Выше истины земной

Мадара понял, что опоздал, когда его армия, наконец, полностью укомплектованная, организованная и снабженная продовольствием, едва ступила во владения Сенжу. Нечто тягостное, распространяющее мертвенный холод, охватило его целиком. Будто он бросился в ледяную воду, и ее невидимые иглы впились в кожу, пронзая до костей. Он больше не чувствовал Менму. Даже демон внутри уныло взвыл и притих. И в этом неслышном вое он как никогда был схож со своим носителем, тоже пристрастившемся к добытчику, беззаветно дарящему им частичку себя. Но если зверь лишь досадовал, то сам Учиха не понимал, что он испытывал. Волевой стержень в нем, несгибаемый ни бедами, ни горем, ни разочарованием, вдруг надломился. Это была не просто привязанность. Узы разорвались с оглушающим щелчком, подобно удару беспощадного хлыста. Его вспышка эмоций напугала коня под ним, недовольно зафыркавшего и своевольно натянувшего вожжи в сторону. Мадара резко отдернул поводья. Возвращая себе контроль, хотя бы над животным. Изуна, предвкушающий славную битву и реки пролитой им крови нечестивцев, посерьезнел. И спросил с нескрываемой тревогой: - Все напрасно? Мы не успели? - Да, не успели, - молодой лорд опустил голову, на его лицо упали волосы, закрывая, как ширма. Месяцы ушли на то, чтобы собрать солдат и подготовиться к продолжительному походу. Он потратил уйму времени и денег клана. Спорил с советниками, убеждая действовать как можно быстрее. Любое промедление лишало их преимущества и самой возможности отомстить Ооцуцуки за смерть предыдущего главы и их собратьев. На самом деле желая лишь одного – успеть защитить Менму, оставленного так далеко. Если бы у него была возможность взять горстку проверенных воинов, то давно бы вырвался из собственного замка, загоняя лошадей до пены у рта, спеша в Химэдзи. Но один отряд, каким бы прославленным он ни был, – не преграда для неизвестных и, скорее всего, в разы превышающих любые догадки сил противника. Но случилось то, что должно было. Предопределение или стечение обстоятельств, не суть. Никто не мог повлиять на их ход. Сенжу пали. Нет, он мог все изменить. Ему помешала безумная, бестолковая скованность человеческими мерками. Он поступал так, как ожидали от правителя, соблюдающего правила и традиции, но не джинчуурики, способный рвать противников голыми руками. - Он… погиб? – Изуна почти не знал парнишку-дикаря, но отлично представлял, чем может обернуться эта потеря для брата. Дыхание участилось, стоило только подумать, что он сам может в любой момент уловить стылое прикосновение смерти к его шаману. - Я должен быть там, - вскидываясь и выпрямляясь в седле, проговорил Мадара. Злость ему привычнее. С ней легче жить. Пусть от него отшатываются, прикусывают языки и осторожничают, боясь навлечь гнев. Но не видят ничего более, что сейчас буквально проедает в нем дыру. - Найду его, даже если придется спуститься в подземный мир. Веди наших людей и… Ты сам знаешь, что должен делать, - дорога каждая минута, ему некогда разжевывать и без того очевидное. - Не будь глупцом, Мадара. Я не останусь, - взвился Изуна. Уголки его губ дернулись от раздражения. Как он может остаться, если, вечно чувствующий на себе мнимый долг перед родом Итама, наверняка, безрассудно влез в самое пекло, намереваясь лишить его шанса лично прикончить всех потомков Кагуи? Передав управление войском старшему племяннику, которому было велено довести армию до владений Сенжу и подготовиться к осаде, если понадобится, они, спешились, исчезая среди зелени леса. Наследник давно перестал удивляться этим неожиданным и странным поступкам. И не растерялся, оставшись без поддержки дяди, уже привыкнув к роли преемника. Стали в его голосе было достаточно, чтобы отдавать приказы. Мадара знал, что опоздал, но он еще мог убить тех, кто отобрал у него источник спокойствия и надежды на лучшее, оборвал жизнь его не умеющего фальшиво улыбаться добытчика, выстрадавшего себе право на безмятежное и долгое будущее. На нем тоже была вина. Не отпустил вовремя, но и не защитил тоже. Мыслил, как жадный и избалованный сын феодала, дорвавшийся до чего-то редкого и ценного. Присвоенный кристалл из горного хрусталя стал мучительно тяжелым. Но вернуть его было некому. Война, мщение, ответственность за благополучие клана придавали смысл существованию с оскверненной душой. Казалось, это закономерный исход. Нет иного пути для создания, которым он стал, кроме приближения дня расплаты с Ооцуцуки. Но после встречи с голубоглазым кицуне ощущение важности именно этих вещей начало постепенно исчезать. Стало приходить наслаждение от ночных гуляний аякаши, от завораживающих танцев в призрачной мгле, чье покровительство он наконец-то принял. Кто из обычных смертных бывал на этих празднествах и пил Золотое саке, черпая его ладонями? Кто мог заставить плясать половину нечисти в округе Химэдзи себе на потеху? Но все равно продолжал хвататься за земное, за людские страсти, за все то, от чего был отсечен с момента, как старик Хамура, начиная обряд запечатывания, пообещал, что сегодня последний день в их жизни, когда выбор делают за них. Тогда, придя в себя уже с демоном внутри, так и не понял, что стал свободнее, чем когда-либо. Заставил Изуну, осознавшего это намного раньше, подчиниться себе и вернуться в ненавистный ему родовой замок, пропитанный притворством и жадностью. И ради чего? Целое десятилетие было бездарно растрачено на интриги и осторожные решения. К черту стратегии, план наступления и разведку! К черту никому не нужные обязательства! Он жаждет почувствовать страх обреченных умереть от его когтей, напиться ужасом и разорвать клыками их души. Мимолетный взгляд на Изуну. Он напряжен и собран, все его чувства настроены на одного человека, нить с которым еще пока держалась. И благо, что братишка не спорил и не останавливал. Правильные речи о холодном уме и осмотрительности остались в прошлом. Попытайся он вмешаться, и ненависть, ураганом бушующая в Мадаре, перекинулась бы на него. Они стремительно прорезали пространство, обгоняя рассвет, стелящийся за ними рыжим покрывалом. Впереди уже виднелась знакомая гора. Ее тревожное дыхание было почти физически уловимо. Все зверье притихло, а у корней попряталась мелкая нечисть. И множество людей, сбегающих из города, заполнили дороги, гонимые первобытным страхом. Густой дым стаями черных воронов завис над Химэдзи, и снег… Неуместные весной и словно чуждые миру снежинки плавно оседали в воздухе. Улицы оказались погребены под настоящими сугробами. Деревья лишились цветения и завяли, будто зима и не уходила из этого края. Изуна сдержан и внимателен, в отличие от балансирующего на краю брата. Нужно было здраво оценить обстановку. Понять, что произошло. Хладнокровие дорого ему стоило. Но он старался сохранить рассудок, отгоняя от себя нарастающую ожесточенность, поделенную с беспокойством, отчего глаза неустанно меняли