашлем, но уже не от бега — от той самой опасности, предвкушение которой заставляло идти глубже в лес. Вот она — та самая ночь, на утро после которой вернуться домой можно с гордым «я нашел его. И он живой». — Дерек? Стайлз нашел. Стайлз сделал ради тех, кто дома ждет с пронизывающим грудную клетку отчаянием и виной за свое бессилие. Стайлз сделал ради себя, доказав, что он не такой бесполезный. Он снова обнимает волка, зарываясь лицом в изгиб его мягкой шеи, и снова прикрывает глаза, вдыхает успокаивающий запах ели и мокрой травы. Он согреется, не посмеет отпустить волка всю оставшуюся ночь, а на утро вернется вместе с ним домой. Сделав ради тех, кто скажет скупое «спасибо», которого так не хватает разочаровавшемуся в себе подростку. *** Стайлз, надевая красную толстовку, был прав. Его тело нашли спустя два дня после пропажи. Озябший, съежившийся мальчик со счастливой улыбкой на лице, чьи ноги переплелись с раскинутыми по земле корнями старого Неметона. Как и казалось, он облегчил поиски тем, кто так и не смог найти ушедшего умирать волка. Подросток с неугасаемой до последнего в сердце надеждой, на чьих губах все еще можно прочитать последнее сказанное слово: «Дерек». Старые легенды не врут. Волки уходят в лес умирать.