цвет. Потому что хоть кто-то из них двоих должен это сделать. Оглушительный, грохочущий рык прокатился над брошенным городом. Будто настоящее чудовище обосновалось в центре, сотрясая землю. Это заставило Мадару отбросить остатки терпения и стрелой пронестись по ослепительно белым дорогам навстречу неизвестности. Хорошо знакомое ему место превратилось в руины. Главные ворота снесены, стражники мертвы. А некогда парящий в облаках замок разрушен до основания, как и защитные стены вокруг него, становясь грудой камней и обгорелых бревен – пугающе грандиозными развалинами. Хаширама – никчемный мечтатель, пустыми надеждами на общий мир сломал сотни жизней, и в первую очередь свою. Он должен был убить змею, а не пытаться с ней договориться или обмануть. С горькой иронией вспомнились данные, почти вытребованные Сенжу обещания. Теперь они друг другу ничем не обязаны. Не будет совместных походов, браков по расчету, и уж точно неспешных бесед о лучшем завтрашнем дне. А на останках Химэдзи вели свое сражение порождения тьмы. Среди разномастных аякаши ярко полыхали хвосты освободившейся мататаби, громко щелкали клыки принцессы пауков. И крутился волчком кьюби, с ног до головы окутанный собственным демоническим пламенем. Нечисть норовила добраться и укусить бьющуюся на последнем издыхании Кагую. А она опаляла взглядом, порождала бури, рвала пространство, то вызывая метель, то заставляя кипеть лаву под ногами. Но все это кончилось, когда на мгновение куда-то испарившийся девятихвостый вихрь рухнул с небес и снес увенчанную рогами голову. Кровавый туман повис в воздухе, снег окрасился в красный. Рев ликования и улюлюканье разнеслись по округе. Ёкай ринулись к телу, и каждый отрывал от поверженной белой дамы по куску, не оставляя и шанса на возрождение ненасытной, связавшейся с людьми демонице. А ее убийца, в облике светловолосого юноши, победно поднялся над всеми, широко раскрыл рот и на правах сильнейшего вгрызся в сердце, вырванное из груди. Мадара не сдержал крика: - Нет! Менма – простой парнишка, хоть и своенравный упрямец, но готовый пожертвовать собой ради него, так и не познавший в этой жизни ничего хорошего, – исчез, став вместилищем для ненависти и разорения. Не мог он добровольно согласиться на это, поддавшись пустым сладкоречивым обещаниям. Такой слабости не было в свободолюбивом добытчике. Хитрый лис обманул и вынудил его. Изуна едва удержал брата, готового растерзать обнаглевшего, позарившегося на чужое демона. - Стой! Ведь Менму еще можно спасти. Шаман поможет. - Чтобы твой шаман сделал еще один сосуд для демона?! Если Итама до сих пор жив, он не приблизится к Менме. Тебе ясно? Младший Учиха отступил, его руки опустились. Кьюби заметил братьев, замерших на обломках ворот. Приветственно, словно бы повстречав давних друзей, улыбнулся и демонстративно вытащил из собственного бока засаженный по рукоять меч, до которого ему было недосуг дотянуться раньше. Похоже, Ооцуцуки успели хотя бы попытаться остановить его. Из спины торчало множество стрел. От них ему помогла избавиться Хитоми. Проклятая паучиха обернулась женщиной только для того, чтобы одарить Мадару усмешкой, будто говоря: «И кому в итоге досталась твоя добыча»? - Как скверно видеть одушевленное зло. Не знаю, что хуже – усмиренный демон или человек, мнящий себя аякаши?.. – проговорила она. В наступившей тишине ее голос звенел. Гордая принцесса не простила человека, посмевшего приказывать ей, заставившего отпустить сладкого мальчишку. Но все же, он сильнее нее, как бы ни было оскорбительно само его существование в виде джинчуурики. - Ты знаешь, лис, зачем я пришел, - рыкнул лорд, пропуская мимо ушей ничего для него не значащую издевку. Прочие ёкай, предчувствуя новое столкновение, поспешили убраться со своими трофеями подальше, растворяясь в воздухе и просачиваясь в землю туманами, убегая от света дня. Девятихвостый же, напротив, опьяненный триумфом и азартом битвы, был не против ввязаться в еще одну. - Я верну его, если ты согласен получить труп, - ответил он, проведя влажными от крови пальцами по лицу, опустился к шее и пробежался по коже открытой груди. Одежда на нем превратилась в лоскуты. – Все это есть, пока я внутри него, потому что он умер. Лис добился желаемого. Произнесенные слова ударили по самообладанию Учихи - так легко вскрывшаяся чужая уязвимость еще больше раззадорила болтливого паяца. - Я нашел его едва живым, среди мертвецов. Избитым, поломанным, ненужным. Ты должен быть благодарен мне. Я исполнил последнее желание малыша Узумаки и подарил ему спокойный сон. Знаешь, он вспоминал о тебе, когда я завладевал угольками его души, - и нарочито медленно облизнулся, напоминая о том, как скрепляются сделки. Гортанное рычание едва держащего себя в руках лорда заставило свиту зверя редеть быстрее. Темные глаза все же вспыхнули кровавым заревом. Мататаби принюхалась, вильнула хвостами и, посмотрев на прояснившееся небо, обернулась трехцветной кошкой, юркая среди развалин. Она и так задержалась здесь. Хитоми предусмотрительно отступила. А ее рука легла поперек груди, плотно окутанной слоями ткани кимоно, в защитном жесте. Должно быть, она вспомнила о нанесенных добытчиком ранах и ужасной боли, что испытала. И не хотела ее повторения. - Нии-сан? – Изуна волновался за невесть где находящего Итаму, но состояние Мадары пугало его не меньше. Брат утрачивал сознание, предоставляя власть над собой злу внутри. В этот момент ему ничего не стоило вырвать кьюби из тела айну, лишь бы избавиться от паразита, даже ценой жизни дорого человека. – Он лжет, ты же это знаешь. Парнишку еще можно спасти. - Это не жизнь, - прошептал старший, ненадолго возвращая себя прежнего. Весь груз носителя как-то разом навалился на него, он не хотел такого же для Менмы. Кошмаров и ежедневных мук срастания с демоном. Кривляния хвостатого раздражали его. Он так скучал по этому вихрастому юнцу, надеясь увидеть его настоящего, прижать к себе, вдохнуть сводящий с ума искристый аромат. А то, что перед ним предстало – глумящееся существо. Как же он сожалел. Не стоило оставлять добытчика одного, но забрав с собой, обрек бы на медленную смерть от их связи. Похоже, такова судьба. Случай столкнул их на дороге времени, а через мгновение утянул в разные стороны. Раздразнил и оборвал все хорошее, что могло бы быть. Лорд еще раз взглянул на криво и клыкасто улыбающегося лиса. Зрачки сужены, за спиной распушены девять хвостов, на щеках шрамы-усики. От его баламута-дикаря не осталось ничего, кроме терзаемого тела. Он легко оттолкнул Изуну еще раз пытавшегося остановить его. Пусть ищет своего шамана, а не мешается под ногами. Впервые Мадара чувствовал долг перед кем-то, а именно перед Менмой, по его прихоти втянутым в эту трясину, из которой ему теперь уже не выбраться. Его обязанность хотя бы освободить остатки пожираемого духа. Грани горного хрусталя врезались в ладонь, когда Учиха сжал его в кулаке, вызывая вместе с болью образы из памяти о прошлой осени и о своем беспечном любопытстве. Его внимание привлекла интересная, но хорошо замаскированная аура. Он лишь скользнул взглядом по простому парнишке в пыльной одежде и коробом за спиной, как и все, уступавшему дорогу проезжающему каравану. Он кусал губы и смотрел на свои руки. Ничего необычного. Но узнав его в замке Сенжу, въелся в каждую черточку лица, чувствуя подвох. И решил развлечь себя раскрытием тайны малоприметного скитальца. Проследил за ним в горах. Мальчишка, словно ему на потеху, самым нелепым образом попал под сель. Потом любовался бессознательным юнцом и его полностью открывшейся сутью. Тонкая бечевка на шее айну порвалась, защитный камень слетел с нее, утопая в грязи. Учиха не знал, какой голос внутри себя слушать. Оба требовали не то, что младший братик одобрил бы. Первой мыслью было затоптать оберег или бросить на дно самой глубокой пещеры. Но решил пока забрать себе, намереваясь вернуть, когда непростой бродяжка наскучит или разочарует, поддавшись его уговорам и обещаниям. По-другому и быть не могло. Но этого не случилось. А когда пришло время покидать обосновавшегося не только в его покоях, но и в сердце перевертыша, ревниво думал лишь о том, что, если вернуть амулет ему, он просто уйдет, куда вздумается. И искать будет бессмысленно. А под крышей изгоняющего безопасно и спокойно, даже натравленный паучихой демон не подберется. Есть ли разница между хорошими поступками и эгоистичными? И те, и другие заставляют сокрушаться от сделанного выбора. Оставь он его при себе, отпусти или спрятав, все одно – гибель. Не нужно было трогать тот кристалл. Темная его часть возымела над ним вверх. Он никогда ранее не встречал человека, способного на такую неподдельную искренность. Даже когда добытчик пытался врать или изворачиваться, он сам себя выдавал. И так сладостно было хоть мимолетом касаться настороженного торговца редкостями, чувствуя, как тот невольно отзывается, и невозможно отказаться, когда Менма сам решил стать его любовником. Внутренности стягивало жгутами от воспоминаний об их скоротечных ночах. Мадара напал стремительно. Меч в руках прорезал воздух, нисколько не замедляя хозяина. Лис без труда уходил от каждой атаки. Жидкий огонь ореолом объял его, подобно солнечному гало, обжигающими каплями падая на отчаянного воина, стоило тому лишь немного приблизиться. Когти разрывали плоть, а хитрые уловки лишали остатков уравновешенности. - Я выкручу каждый твой хвост, Курама, - уж имя этого древнего, пакостливого и жестокого аякаши он знал. - Ты сделаешь мне больно? – ломая голос, деланно удивился кьюби, хлопая принявшими желтый цвет глазами. «О, мерзость!» И вновь атака. Быстрая и непредсказуемая. Но и она осталась без результата. Учиха рычал и сжимал до скрежета зубы. Ведь это душа Менмы сделала зверя таким изворотливым. Он питался ею, высасывая все соки. Лис с легкостью отшвырнул от себя рослого и плечистого Мадару. Поднял его отлетевший в сторону меч и сломал, как трухлявую деревяшку, в презрительном жесте задрав подбородок. Он победил Кагую, дождавшись своего часа, получил заветный сосуд, и какой-то одержимый ему не помеха. Безоружный Мадара поднялся, взглядом останавливая метнувшегося к нему брата. Он мог продолжать сражаться. Для этого нужно лишь одолжить еще немного силы, но больше, чем он берет обычно. И постараться не замечать слишком уж довольного отклика создания, которому дозволили не просто коснуться живой души носителя, а впиться в нее. Хвостатый самоуверенно приблизился к не представляющему угрозы противнику. Его когти прорезали гранит – для них не преграда кожа на шее смертного. Он замахнулся и ударил, но все не закончилось его очередной победой. Изумленный лис слишком поздно попытался отшатнуться, Мадара, обретший нечеловеческую мощь, удержал его. Сияющий покров окутал мужчину, подобно вторым доспехам, шлем закрыл лицо маской скалящегося демона. Стальной хваткой пальцы сжались на горле кьюби, еще чуть крепче – и кости треснут, кадык сломается. Паразит будет развоплощен на время, пока жалостливая Создательница не вернет его обратно. В глазах почувствовавшего скорый конец Курамы явственно отразился ужас. Он царапался, врывался ногами в землю, вился на месте, и все напрасно. Это был страх кьюби, но Мадара увидел перед собой перепуганного и дрожащего Менму, как в ту ночь перед рассветом в Белом замке, когда он едва не зарезал того, кого сумел… полюбить. Он еще долго унимал в себе издевательский рокот демона, внушившего ему, что перед ним враг. Но теперь все было по-настоящему. Всего одна попытка успеть принять верное решение. Убить или попытаться что-то изменить для Менмы? Когти прорвали демоническую защиту, врываясь в предплечья. Нельзя больше медлить, нужно покончить с девятихвостым, иначе схватка продолжится. И неизвестно, на чьей стороне будет удача. Небесно-голубой сверкнул под темно-золотой радужкой. И Учиха вдруг осознал, что вся его жизнь носителя, наполненная сметанием чувств и страхами перед собственной необузданной силой, – ничто перед болью, испытываемой добытчиком, ставшим пропитанием для падальщика. И он всей душой потянулся к тому отголоску, что еще жил, желая защитить его, вырвать из пасти лиса. Не в его характере с чем-то просто смиряться. И если он хочет, чтобы несносный айну вновь появился рядом, то сделает это. Мадара не догадывался, что способен на подобное, но девятихвостый затих под тяжестью его взгляда, а через мгновение он один предстал перед огромной клеткой неизвестно где. Сыро, мрачно и темно, слышится звук капающей воды. Неожиданно в своем истинном обличье огромного лиса из тени появился Курама и кинулся на него. - Не мешай мне, - рявкнул лорд. Опасности в его тоне хватило бы, чтобы заточить лезвие. Немыслимым образом кьюби подчинился. По-собачьи осел на зад и опустил морду, рыча и прижимая мохнатые уши к голове, но оставаясь покорным зверем. Учиха огляделся и с осторожностью приблизился к прутьям, явно рассчитанным на кого-то внушительного. И увидел в полутьме за ними Менму. Без одежды, лежащего на боку и будто спящего, если не считать слишком частого дыхания. Из его спины торчало несколько тяжелых цепей, по крупным звеньям которых тягуче полз мерцающий свет. - Тебе не спасти его, - взревел, прижавшийся к полу лис. – Эта клеть нерушима! Учиха вцепился в прутья. Но даже с поддержкой демона не удалось сдвинуть их с места или погнуть. Попытался разорвать печать, но и она осталась не тронутой. Злость от собственной беспомощности затопила его. Нужно сокрушить тюрьму любой ценой! Он остервенело набросился на преграду между собой и желанным человеком, не намереваясь теперь сдаваться. Но чем больше он прикладывал усилий, тем более клетка казалась неприступнее. Буквально почуявший свое близкое освобождение, Кьюби издевался у него за спиной. - Ты слаб. Как все люди. Примирись, о, благородный лорд. На моей стороне вечность, а ты – лишь прах. Содрогаясь всем телом от изнеможения, Мадара упал на колени, обреченно роняя голову на руки. Лис медленно подползал к пленителю; душащий поводок на его воле, накинутый почти случайно, постепенно ослабевал. - Меня зовут Наруто… - тихий голос, не громче шуршания песка, поднятого ветром. Учиха сначала уловил вибрации приглушенного страдания, а лишь потом сам смысл слов. И заставил себя посмотреть на добытчика, на чьих губах оказалась слабая улыбка. - Мой долг жизни уплачен? Помнишь, в обмен на имя ты прощаешь его мне? Мужчина печально усмехнулся, встречаясь с тусклым взглядом за чуть приоткрытыми веками. - Наруто, - впервые он произнес его настоящее имя. И странное помешательство обуяло его. Все не может закончиться вот так и сейчас. – Я же говорил уже, ты никому и ничего не должен. - Я боялся, что выдумал тебя. Но ты пришел, значит, все было правдой. Стоило продать душу ради последней встречи с тобой. Теперь я счастлив. А ты уходи. Уже ничего не изменить. - Не прогоняй меня. Не будь так же жесток, как был я. Айну порывисто вздохнул, разговор давался ему тяжело, но он сумел сказать: - Ты не был жесток. Ты напомнил мне о том, кто я. И я не опускал головы. Правда, до самого конца. Мадара с ненавистью к самому себе подумал, что взрастил никому не нужную гордость, убившую молодого айну. - Наруто… прости. Когда-то ты сказал мне, что хочешь просто жить. Я не должен был упрекать тебя в этом желании. - Я ни о чем не жалею. Может, в следующей жизни я смогу просто жить. И вновь встретить тебя. Я бы хотел этого. Позади раздался короткий сдавленный скулеж. Что-то заставило лиса серьезно забеспокоиться и начать яростнее сопротивляться контролю над собой. Демон внутри Учихи поскребся о ребра, будто пытаясь сказать о чем-то. Единственно важном в данный момент. И джинчуурики понял, что нужно делать дальше, возможно, впервые прислушиваясь к нашептываниям аякаши в себе. - Это то, чего ты хочешь? Шерсть на холке девятихвостого встала дыбом, из его гортани вырывалось страшное гудение. - Ну же, Наруто! Это то, чего ты хочешь? Его молчание показалось самой страшной во вселенной вещью. Что, если больше не осталось крупинок сознания и надежда потеряна? - Да, хочу, - ответил добытчик, затихая. Плечи Мадары дернулись, он засмеялся, невесело и негромко. Но с каждым мгновением его смех становился все более ясным и торжествующим. Пока не превратился в раскаты, эхом отражающиеся от стен ментальной тюрьмы. Столько лет он отрицал это, но сейчас пришло время признать, что основательно и неразрывно сросся со злом внутри. Оно подсказывало ему с долей нисхождения к его смертной натуре, как вернуть того, кто стал им обоим слишком дорог. - Открой эту клетку, - резко перейдя на речь, приказал он скалящемуся кьюби. Конечно, Курама сопротивлялся. Его пришлось швырнуть к клетке. Мощь они, позволяла сделать это. - Немедленно сними оковы! - глаза полыхнули алым, в них завертелся жуткий узор – капля особого расположения их создательницы к демону раздора и ужаса. Среди аякаши много сильных и поистине темных тварей, но самой природой предусмотрено повиноваться воле только одного из них. Когтистая лапа обезумевшего от злости хвостатого легла на рисунок печати. Мадара посмотрел на пока еще запертого Наруто и сказал то, что сам до этого не понимал. От чего бежал, придумывая себе мнимые цели. И упорно следовал им, обременив себя ролью правителя. - Это последний день, когда кто-то решает за тебя. Обещаю. Когда ты проснешься – тебе не нужно будет притворяться. И может быть, однажды ты простишь меня за то, что я опять не смог отпустить тебя. Мадара открыл глаза в реальном мире, продолжая мысленно удерживать лиса. На его лице и руках – сажа, одежда порвана, на доспехе отколоты пластины, на предплечьях – страшные кровоточащие раны. Но он, не чувствуя боли, потянулся к юноше, лежащему рядом на покрытых снегом камнях. Еще не все, нужно скрепить сделку. Учиха наклонился над перевертышем и, нежно подхватив его под голову, коснулся приоткрытых губ. Последние любопытные аякаши разбежались. Лишь паучиха, не желая принимать такой исход, ощерилась напоследок: - Он не даст ему покоя. Ты все равно обрекаешь его на мучения. - Убирайся, Хитоми! - выкрикнул Изуна, закрывая собой брата и добытчика. – Тебе здесь больше нечем поживиться. *** Он был словно на дне океана, без возможности сделать хоть глоток воздуха, под давящей, непреодолимой толщей. Ни движений, ни изменений, даже огонек сознания почти растворился в окружающем мраке. Но что-то, прорезав непроглядную черноту, крюком подхватило его и потянуло с удивительной силой выше и выше, поднимая над неспокойной поверхностью багряных вод. Это был сон. Слишком яркий и шумный в сравнении с поглощающей тишиной и тьмой глубин, в которых Наруто томился. Свет ослеплял, а под ногами одна за другой пробегали крупные волны. От увиденного закружилась голова, и он едва не упал, но все то же нечто крепко обхватило его, не позволяя вновь утонуть. - Держись за меня и никогда не касайся этих вод. Пустота обрела облик Мадары, крепко прижимающего юношу к себе. Наруто обмяк в его объятиях. Он был растерян, измотан и невероятно рад. И, может быть, оттого не мог ни шевельнуться, ни выдавить из себя хоть пары слов, даже моргнуть было страшно. А если все хорошее исчезнет в это мгновение? - Ты правда здесь? – все же спросил он, не придавая значения тому, что не имеет представления, где это «здесь». - Да. И теперь так будет всегда. Я украл тебя у кьюби, - Учиха обнимал непутевого добытчика и гладил его по спине. - Не стоило этого делать, - прошептал Наруто, утыкаясь носом в грудь мужчины. – Все было по-честному. Демон выполнил свое обещание. В ответ раздался тяжелый вздох. - Ты невозможен. Ничего в сделках с демонами не может быть честного. - Да… А как же ты? Мне приказать тебе отменить сделку между нами? - позволяя себе пошутить. Учиха чуть отстранился. На его лице читалось неприкрытое беспокойство. Для него не было ничего смешного. И посмотрел на будто истончившегося Наруто прямо. - Я не изгнал кьюби. Он в тебе. Это его сущность, - обводя взглядом бескрайний багровый океан. – С этого дня ты не человек и не айну, чтобы приказывать демону внутри меня. Ты одержим, как я, - он замолчал, ожидая реакции на сказанное. Преодолевая невыносимую слабость в себе, добытчик улыбнулся: - Кажется, я и так уже был одержим, - и опустил глаза, потому что не привык говорить о таких вещах. Он все равно счастлив. Мадара пришел за ним и ради него. Не дал стать марионеткой. И почему-то было не страшно. Словно в нем ничего не изменилось, не считая появления вспененных волн, похожих на пасти, что всегда будут пытаться вцепиться в него. Молодой лорд лукаво улыбнулся, так, как раньше, говоря этим больше, чем словами. - Мы можем уйти, куда захотим, и прямо сейчас. Туда, где будем только вдвоем. - Только вдвоем… Разве есть такое место? *** На одном из перекрестков запутанных сумеречных троп вырос призрачный город Химэдзи. Как и многие до него, в одночасье разрушенные и покинутые, селения, он продолжил существовать в мире аякаши. Среди теней, окутанный неизменным красноватым маревом вечно заходящего солнца, Белый замок выделялся меловой чистотой и богатством, обширностью прилегающих улиц и высотой строений. Привлекая внимание множества ёкай, для которых пустующие дома и лавки могли стать завидным пристанищем, каких здесь еще не бывало. Однако пока никто не решился побеспокоить кровожадного демона, обосновавшегося за каменными стенами, чтобы получить его дозволение остаться. Но все потусторонние существа наделены невообразимым терпением, и они умеют ждать. Когда-нибудь высший аякаши обязательно пустит их, или тот, второй. *** Мадара провел по щеке тревожно спящего Наруто. И хотя худшее уже позади, его сердце не было спокойно. Каждый демон мучает своего носителя. Это неизбежно. И Учиха стоически нес свое бремя, но смотреть на чужие терзания оказалось страшнее. Печати на клетке не позволяли Кураме многого, но и у него осталась одна лазейка – нанесенные им самим раны на лице. Он заживлял их и вновь заставлял кожу расходиться. Раз за разом, таким образом, напоминая о себе, не имея иного способа оказывать физическое влияние на человека, в котором был заперт. Юноша застонал, когда на его щеках проявились алые полосы. Но не проснулся. Повторяющаяся пытка напоминала Мадаре, что он сам превратил Наруто в сосуд. Хотя ему удалось облегчить его страдания, приглушив волю лиса, но чувство вины за сделанный выбор уменьшить не вышло. Годы уйдут на то, чтобы притупить боль от срастания с демоном. Где-то снаружи стрекотали любопытные ёкай. В этом мире не было правителей, но у каждого нового места, появляющегося на перекрестках сумеречных троп, непременно находился хозяин, и он решал, чем станет город-призрак. Либо его пустынным логовом, либо шумной обителью для множества аякаши. Мадара все еще не отогнал нагрянувшую нечисть только потому, что для этого пришлось бы оставить бессознательного добытчика одного. Он редко ступал на эту сторону мирозданья, но кое-что знал о местных порядках. Толпа бродяг у стен не представляла проблемы: никто без разрешения не войдет в город. Отныне Белый замок полностью в его распоряжении. О возвращении к прежнему не было и речи. У клана есть достойный наследник. И род продолжит существовать без сомнительной силы одержимого. Враги повержены. Прямых потомков Кагуи нет, она сама, древняя демоница, встретила свой бесславный конец. А тот, кого он считал другом, погиб вместе со всей семьей и княжеством. Теперь ни братство с Хаширамой, ни отчаянное желание мести не держали его среди людей. Обычная человеческая жизнь не касалась его. Как если бы он все же умер в тот день, когда Ооцуцуки подослали наемников, чтобы убить Таджиму и его сыновей. Среди безвременья и пустоты бывший лорд с легкостью отрешился от прошлого. В этом месте дни не пролетали мимо, часы не утекали сквозь пальцы и никогда не сменялись сезоны; все замерло в умиротворенном преддверии осени. Здесь царствовали неизменность и презрение к самой сути смертности. Только скука и голод вынуждали ёкай выходить в подлунный мир. Конечно, бездеятельность не могла продолжаться без конца. Но пока волноваться о возможной хандре или голоде не стоило. Важнее всего было узнать: захочет ли поселиться среди теней его драгоценный гость? - Мадара? – Наруто удивленно распахнул глаза. Он смотрел перед собой, не веря в реальность происходящего. Губы Учихи тронула улыбка. Не хитрая и полная обещаний, а тонкая и добрая, предназначенная любимому. Успокаивающая. - Не бойся, ты в безопасности, - невольно проводя по шрамам на лице юноши. – Я обо всем тебе расскажу. Наруто поймал его руку своими и прижался к ней, жмурясь от удовольствия. - Настоящий. Живой. - Это ты о себе или обо мне? – он не насмехался, всего лишь хотел услышать голос айну, говорящего без гортанных ноток лиса, еще недавно владевшего этими устами. - Наверное, о нас обоих. Ничего странного, что я сомневаюсь, - добытчик усилием воли унял вереницу воспоминаний, норовившую свести его с ума, и немного развернулся, чтобы лучше видеть занимавшего все его мысли мужчину. Тонкое покрывало соскользнуло с торса. Мадара дотронулся до оголившегося невредимого бока. Забыть торчащий из живой плоти меч было невозможно. Наруто заметил, что обнажен, и фыркнул, будто не ожидал ничего другого. И касание совсем его не смущало. Ему нравилось. - Я снял с тебя ту ветошь, которая когда-то была одеждой. Ты же не против? – а вот и прежнее лукавство. - Сначала я должен убедиться, что мы оба точно настоящие. А потом решу, против я или нет, - подаваясь вперед, пробуя сесть. Не терпелось услышать дыхание и сердцебиение Мадары, впитать его тепло, аромат курительной смеси и леса. И пусть от его одежды в очередной раз избавились, назвав тряпками. Это уже не важно. Но неловкая попытка подняться была пресечена мягким давлением на грудь. В этот момент лицо добытчика отразило столь глубокое разочарование и обреченность, что Учихе пришлось пояснить: - Я не отталкиваю тебя. Ты еще слишком слаб, чтобы вставать, - и сам опустился рядом, укладываясь почти вплотную. Он мог бы просто наблюдать за блондинистым чудом, блаженно зарываясь пальцами в ворох светлых волос: тонкие, мягкие, они так легко путаются. Но плавно наклонился ниже, еще чуть ближе притягивая к себе задрожавшего Наруто, и замер, будто в нерешительности у самых губ, приоткрывшихся во вздохе. Больше никаких сделок, только желание ощутить любимого и дать ему узнать себя. Наконец-то запрет с самого естественного способа выражения своих чувств пал. Но, кажется, возможность испытать недоступную ранее ласку пугала обоих. Да, это будет их второй поцелуй, но осознанный, вновь скрепляющий оборвавшиеся узы. Как если бы сейчас они обязывались быть только вместе и навсегда. А для создания чего-то столь основательного нужно согласие каждого. - Мы ведь свободны, да? - шепотом спросил Наруто. - И нам не нужны ни клятвы, ни обещания? - он замолчал и как-то очень характерно для себя упрямо нахмурился Учиха молчаливо прикрыл веки в ответ на эти торопливо заданные вопросы. - Так давай и не будем ничего обещать. Я знаю, что сейчас мне хорошо с тобой. Мадара ласково протянул между пальцами прядки напряженного айну. - Здесь ничего не меняется, мой дорогой перевертыш. Тут каждый миг – сейчас. Для него невозможно было отказаться от Наруто, как и невыносимо оставаться сдержанным. Какие могут быть сомнения, когда держишь на руках солнце? Если уж оно доверено тебе, его нужно беречь. Их поцелуй был легким и улыбчивым, и в тоже время порывистым и жадным. Они отстранялись и вновь льнули друг к другу. Озорно прихватывали чужие губы зубами, проводили по ним языком. Наслаждаясь, не притворяясь и зажигаясь. В один момент тела обоих наполнились жаром предвкушения и страсти. Оголенность Наруто лишала даже намеков на невозмутимость. Он вздрагивал от скольжения прохладного шелка кимоно мужчины. Постанывал каждый раз, когда руки его искусителя меняли положение, вновь и вновь вызывая волну мурашек, и казалось, ладоням самое место именно на талии или чуть ниже бедренной косточки, и опять ошибался, понимания, что лучше бы им вообще не останавливаться. И рвал от нетерпения удлинившимися ногтями пояс, мешающий ему добраться до самого Мадары. И самое одурманивающее было в том, что желания обоих одержимых полностью совпадали. - Убедился, что я здесь, вместе с тобой? – Учиха чуть приподнялся. Его дыхание сбилось, глаза блестели. И не от счастья ли? - И да, и нет. - Наруто расслабленно откинулся на футон, только сейчас уделив внимание окружающему пространству. Они вновь были в тех же покоях, отданных молодому лорду в гостевой части замка Хаширамы. - Этого не может быть?! Я видел падение Белого замка глазами кьюби, - изумление юноши охладило его разгоряченный разум. А сказанное заставило поморщиться от воспоминаний о пережитом, о смертях и беспомощности. Но особенно ярко ощутился мерзкий вкус крови горячего сердца демоницы во рту, а в ушах раздался треск разгрызаемых тканей. Он весь сжался, потянулся за покрывалом и укрылся, продолжая леденеть с головы до ног. Мадаре не нужно было гадать, чтобы понять, что украло улыбку с лица его «солнца». И о том, кто, воспользовавшись моментом, послал яркие почти как настоящие видения. - Я же говорил, мне многое нужно тебе рассказать. Но позже, когда я буду уверен, что тебя не коснется ни одна разъедающая капля сущности девятихвостого. Когда ты сожалеешь или зол, он пользуется этими эмоциями, делая тебя слабым. Все уже в прошлом и ничего не изменить, не мучай себя этим, - ласково дотрагиваясь до лисенка. – Доверься мне. Здесь мы только вдвоем и нам ничего не угрожает. Когда он вытаскивал добытчика со дна «океана», то многое успел невольно подсмотреть или подслушать в его душе. Затаенные мысли о готовности соответствовать гордому, претенциозному правителю и об одобрении им смелых, непокорных поступков айну, все в нем будто стремилось ухватиться за образ молодого лорда. Там же были сокрыты самые крепко засевшие в уме страхи, связанные с непростой жизнью свободного. Бездонные воды хранили в себе и безжалостность убивающего Наруто, одержимого злом. Всеми этими слабостями Курама обязательно воспользуется. Втравит их в сознание и будет вертеть нужным ему образом, пока носитель не сдастся на его волю. Юноша сжал зубы, накрывая лицо руками. Шрамы неожиданно пропали, а через мгновение чистую кожу рассекли рваные полосы с запекшейся в них кровью. - Это он? Дает знать, что еще властен надо мной? - Этот демон всегда и любыми способами будет пытаться завладеть тобой и подавить. Но я не позволю ему этого. Юноша немного успокоился и с благодарностью посмотрел на мужчину. По сути, они едва знакомы, но между ними было безусловное доверие, которое возникает только тогда, когда двое несут одну ношу и осознают, что равны. И им не нужно гнаться друг за другом или заслуживать внимание. Наруто уже забирал чужую боль, радуясь тому, что может помочь, несмотря на последствия. Мадара делал для него то же самое и не намеревался отступать, как и он. В голубых глазах сверкнуло несгибаемое упрямство и решительность. У него есть все, чтобы побороть сущность демона. Бывший правитель, довольный новым взглядом торговца редкостями, дал ему возможность улечься у себя на руке. Внутренне ликуя от того, что получил в дар от добытчика нечто более ценное, чем все чудесные плоды и волшебные обереги. - Скажи только о том, что случилось с Итамой и ребенком госпожи Мито? Я должен знать. «Конечно, должен», - подумал Мадара, не собираясь скрывать эту правду. Такие новости скорее помогут оградиться от разрушительного влияния кьюби. - Шаман и ребенок живы. И вряд ли теперь мой брат отлучится из Убежища хоть на день. В этот момент что-то быстро зашуршало под полом и прорвалось сквозь щель серебристым туманом, прижимаясь к ошеломленному Наруто. Приставучий кроха о-бакэ все же нашел полюбившегося ему человека, который едва успел открыть рот, как рядом с ним из пепельной дымки появилась его точная и голая копия только с черными волосами и без «усиков». Оборотень сумел пролезть в Белый замок, потому что его хозяин был здесь. - Не уходи больше. И не оставляй меня с тем ужасным шаманом, - глухо потребовал ёкай, с опаской поглядывая на засмеявшегося в голос Мадару. Айну смутился не на шутку и сделал единственную, как ему показалось правильную вещь, – укрыл близнеца своим покрывалом. - Оставайся, но немедленно обернись собой. Ничего не понимающий двойник лишь теснее и доверчивее прижался к оригиналу. - Придется дать ему имя, чтобы он беспрекословно подчинялся тебе во всем, - тон коварно прищурившегося Учихи насторожил краснеющего Наруто. - И у меня есть одно подходящее на примете. - Ты не посмеешь, - предупреждающе прорычал юноша, догадываясь о возможном варианте. О-бакэ согласно замотал головой, чуть смелее смотря на мужчину. - Менма, - громко и торжественно. – Ну, как тебе, бесенок, ты согласен? Конечно, проныра был согласен. Добытчик предпочел пустить все на самотек. Не в его силах противостоять двум бакэмоно, вступившим против него в сговор. Ему было отрадно смотреть на окончательно развеселившегося Мадару, без фальши, такого, как он есть, смеющегося, словно в первый раз в жизни. И думать о том, что и самому предстоит открыть себя настоящего. Наруто больше не считал себя вором, обманщиком или лицемером. Но кто же он тогда? Хорошо, что теперь у него есть тот, кого он может спросить об этом. Кто не позволит его Живому огню потухнуть. *** Итама зажег ароматические палочки на семейном алтаре в память о братьях и всем погибшем клане. Опустился на колени и закрыл глаза. Дым медленно поднимался и замирал в стоячем теплом воздухе. В доме было довольно жарко, и Сенжу это утомляло. Его больше не пробирал холод, независимо от погоды. Время быть стражем на границе двух миров подходило к концу. Он чувствовал, как гаснет дар видящего с того самого дня, когда люди покинули разрушенный Химэдзи, а источник Золотого саке начал менять русло. Гора медленно засыпала. И он вместе с ней. Его волосы давно сравнялись по цвету, и теперь он выглядел, как седовласый старик. Слишком рано. Но если духи так решили, единственное, что он может сделать – принять их волю. Ресницы мужчины дрогнули, на лбу залегла скорбная морщинка. Он продолжил молитву, плотно сомкнув губы. Мелкие, любопытные ёкай притаились в трещинках и в дневных тенях, отбрасываемых предметами, привычно наблюдая за шаманом. Они не мешали ему вспоминать. Хотя могли помочь забыть, но избранник духов предпочитал мучить себя. - Молодой господин ждет вас, Итама-доно, - на пороге появился сгорбленный Роуши. Последние годы сильно подкосили его, согнув спину и забрав былую быстроту и ловкость. Но он все так же часто охотился и удачно ставил силки на дичь. Сенжу не шелохнулся, пока полностью не вернул себе самообладание, и лишь тогда открыл потускневшие глаза. - Я иду, - стирая испарину с висков. Итама был еще относительно молод, но бремя обязанностей посредника между людьми и аякаши все больше тяготило его, заставляя чувствовать себя старше своих лет. Он неспешно поднялся и двинулся к выходу. С улицы доносилась быстрая речь нескольких людей и фырканье топочущих коней. Как-то машинально он проверил целостность невидимых нитей, многие из них давно были оборваны, но изгоняющий привязал их не к людям, а к месту. Бережно коснулся последней живой родственной связи - паутинка дрожала от нетерпения. Выйдя из дома, шаман зажмурился от яркого слепящего света. А едва привыкнув к нему, чуть не был сбит с ног подлетевшим племянником. - Почаще выбирайся из этой норы на свет, дядя. Итама скривился. Племяш порой до боли напоминал своего деда Буцуму, любившего поддеть четвертого сына за тягу к уединенности. Но внешне они сильно отличались. Его внук унаследовал общие для Сенжу высокий рост, крепость тела и очерченные, словно углем, глаза, только вот их цвет напоминал клубящиеся серые дождевые тучи, а волосы были не темнее коры дерева, осветленные кровью матери, происходившей из свободных племен. - Не учи меня, - вяло отозвался наставник шестнадцатилетнего сорванца, и заглянул ему за спину, обмениваясь кивками с двумя мужчинами. Итачи и Саске забирали младшего Сенжу из глухого леса к себе. И этот бестолковый парнишка был безмерно рад оказаться в столице княжества Учиха. Его ждал большой шумный город, в котором бывал пару раз ребенком, и настоящая, полная впечатлений жизнь в нем. - Обещаю, я буду навещать вас. Может быть, не через год, но через два точно приеду. И можно, Ханаби все же останется здесь? Мне уже не нужна нянька. Юноша покосился на женщину, седлающую своего коня. Он любил ее, ведь она фактически растила его, став ему тетей, но ехать в сопровождении мамушки было как-то стыдно. Он не хотел выглядеть в глазах лорда Итачи и его брата ребенком. - Ханаби не твоя нянька, - возмутился шаман. Еще бы! Представительница клана наемных убийц – не сиделка для капризных мальцов. - Она служила еще твоей матери, имей уважение к ее клятве. - Хорошо, дядя, - оставалось только смириться. - Ягами, послушай меня. - Итама положил руки на плечи племянника. Как сказать, что в посреднике между людьми и аякаши больше нет нужды, и потому он умирает? – Не думай обо мне. Нечего тебе здесь делать. Прилежно учись и будь терпелив. Постарайся не ввязываться в неприятности и не подводить своих покровителей. Но главное, не забывай, что ты – Сенжу, и чей ты сын. Ягами притих, возможно, почувствовав что-то неладное в словах родственника. Но был слишком юн, чтобы придать этому значение. - Ханаби защитит тебя. Полагайся на нее во всем. Тебе понадобится верный человек, когда окажешься среди знати. И никогда не снимай это, - потребовал, касаясь прозрачного кристалла на груди юноши. - Да, я помню. Подарок духов, мощный оберег и все такое, - протянул парнишка, оглядываясь на своих спутников. Историю, рассказываемую ему с младенчества о покровительстве аякаши, передавших этот талисман, он еще не забыл. Ну что поделаешь с этой легкомысленностью? Итама, вновь посмотрел на Учих, надеясь на их легендарную верность «своим». Невольно вспомнились два других брата, так же чтившие дружбу и державшие данные ими слова. - Береги себя, Ягами. И пользуйся своей силой разумно. - Обещаю, - подросток порывисто обнял дядю и побежал седлать лошадь. Но здоровяк Хан перехватил пострела и, оторвав от земли, крепко прижал к себе. Рядом с ними хохотал Роуши, уперев руки в бока. Шаман обменялся взглядами с Ханаби, пока уже не такой рыжий айну по-отцовски трепал Ягами по волосам. Женщина кивнула: она сделает все, что потребуется для защиты сына госпожи Мито. - Какие будут указания? – спросил подошедший слуга, после того, как молодой господин и его спутники скрылись из вида. Его глаза слезились, но он был рад за мальца. - Никаких, Роуши. Больше никаких. Карлик поджал губы, его борода смешно зашевелилась, но он промолчал. Видящему лучше знать, когда приходит его час. И уже ничего не изменить, если он настает. - Вы были хорошим хозяином, - проговорил он от чистого сердца. – Пойдем, Хан, в доме не прибрано, молодой господин перевернул все верх дном! В его комнату заходить страшно. Гигант задержался, чтобы низко поклониться, и пошагал за сородичем. Еще долго избранник духов босыми ногами врывался в землю, улавливая отголоски всего, что происходило на его горе и вокруг нее: робкую поступь молодых оленей, шорох перекатывающихся камней на дальних склонах, хруст медленно растущих корней, и все удаляющийся топот копыт. Вечером он спустился к развалинам Химэдзи. Город не пугал его своей заброшенностью и тишиной. А чего ему бояться? Людей тут нет. Он единственный, кто решился быть здесь. Ёкай не причинят ему вреда, даже если случайно забредут. Потому что здесь покоится частичка древней демоницы – ее белоснежные, острые, как тысяча лезвий, рога. Их наличия было недостаточно, чтобы Кагуя возродилась, но аякаши обходили это место. Опасаясь ее возвращения и гнева, который она обрушит на все живое. Итама задумчиво покрутил деревянные шарики четок между пальцами и положил их на сколотый белый камень. Заклинания вспыхнули вязью на его поверхности вокруг рассыпающихся прахом бусинок, и исчезли. - Вернулся… В этот раз ты припозднился, - шаман хотел было обернуться, но его удержали на месте. Руки легли поперек груди и талии, а дыхание обожгло ложбинку у основания шеи. - Я слишком стар для этого. - Сенжу отшатнулся, поворачиваясь к неизменившемуся ни на день Изуне. - Ты шутишь? - Зачем ты пришел? Учиха склонил голову набок, придирчиво изучая изгоняющего. И в его глазах отразился ужас. - Я не отпущу тебя. Почему так рано? - Духи помогли мне, когда я был ребенком, чтобы я стал посредником. Теперь это пустынное место... Что тебя так пугает? Мы встретимся на сумеречных тропах. - Но ты не будешь жив! - Это главное условие пребывания в загробном мире, - съязвил Сенжу. Изуна подлетел к Итаме, хватая его за руку. - Я не могу позволить тебе умереть, ты же знаешь. Почти стемнело, и можно было ясно увидеть красные искорки в его глазах. Они оба чувствовали одинаковую тоску. Ее разрушительную, безумную силу в своем равнодушии ко всему, кроме единственного существа, расставание с которым само по себе подобно смерти. - Демон не должен выбраться. Пообещай, что справишься, ради меня. - Итама… - Изуна не смог изгнать из голоса дрожащие нотки негодования и злости. Он невесомо коснулся лица шамана, улыбнувшегося ему нормальной, полноценной улыбкой, но грустной. - Мой дар почти иссяк, как и время нахождения среди людей. Осенью я уйду к хозяину горы. Он спрячет мое тело и не даст ёкай съесть его. Встретимся среди теней? Учиха так ничего и не ответил. Он отступил на несколько шагов, не отрывая взгляда от отмеченного Богом Смерти, а потом развернулся и быстро скрылся во мгле, сбегая от губительной связи. Сенжу попытался натянуть нить между ними, но так и не смог ухватиться за нее. Она больше не подчинялась ему. И спрятал дрожащие пальцы в рукавах, хотя они были теплыми. Просто это стало неотъемлемой частью его характера. Пытаться согреться даже на летней жаре… Или ждать возвращения Изуны. В этот раз совершенно безнадежно. Он ушел из Убежища в середине осени, ночью, зная, что не спящие Роуши и Хан не станут отговаривать его. Они уже попрощались вечером и все сказали друг другу. По традиции, заведенной еще Менмой, вместе поев на веранде. Стареющие айну пообещали остаться в доме, чтобы продолжать заботиться о нем и приглядывать за местом захоронения рогов Кагуи. Им все равно было некуда идти, а здесь они были свободны. Принявший свою учесть, Итама ступал по влажной от росы холодной земле босиком, из одежды на нем лишь белое юката, траурно-тихо шелестящее при каждом шаге. Вокруг мелькали взволнованные крохи-ёкай. Будто фонарики, они верно освещали дорогу до берлоги хозяина горы, при появлении которого еще немного покружились вокруг человека и разлетелись в тревожном ожидании, таясь среди растений и камней. Медведь ждал его. Янтарные, прикрытые тяжелыми веками глаза поблескивали, внушая спокойствие и безразличие к собственной судьбе. Шаману не в первый раз предстояло заснуть в обители хранителя. И пробуждение в другом мире не пугало. Его угнетал молчаливый уход Изуны, болезненным отголоском обосновавшийся в районе солнечного сплетения, рядом с сожалением. «Я бы все отдал, лишь бы поцеловать тебя». - Не уходи, пока не примешь мой подарок! Полный оттенков и тонов голос. В одном вопросе клубок перепутанных эмоций. От волнения до требования, не терпящего отказа. - Изуна, это ты?! Не похожий на себя Учиха подошел ближе, держа на ладонях бархатистое сияние. - Не представляю, с помощью какой дьявольской силы добытчику удалось украсть целых два, но мне пришлось отдать свои волосы в обмен на один персик – первый в этом году. Итама с горечью подумал о некогда великолепных длинных волосах, собранных в небрежный хвост, о прядках, что падали на лицо и плечи. Теперь это были словно черные иглы, разной длины, торчащие в стороны, будто их обкусали. Какой-то ёкай вполне мог позариться на них. - Возьми, пожалуйста. Сенжу принял теплый мягкий плод, вдыхая его чудесный сладкий аромат. Поистине, один его запах будто возвращал молодость. - Это продлит твою жизнь. Захотелось избавиться от фрукта немедленно. - Забери его. Я все равно умру. Когда силы вновь начнут покидать меня, что ты отдашь в следующий раз? Свой глаз? А потом?.. Ты не сможешь долго продлевать мою жизнь. - Тогда продай мне свою душу! В обмен на неисчислимые годы. Странно, но Итама не удивился услышанному, скорее, надеялся на это. Но так страшно ответить хоть что-нибудь. Страшнее, чем изгонять темных духов, сражаться с воинами Ооцуцуки и заглядывать в Третий глаз демоницы. - Ты уйдешь из этого мира, как и желают духи, но живым. Я тебя не отпущу, так и знай. Ты мой. Шаман криво усмехнулся. Так от избалованного знатного мальчишки, не привыкшего терять свои игрушки, еще что-то осталось? Учиха судорожно выдохнул и, будто устыдившись самого себя, склонил голову. - Прости, я не должен был просить тебя об этом. Твоя душа – не вещь, которую можно продавать или одалживать… - Я боюсь, - перебил Итама, подступая ближе. Персик в ладонях удивительным образом согревал его. – Все меняется, Изуна. И мы тоже поменяемся. Однажды время сделает из нас заложников друг друга. - Тогда не решай ничего сейчас. Съешь этот персик и у меня будет несколько лет, чтобы убедить тебя. - Убедить в чем? Что мы не возненавидим друг друга? - В том, что ты хочешь жить. Сенжу сжал пальцы, прорвав ногтями тонкую кожицу фрукта. Мерцающий в темноте сок потек по ним. Избранник духов лишен эгоизма, иначе бы его не выбрали. - Моя душа будет принадлежать не тебе, а демону. А если он вырвется, я стану пропитанием для него! Изуна постарался не замечать огромного кома с шипами растущего внутри, чьи острия норовили проступить сквозь кожу. Им суждено было едва лишь узнать друг друга будучи детьми. А ему – умереть еще в юности, даже не вспомнив в свой последний час о двухцветном мальчишке. Следует быть благодарным за годы, что у них все же были. Учиха посмотрел на извечного изгоя. Дух едва держался в нем. Некогда единое полотно начало стремительно рваться на две части, осыпаясь волокнами поредевшей ауры. Нужно было отступиться. На сумеречных тропах они встретятся вновь – бестелесный призрак и полный страстей человек-демон. - Моему брату пришлось украсть добытчика у девятихвостого. А мне придется смириться с тем, что тебя заберет Темная сторона? Итама сильнее сжал пальцы. А Изуна продолжил: - Я не знаю, почему именно ты стал тем человеком, от которого я не могу отказаться. Но и заставить тебя остаться со мной тоже не могу. Позволь мне хотя бы проводить тебя. Сенжу чувствовал впитывающийся под кожу сок, и как в нем, будто разгоралась потухшая печь. Он шаман или заезжий шарлатан с улиц? Если демон однажды и вырвется, он не даст сожрать себя. Путь посредника между мирами полон лишений и самоотречения, так пусть это решение будет очередной жертвой. Есть бесконечно одинокая душа, которую спасти может только он. Никто не внушал ему безразличие к своей жизни, и он не принадлежит духам, наделившим его необычным даром видения. Его не ограничивали в выборе. Хозяин горы что-то одобрительно прогудел и, косолапо переставляя лапы, пошатываясь, ушел в лес. Мелкая нечисть стайкой юркнула за ним. Поляну быстро окутала тьма. Остался только один маленький источник света на ладонях. Итама, отбросив раздумья, поднес ко рту персик и надкусил его золотистый бок, глотая тающий на языке кусочек. - Я хочу жить, - проговорил и надкусил еще раз. – Я согласен уйти с тобой, - облизываясь и ошалело улыбаясь. Капельки блестели на губах. Он отдал всего себя и даже больше. Изуна подхватил его и повалил на траву, самозабвенно целуя, забывая дышать. А Сенжу вцепился в него до хруста костей и отвечал с не меньшим упоением и восторгом. Учиха тоже боялся. И того дня, когда демон сорвет печати с клетки. Но Итама был единственным, способным не допустить этого. Невидимые красные нити, будто огромный цветок, взвились вокруг них десятком огненных лепестков, а потом крепко затянулись, навсегда связывая двоих обреченных на жизнь. Душа одного заняла свое место рядом с другой. Невозможно представить, что их ожидало, да и какой смысл заглядывать в изменчивое и туманное будущее? Но определенно можно было сказать одно – скоро у Белого замка станет на два хозяина больше.